К концу ужина появился генерал Власик. Бесшумно, умело придвинул кресла к небольшому столику, на который водрузил несколько бутылок с разными марками коньяка и вина. Поставил пять рюмок — себя не забывши. Четыре объемистых и одну маленькую, для Иосифа Виссарионовича. Тот повторил привычную шутку:
— Каждый наливает себе сколько хочет, а мне, как всегда, полную.
Власик с ловкостью настоящего официанта наполнил его рюмку всклянь, не пролив ни капли. Так что дальнейший разговор велся на более высоком, можно сказать, градусе. После второй рюмки Сталин не очень охотно, словно бы преодолевая нежелание, произнес:
— Насчет въезда в Берлин… Медведь пока в берлоге, а наши маршалы уже делят его шкуру… Товарищ Жуков дважды напоминал мне, что в Московском сражении именно на нем лежала военная ответственность за оборону столицы. С намеком напоминал…
Вероятно, все присутствовавшие сразу поняли, куда клонит Сталин. На вражескую столицу были нацелены три наших фронта. 2-й Белорусский, которым командовал Жуков (он оставался при этом заместителем Верховного главнокомандующего), двигаясь на запад, выходил бы севернее Берлина. Прямо на фашистское логово должен был наступать самый крупный в то время по размаху и по силам 1-й Белорусский фронт Рокоссовского. Южнее — 1-й Украинский фронт Конева. Эти три группировки должны были сказать последнее слово в Великой войне, добить раненого зверя в главной гитлеровской цитадели, обретя соответствующую славу. Не было сомнений, что ведущую роль в Берлинской операции станет играть 1-й Белорусский фронт, занимавший выгодное положение для наступления и, повторяю, располагавший большими силами.
— А ведь Жуков де-де-действительно под Москвой отличился, — качнул головой Молотов. — Самым заметным был. Конечно, и Конев, и Рокоссовский тогда проявили себя, но они все же как пристяжные в упряжке. Жуков вел.
— И опять хочет быть коренником, — сказал Сталин. — Если по совести, у него на это первое право… Вы не согласны, Николай Алексеевич?
— Заслуги Георгия Константиновича несомненны. И коренник он, если использовать такую терминологию, наилучший. Но упряжка сложилась, и надо ли сейчас перед последним этапом пути, перепрягать лошадей? Рокоссовский превосходно провел операцию «Багратион», ближе всех подошел к Берлину. Рокоссовский продолжает успешно действовать на главном направлении. Как будет выглядеть его снятие? За что?
— Не снятие, а перемещение. Мы просто поменяем их местами, — уточнил Иосиф Виссарионович.
— Из коренника в пристяжные? Из центра на обочину? Как воспримет Рокоссовский? Хотя первое право брать германскую столицу, конечно, у Жукова. Но решать надо как можно быстрее, пока не разгорелась борьба честолюбий. Во всяком случае, до начала наступления, а то ведь каждый будет тянуть в свою сторону. Поссорим мы старых приятелей.
— Власик, ты?
— Щекотное дело, — рука тучного генерала потянулась к затылку. — Жуков потяжелей, повесомей.
— Товарищ Маленков?
— Под Москвой Рокоссовский армией командовал. Хорошо командовал. А Жуков всем Западным фронтом. Самым ответственным и самым большим. Ему бы и теперь…
— Понятно. Что скажешь, Вече?
— Дело де-де-действительно щекотливое, — поправил Власика педантичный Молотов. — Международный авторитет Жукова, безусловно, выше. А впереди встречи с союзниками. Коль скоро перестановка неизбежна, произвести ее желательно без промедления и не формально, а в самой мягкой форме.
— В какой?
— Позвони ему, поговори с ним. Он, наверно, еще не спит.
— Прямо сейчас? — с некоторым недоумением спросил Иосиф Виссарионович и, опустошив свою рюмочку, сам же ответил: А почему бы нет… Раз болит — надо лечить. Власик, пусть вызовут по ВЧ.
Вслед за Сталиным я перешел из столовой в кабинет. По памяти воспроизвожу состоявшийся разговор. Иосиф Виссарионович начал его не очень уверенно:
— Товарищ Рокоссовский, добрый вечер. Еще не спите? Чем занимаетесь?
— Ужинаем, товарищ Сталин, — чуть помедлив, ответил Константин Константинович.
— Ми-и тоже. Только что из-за стола… Товарищ Рокоссовский, есть новость для вас. Вы получаете новое назначение, будете командовать войсками Второго Белорусского фронта.
— Почему? — далекий собеседник был явно ошеломлен. — За что такая немилость?
