[2] Ср. Полибий 2.6; Ливий 42.48.
[3] Ср. Полибий 27.19 и 28.1. Царь Птолемей VI Филометор, который только что достиг совершеннолетия, и Антиох IV Епифан.
[4] Ср. Полибий 27.12. Котис, царь одрисов, был верным союзником Персея.
[5] Неизвестен, возможно во Фракии или Дардании.
[6] И Полибий 27.15: Настоящий текст, который несомненно обработан эксцептором говорит «сын». Упомянутый инцидент произошел в 198 г. до н.э.
[7] Эпироты во главе с умеренным Кефалом.
[8] А. Гостилий Манциний. Об этом инциденте см. Полибий 27.16.
[9] Л. Гортензий, римский претор, который участвовал в захвате Абдеры (так Niese, Gesch. Griech. u. mak. Staaten, 3,129, n7), позднее был осужден сенатом за свое поведения (Ливий 43.4).
[10] Macc 4.34–38 дает убийство первосвященника Ониаса как непосредственный повод для падения Андроника. О сыне Селевка см. Беван в Cambridge Ancient History, 8.497, 503–504 и 713–714, с оговорками на Амарда, Эгипта, 32 (1952), 93–94, на его статус царя.
[11] Или Генфий (Genthius). Полибий 28.8–9, дает переговоры чуть подробнее; продолжение см. Ливий 44.23 и везде.
[12] Об этой и следующей главе рассказ Полибия утрачен; ср. Ливий 44.2–6.
[13] Называется Никиас (Nicias) у Ливия 44.10, который дает последствия этого дела.
[14] Речь идет о стычке возле Антигонии, в которой македонцы были первыми победителями (Ливий 44.10).
[15] На Крите см. Полибий 28.14.
[16] В непосредственном контексте «судьбы» представляется более подходящим, чем стоящее здесь слово «зрелища» или «праздники», но текст может быть правильным.
[17] Из Полибия 28.21.
[18] Из Полибия 28.18.
[19] Антиох был дядей Птолемея. О его изъявлениях дружбы см. Св. Иероним в Dan. 11.21.
[20] Л. Эмилий Павел, консул. О contio см Ливий 44.34.
[21] Из Амфиполя, которого он достиг на третий день своего бегства после катастрофы при Пидне. Люди, которых он заманил, а потом обманул, как известно, были жадные критяне. О рассказе см. Плутарх, Эмилий 23.
[22] История рассказана в книге 17.54.
[23] Знаменитый Сципион Африканский Младший, о его юности см. ниже, книга 31.26–27, и Полибий 31.23–30. Об инциденте рассказанном здесь см. Ливий 44.44, и Плутарх, Эмилий 22.
[24] Остальная часть этого пункта взята почти дословно из Полибия 29.20; ср. Также Ливий 45.7–8.
[25] См. Вергилий Aen. 6,853: «parcere subiectis et debellare superbos.»
[26] Ср. Полибий 29.19, и Ливий 45.3. Римляне считали это поступившее в последнюю минуту предложение о посредничестве уловкой для спасения Персея. Главы 24, 23 неверно пронумерованы у Диндорфа (см. его Argumenta Librorum).
КНИГА 31.
Фрагменты. Главы 1-17b. 169-165 до н.э.: Рим объединяет под своей властью Малую Азию.
Переводчик: Agnostik.
1. (1) Антиох поначалу выглядел благородно, утверждая, что не думал вступать на престол Египта, проводя обширные военные приготовления, и что его единственный мотив, - помочь старшему Птолемею[1] в защите позиции, которая была его по праву наследования. Это не соответствовало истине; наоборот, он задумал, что разрешая спор между юношами и делая такой вклад доброй воли, он сможет завоевать Египет без боя. Но когда Фортуна подвергла его замыслы испытанию и лишила предлога, им выдвигаемого, обнаружилось, что он один из многих правителей, которые не считают дело чести важнее, чем выгоду.
2. (1) Так как римляне приблизились, Антиох, поздоровавшись с ними устно издали, протянул руку в приветствии. Попилий[2], однако, держа наготове документ, в котором был записан сенатский указ, протянул его и приказал Антиоху читать. Действуя таким образом, он имел цель, как считалось, избежать дружеского рукопожатия царя, пока не станет ясно из его решения, был ли он на самом деле друг или враг. Когда царь, прочитав документ, сказал, что он проконсультируется со своими друзьями по этим вопросам, Попилий, услышав это, действовал таким образом, что показалось крайне оскорбительным и высокомерным. Имея в руке наготове виноградную лозу, палкой он очертил линию вокруг Антиоха, и приказал ему дать свой ответ в этом кругу. (2) Царь, пораженный тем, что произошло, и также трепеща перед величием и могуществом Рима, оказался в безвыходном положении, и всестороннее обдумав дело сказал, что сделает все, что римляне предложили. Тогда Попилий и его коллеги приняли его руку и приветливо поздоровались. Смысл письма был в том, что он должен немедленно прервать войну против Птолемея. В соответствии с этими указаниями, царь отозвал свои войска из Египта, напуганный превосходящим могуществом Рима, тем более, что он только что получил известие о македонском крахе. Действительно, если бы он не знал о случившемся, по своей собственной воле он бы не прислушался к указу.
