— Моей мамы давно нет с нами, у меня только отчим и сводные сёстры, но…
Замолкаю. Опять становится грустно. Не могу же я сказать правду, что ни к чему их втягивать в этот фиктивный цирк с конями. Оттого вру:
— Мы в плохих отношениях.
Белозерский-старший хмурится и гладит меня по руке. Аккуратно выводит из комнаты:
— Странно, не представляю, Анют, как с тобой можно быть в плохих отношениях.
Мне неприятно. Я бы хотела, чтобы на мою свадьбу пришли сёстры, отчим и даже Степанида Захаровна. И уж конечно, я и в страшном сне не могла представить, что буду обманывать сразу всех родственников своего жениха. Меня обуревает тяга излить душу. Чистосердечно признаться в том, что я подлая обманщица, но в этот момент я выхожу на лестницу. Замираю, обалдев от красоты украшений. Меня впечатляет количество белых роз, шёлковых лент и такого же цвета шаров.
Аккуратно ступаю вниз. На ступени брошена праздничная дорожка. Всё вокруг обсыпано лепестками. Ковровая полоса ведёт к выходу, во двор, и через распахнутые двери видная торжественная арка. Она так же белеет нежным кружевом бутонов.
И вот там, под цветочной дугой, в строгом чёрном костюме стоит красавец тритон.
Моё сердце сбивается с ритма. Ничего восхитительнее я ещё не видела. Он принц из сказки. И это ожившая мечта любой девушки. Его отец помогает мне спуститься, и всё то время, пока я иду бок о бок с отцом, Герман не спускает с меня глаз. Он ничего не говорит, только с восхищением следит за каждым моим шагом. И я ощущаю себя не фиктивной, а настоящей невестой. Эта свадьба в Малиновке могла бы считаться нелепостью, если бы я не испытывала так много реальных, живых чувств. И моё сердце не билось бы так сильно и с радостью. Мы несомненно договорились притворяться, но Герману так идёт его костюм, что я не замечаю ничего и никого. Честно, не вижу, где стоит его мать и под какой куст забилась Сабина. Мой фиктивный жених великолепен, и прямо сейчас я мечтаю стать его женой напрокат.
Тётка в синем костюме стоит за цветочной тумбой и читает праздничную речь. Не понимаю ни единого слова, щёки пылают оттого, что Герман её совсем не слушает, глазеет исключительно на меня.
— Да, — бросает вбок, когда она что-то у нас спрашивает.
— Да, — повторяю за ним, не дождавшись вопроса.
За моей спиной раздаётся дружный смех, я не понимаю, почему наши немногочисленные гости так дружно хохочут. И тритону всё равно. Он делает шаг ко мне и, запустив руку в мои идеально уложенные волосы, портит прическу, наклоняясь к губам. Я обвиваю его шею руками и целую в ответ. Крепко, жадно, почти кусая. Он впивается в мои губы, облизывает язык, трогает дёсны и зубы.
Однако, как бы ни было это чудесно, кажется, мы делаем что-то не то. Все вокруг открыто возмущаются:
— Эй рано! Ещё нет! Подождите! Рано целоваться!
— Объявляю вас мужем и женой! — вздыхает работник загса, очевидно пропустив половину своей речи.
А мы целуемся дальше. Стараемся изо всех сил, ради подержания легенды, возвращения Сабины и получения наследства.
Облизываемся долго и страстно.
И тормозим только тогда, когда батя тритона, похлопав Германа по плечу, просит нас вернуться на землю. Белозерский оставляет мой рот в покое. Мы оба выпрямляемся, и он, теперь уже мой законный муж, становится рядом. Переплетает пальцы наших рук, при этом свободной ладнью дерзко вытирает мою помаду со своего рта.
— Вы молодец, Герман Игоревич, — отдышавшись, подбадриваю его шёпотом, — теперь никто не заподозрит наш брак в фиктивности.
— Может, хватит выкать, Аня? Я вообще-то твой муж.
— Ужас.
Смотрим на гостей, искусственно улыбаемся, принимаем поздравления.
— Почему? — интересуется муж.
— Страшно звучит.
— Страшно — это когда к планете летит астероид, а Брюс Уиллис уже на пенсии.
— Да, это тоже ужасно, но гораздо страшнее то, что я теперь ваша официальная жена напрокат.
К нам подходят Дубовские. Ксюша целует в обе щеки. Мы благодарим за подарки и добрые слова.
