Я вздохнул, вспомнив кровавую вмятину на лбу Гоши Черника. Ладно, не надо бы сейчас об этом. Рядом со справочником продавалась «Военно-медицинская энциклопедия». Я открыл раздел «Огнестрельные ранения» и тут же сразу захлопнул. Вот что надо продавать вместе с красавцем справочником! Нравятся тебе опасные игрушки – так на, погляди, ЧТО они могут сделать с тобой самим. Поучительное зрелище. Надолго отбивает охоту делать дырки в людях… Правда, добавил я мысленно, мастеров делать эти дырки никакими страшными картинками в энциклопедиях не вразумишь. Да и не те люди, чтобы вообще читать какие-либо книги.
Я поднялся из подвала на первый этаж и сразу потерялся в толпе, текущей по кольцевому ярусу. Здесь было гораздо суматошней, чем в подвале: торговали уже художественной литературой, хоть и не самой ходовой, на любителя. Наиболее оживленно торговля игла возле лестницы пятого сектора. Пачки переходили из рук в руки, как эстафетные палочки на соревнованиях по биатлону. Когда-то сдуру я чуть не стал биатлонистом, но вовремя спохватился. Ради удовольствия пострелять по шарикам из хорошей спортивной винтовки все равно не хотелось бы лишний раз вставать на лыжи…
– Что новенького? – поинтересовался я у высокого белобрысого продавца в очках, который, согнувшись в три погибели, колдовал над раскрытой пачкой.
– Шесть штук за один экземпляр, если в количестве – то четыре семьсот… – не отрываясь от своего дела, буркнул продавец.
– Книжка-то хорошая? – подозрительным тоном спросил я, глядя на переплет и никак не разбирая за мелькающими спинами покупателей-биатлонистов ни названия, ни имени автора. На обложке, по-моему, красовалась большая задница в шляпе.
– Супер, – все так же, не поднимая головы, сквозь зубы сообщил продавец. – Изюмов – это Изюмов. Море секса. И название клевое. «Дырочка для клизмы». Советую брать не меньше пачки. Разойдется…
– Чего для клизмы? – удивился я. Высокий продавец недовольно разогнулся, чтобы взглянуть на въедливого дурака-покупателя.
– Привет, Денис, – любезно произнес я. – Значит, советуешь брать? И не меньше пачки?
Белобрысого очкастого продавца звали Денисом Апариным. Год назад он работал у Лехи Быкова, но очень вовремя оттуда слинял. По моему, кстати, совету слинял. Теперь, когда Лехиной «Сюзанной» заинтересовались мои бывшие коллеги с Петровки, Апарин был рад-радешенек, что ускребся.
– Здрасьте, Яков Семеныч, – пробормотал он, тщетно стараясь скрыть неловкость. – Извините, сразу не признал. Закрутился, как не знаю кто. Они, суки, взяли моду по экземпляру в пачечку не докладывать. Я продаю в количестве, а потом приходят амбалы со мной разбираться. Большая мне радость!
– Сочувствую, – сказал я вежливо. – Так что, купить у тебя изюмовскую клизму? А, Дениска?
Очкастый Апарин напряженно заулыбался.
– Шутите, что ли, Яков Семеныч? – спросил он, отмахнувшись от очередного мелкого оптовика: дескать, погоди, не до тебя. – У меня еще крыша не поехала, чтобы всучивать своим знакомым этого пидора! Я после первого-то его романа, «Гей-славяне», две ночи нормально спать не мог: все мне снилось, что он ко мне подкрадывается сзади со своим болтом…
Произнеся эту тираду, Апарин деловито подхватил ближайшие четыре пачки и сунул в руки застоявшемуся оптовику. Мелкий оптовик крякнул под тяжестью полутора сотен задниц в шляпах и покорно затрусил к выходу.
– Ухожу я отсюда, – доверительно сообщил мне очкастый Денис, пользуясь минутной передышкой. – Последние дни, можно считать, дорабатываю.
– И куда же, позволь спросить? – осведомился я. – Неужто в магазин-салон «Евгений Онегин»? Апарин пренебрежительно сморщился.
– Сдались мне эти чистоплюи, Яков Семеныч! – проговорил он. – В партию я поступаю.
– Что ли в коммунистическую? – поразился я. Денис был парень с легким прибабахом, но ведь не до такой же степени…
Белобрысый Апарин поправил на носу очки и приосанился.
– Обижаете вы меня, Яков Семеныч, – скорбно произнес он. – Обижаете. За говно какое держите. Коммунисты пусть подотрутся… В «патриоты» я ухожу, – добавил он после двухсекундной паузы и тут же внимательно посмотрел, какое впечатление на меня произвели его последние слова.
Я с любопытством взглянул на новоявленного патриота.
– А что, теперь за это платят? – спросил я Дениса. – Или ты не к Карташову собрался?