3. (1) Кроме того это очевидная истина, как заявляли некоторые мудрецы древности, что прощение предпочтительнее мести[3]. Все мы, на самом деле, одобряем тех, кто пользуется властью с умеренностью, и у нас вызывают отвращение люди, которые быстро наказывают тех, кто попал в их руки. Точно также мы видим, что прежняя аристократия имела наготове против сюрпризов Фортуны богатый запас доброжелательности, вложенный в сердца тех, кого они облагодетельствовали; наконец, всякий раз, когда ситуация была обратной, они не только получали подобное отмщение от тех, к кому они были жестоки, но находили также, что лишили себя обычного сочувствия падших. (2) В самом деле, будет ли справедливо, что человек, который отрицает всякое человеколюбие по отношению к другим, должен сам, когда, в свою очередь, оступится и падет, встретиться с уважением тех, кто имеет его в своей власти. Тем не менее, многие люди имеют наглость гордится суровостью, с которой они мстили своим врагам, хотя эта гордость едва ли обоснована. Ибо что блестящего и великого в нанесении непоправимого несчастья людям, чье падение повергло их в нашу власть? Что пользы нам от победы, если в процветании мы ведем себя с таким высокомерием, что перечеркиваем славу справедливости, которую мы имели раньше, показав себя недостойно нашего счастья? Несомненно, честь, достигнутая благородными деяниями, по праву считается высшей наградой людей, которые стремятся управлять событиями. (3) Если это так, удивительно, что в то время как почти все люди осознают истинность и полезность этого принципа, который они изначально провозглашали, они так не делают, когда дело доходит до испытаний, подтверждающих их собственное мнение. Правильный образ действия, я полагаю, для людей разумных, будет оставаться при своем убеждении, особенно в величайшие моменты триумфа, так как роли могут поменяться; даже если их отвага побеждает врагов, но из здравого смысла они будут предаваться сожалению по жертвам судьбы. Такие дела увеличивают влияние всякого человека, но особенно у представляющего империю. Ведь тогда каждый из тех, кто утратил силу, добровольно вступая в вассальную зависимость, выказывает рвение в службе, и во всех вопросах - верный сотрудник.
(4) Этот принцип римляне, несомненно, приняли всем сердцем. Они государствуются им в своих обсуждениях, и даруя льготы тем, кого они победили, они стремятся получить вечную благодарность получателей и заслуженную похвалу от остального человечества.
4. (1) Поскольку Фортуна сильно благоприятствовала в их пользу, римляне уделяли особое внимание вопросу, как действовать в связи со своими успехами. Многие думают, что правильно пользоваться победой легче, чем подчинить противника силой своего оружия. На самом деле это не так, ибо людей, которые храбры в бою, можно найти в больших количествах, чем людей, которые человеколюбивы во времена преуспевания.
5. (1) Как раз в это время посланники фракийцев[4] прибыли в Рим, чтобы снять с себя обвинения, выдвинутые против них, ибо считалось, что во время войны с Персеем их симпатии были на стороне царя и, что они были вероломны по отношению к своей дружбе с Римом. Не достигнув целей своего посольства, послы пали духом, и дали волю слезам, когда они подавали свои ходатайства. Представленный перед Сенатом Антонием, одним из трибунов, Филофрон сначала говорил от имени делегации, а затем Астимед. Очень долго они обращались к суду за милосердием и прощением, и, наконец, после того, как говорится, спели свою лебединую песнь, они наконец сумели вынудить ответ. Этим, воистину, они избавились от худших опасений, хотя их с горечью упрекали в предполагаемых преступлениях.
(3) Послы родосцев тогда прибыли в Рим, чтобы снять с себя обвинения, которые были выдвинуты против них. Ведь считалось, что во время войны с Персеем их симпатии были на стороне царя и, что они были вероломны в своей дружбе с Римом. Когда посланники почувствовали прохладу, с которой их приняли, они пали духом, и когда некий претор[5], созывая собрание, призывал народ к войне с Родосом, они боясь полного уничтожения своей родины, были настолько встревожены, что надели траур, и обращаясь к своим друзьям, говорили не так, как адвокаты или истцы, но умоляли их со слезами не принять мер, гибельных для Родоса. Когда они были представлены сенату одним из трибунов, тем самым, который согнал с трибуны претора, который призывал к войне... выступили с речами. Только после многочисленных просьб они получили ответ. Этим они были избавлены от страха полного разрушения, хотя они подвергались острым упрекам по поводу отдельных обвинений.