— Это не немилость…
— С главного направления на второстепенный участок.
— Вы ошибаетесь, товарищ Рокоссовский. Тот участок, на который вас переводят, входит в общее западное направление, в берлинское направление, которое и является теперь главным. Успех решающей операции зависит от тесного и умелого взаимодействия Первого Украинского, Первого Белорусского и вашего Второго Белорусского фронта.
— Кому прикажете передать дела?
— Через два дня вас сменит товарищ Жуков. Как вы смотрите на такую кандидатуру?
Константин Константинович уже успел взять себя в руки, нашел достойные слова:
— Товарищ Жуков является заместителем Верховного главнокомандующего. Выбран самый способный.
— Мы довольны таким ответом, — Сталин еще испытывал некоторую неловкость и вроде бы даже оправдывался, подслащивая пилюлю. — Ставка возлагает на Второй Белорусский фронт очень ответственные задачи и большие надежды. Ваш фронт получит дополнительные силы и средства…
— Спасибо.
Сталин помолчал, негромко кашлянул несколько раз.
— Товарищ Рокоссовский, вы сознаете, что если не продвинется ваш фронт, если не продвинется Конев, то никуда не продвинется и Жуков? Только вместе.
— Сознаю, товарищ Сталин, и приложу все старания. Разговором Иосиф Виссарионович остался доволен, во всяком случае, вернувшись к накрытому столику, произнес удовлетворенно:
— Как Эльбрус с плеч свалил! — Пыхнул трубкой, укорил себя: — Мы все время его обижаем. Такой замечательный полководец — Багратион, — а мы обижаем!
Я не был согласен с таким сравнением. Рокоссовский, разумеется, значительно выше славного генерала Багратиона, отличившегося по сути лишь в Бородинском сражении, однако возражать не стал, памятуя, что о вкусах не спорят. Просто «намотал на ус», дабы при случае напомнить Сталину его слова. Но он и сам не забыл. Его уважение к Рокоссовскому, способному не только отстаивать свое мнение, но и подавлять собственное честолюбие ради общих интересов, еще более возросло. Вскоре Рокоссовскому будет доверена высочайшая честь командовать историческим Парадом Победы.
Эта глава не будет завершенной, если я умолчу еще об одном результате вечерней беседы — о самом неприятном. Молчаливый Маленков, буквально впитывавший все сказанное Сталиным, ловивший оттенки его настроения, сделал тогда свои выводы, никому другому не пришедшие в голову. Почуял едва заметно проявившееся у Иосифа Виссарионовича недовольство военными руководителями, их возросшей самостоятельностью, что умаляло вроде бы значимость Сталина как Верховного главнокомандующего, как творца всех наших успехов. Лишь какими-то нюансами прозвучало еще, пожалуй, и самим Сталиным не осмысленное чувство, похожее на ревность. А Маленков уловил, вник.
Своими соображениями, не ссылаясь прямиком на Иосифа Виссарионовича, Маленков осторожно, доверительно поделился с руководством особых органов, с Берией и Абакумовым. Многоопытный Лаврентий Павлович сразу смекнул, сколь каверзную задачу ему подбрасывают: маршалы и генералы теперь в большой силе, по крайней мере до завершения войны, лучше не связываться с ними. Да и сам Сталин не позволит сейчас принижать, дискредитировать военную верхушку. И вообще: маршалы и генералы не совсем по его части, есть же военная контрразведка Абакумова, это ее заботы.
Что оставалось делать Абакумову, получившему достаточно прозрачный намек не от кого-нибудь, а от авторитетного работника партийного аппарата?! Абакумов дал соответствующие указания наиболее надежным своим подчиненным. Были посеяны первые семена, из которых вскоре после Победы вырастет раскидистое древо так называемого «генеральского заговора», фигурантами которого станут семьдесят пять маршалов и генералов. В том числе Георгий Константинович Жуков.
10
Начать Висло-Одерскую операцию, то есть продвижение из Польши на Берлин, было намечено 20 января 1945 года. Впервые за всю войну мы имели достаточно времени для тщательной всесторонней подготовки наступления. По плану, без спешки, без суеты. Работа велась огромная. Три фронта, нацеленных на вражескую столицу, имели в своем составе 2 миллиона 200 тысяч солдат и офицеров, 33 тысячи орудий и минометов, более 7500 танков и самоходных артиллерийских установок (САУ). Всю эту огромную массу людей и различной техники надо было скрытно подтянуть к передовой линии, сосредоточить на плацдармах, на исходных рубежах, обеспечить всем необходимым, от боеприпасов, горюче-смазочных материалов до продовольствия и зимнего обмундирования.