– К нему, – с достоинством кивнул Апарин. – В «Русскую Национальную Лигу», в политсовет. Газету будем издавать, «Честь и Порядок». Папа-Саша мне сказал, что деньги на издание уже есть… «ИВА» дала аж триста лимонов. – При этих словах Апарин почему-то перешел на торжественный шепот.
Ух ты! – подумал я. Наш пострел везде поспел, ай да Виталий Авдеевич. Чернорубашечники-то вам зачем? С Честью и Порядком проблемы? Или просто денег некуда девать и покупается все до кучи? Но только куча уж больно неприятная, Виталий Авдеевич. Это ведь не ива над рекой под гитарный перезвон и не старушкам в массовке из-под полы купюры раздавать. Хотя, конечно, откуда-то «ИВА» берет же добровольцев – устраивать прокурорам несчастные случаи…
Очевидно, эти мысли каким-то образом отразились на моем лице, однако Денис Апарин все понял по-своему.
– Вы не подумайте, Яков Семеныч, я не из-за денег туда иду, – поспешно сказал он. – На одной изюмовской жопе, – Денис с досадой пнул пачку, – я куда больше могу заработать. Просто осточертел весь этот бардак! Киоски эти наглые на каждой улице, детки грязные милостыню просят. Куда не кинь – либо голубые, либо жирные ворюги, либо иностранцы. Опять же инородцы кругом, на шею сели, все эти Марковичи, Вольфовичи, Боруховичи…
– Семеновичи, – с готовностью продолжил я ряд. – Семеновичей забыл, Дениска. Нехорошо.
– Это вы напрасно, Яков Семеныч, – глухо сказал Апарин. – Я же в общем говорю, для примера… Вы же знаете, против вас я ничего не имею. Я за вас кому угодно башку проломлю, только скажите.
– И фюреру своему – тоже? – полюбопытствовал я. Апарин ничего не ответил. Он сосредоточенно взялся опять за пачку с Изюмовым.
– Ладно, – подвел я черту. – Спасибо хоть на этом…
Чтобы сегодня больше не встречаться с патриотическим Денисом, я не стал делать круг по этому ярусу, а сразу поднялся на второй этаж. Народу здесь было особенно густо, и метров двести по кольцу пришлось продираться, как в вагоне метро в часы пик. Затем коридор образовал широкую пойму, и я смог наконец отдышаться. На втором этаже царили детективы – самые разнообразные, толстые и тонкие, всех форм и расцветок.
Королем этажа было издательство «Унисол», наладившее бесперебойный выпуск сразу шести зарубежных детективных серий. Приди я сюда без серьезного дела, я бы не удержался и прикупил пару новинок – просто для коллекции. Сами по себе вещи, выпускаемые в «Коллекции» «Унисола», ничего особенного не представляли – но книгу было приятно взять в руки, перелистать, полюбоваться ей… Это подкупало всегда очень многих, иногда даже и меня. Умом я понимал, что в книге главное – содержание, однако на практике не всегда мог удержаться. Всякий раз я уговаривал себя, что, мол, вдруг ЭТА книжка окажется хорошей? И всякий раз, прочитав несколько страниц, ставил на полку для украшения интерьера.
– О-о, Яков Семенович! – шумно обрадовался старший из продавцов за большим прилавком «Унисола». Это был Саша Егорьев – юноша с конским хвостиком на голове и с титановым кубиком-кастетом, аккуратно пристегнутым к поясу. С виду кубик выглядел сувенирной безделицей, но я-то знал, что им можно причинить много неприятностей. Что поделаешь: запрет на огнестрельное оружие не снимал всех проблем, и иногда на этажах между продавцами и слишком бесцеремонными дилерами вспыхивали стычки – тихие (чтобы не вмешивалась охрана) и безжалостные. Правда, сегодня на этаже было спокойно. Пока.
– Привет, Санек, – негромко произнес я. – Чем порадуешь?
– Да ничем особенным, – развел руками Егорьев. – Вышел новый том «Коллекции», но, по-моему, полное барахло. – Он ткнул пальцем в целлофанированный переплет, па котором был изображен пистолет в луже крови, а надпись гласила «Эдгар Лоуренс. Грязные-грязные руки».
– О чекистах, что ли? – поинтересовался я. – Разоблачительный роман? Ну да, третий том трилогии.
Егорьев испуганно схватил книгу и бегло ее перелистал.
– Нигде не написано, что третий, – с облегчением проговорил он. – А то бы из меня душу вытрясли. Где, мол, первые два… Кстати, – с внезапным сомнением он взглянул на меня, – с чего это вы взяли, будто книга разоблачительная, да еще и про чекистов?
– По названию определил, – беззаботно сказал я. Грех было не разыграть серьезного Санька. – Выражение Дзержинского помнишь? Ну, так вот: твой Эдгар Лоуренс просто обязан опровергать это выражение, и не меньше, чем в трех томах. Первый должен называться «Горячая-горячая голова», а второй, соответственно, – «Холодное-холодное сердце». Понял?