И, пока не приблизилась его мать, Белозерский опять наклоняется к моему уху:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну всё, Нюрася, готовься, теперь я буду тобой командовать.
— Ага, сейчас же, вот только свадебные колокола отгремят, и я начну мыть вам ноги и пить из этого тазика водичку, как в старые добрые.
— Даже так?!
— Конечно же, не так. Вы сильно-то губу не раскатывайте, Герман Игоревич, сами знаете, с кем связались.
Глава 51
Я замужем. С ума сойти. Мы с мужем сидим во главе стола, гости по обе его стороны. Наш небольшой свадебный банкет накрыт с таким шиком, что я опасаюсь прикасаться к золотым вилкам и блестящим фарфоровым тарелкам. Мама и Сабина в чёрном, сидят с такими физиономиями, словно пришли на поминки.
— Кого хоронят твоя мама и Сабина?
— Не обращай внимания. — Прижимается ко мне Герман и как бы невзначай заглядывает в моё декольте. — Просто маме всегда очень нравилась Сабина, и она мечтала, чтобы та осталась в семье.
— Вы сейчас это серьёзно, Герман Игоревич? Сабина жена вашего брата. Она как бы и так в вашей семье. Или она должна была выйти и за вас, и за Гавриила? Милая шведская семья? Или это уже к Голландии ближе?
Тритон, улыбнувшись, пожимает плечами. И снова заглядывает в разрез моего платья. Развратник. Кладёт руку на мою талию, свободной берёт вилку.
— Вам так удобно есть?
— Очень, — подмигивает Герман.
— Слушайте, босс, вы уверены, что это сок у вас в бокале? Что-то вы какой-то шибко весёлый.
— Я женился на самой невыносимой женщине в нашей стране, почему бы мне не радоваться?
— Вот спасибо за комплимент.
— Но при этом очень красивой женщине.
Поджимаю губы, закатив глаза. Наш шепот привлекает мать тритона, она с грустным выражением лица косится в нашу сторону.
— Ну прям история Золушки. Анна, — громко, — вы большая молодец. Совсем недавно были его секретаршей и неожиданно стали женой.
— Благодарю.
— Но что за пожар, мальчик мой? — это уже сыну. — Зачем надо было так торопиться? Мне пришлось ехать сюда в старом платье. Хотелось бы сыграть нормальную свадьбу. Что мы покажем репортёрам? О чем сообщим в семейном…
— Некрологе? — прикалывается батя.
— Блоге, Игорь, официальном блоге Белозерских.
— Мама, мы ничего никому не будем сообщать.
— Тоже так думаю. — Разрезает зелёный листик мама. — Мы же не можем выйти к прессе с заявлением о том, что старший сын Белозерских женился на своей секретарше в кустах.
— Мама, прошу тебя.
— Что мама? Ну что мама? Помолвка была ярче, чем эта свадьба, — морщит нос.
Изначально мне казалось, что отрицательный персонаж во всём этом спектакле — его батя, ведь мама — благородная женщина! — вырастила чужих сыновей. Но пообщавшись с ней, я неожиданно сильно сочувствую Игорю Германовичу. Мама у Германа — это Сабина за пятьдесят. Именно поэтому она без ума от их с Гавриилом одной на двоих женщины, этого переходящего красного знамени, так её раз так. Потому что она сама такая же.
— Мама, это было наше с Аней решение.
— М-да, — тяжело вздохнув, — я думала, что это блеф. Ну знаешь, — шёпотом, — чтобы вернуть Сабину и получить наследство.
— Мама, перестаньте, — краснеет Сабина, смущаясь, но явно пребывая в восторге от происходящего. — Что вы такое говорите?
Лицемерка, сама небось в штаны наделала от радости.
— Все знают, что Герман всё ещё без ума от тебя, дорогая.
— Дорогая, — сердится отец, нарочно называя мать Германа так же, как она назвала Сабину, — ты бы следила за языком. Наш сын женился. Не неси чушь.
За столом возникает пауза. Даже добродушные Дубовские неловко опускают головы.
Мне ужасно и стыдно. Я знала, что так и будет, ведь это фиктивный брак. Но чтобы так! В лицо, на свадьбе, во всеуслышание — просто ужасно. Вжимаю голову в плечи. Сижу как облитая помоями. Будь я такой, как Сабина, смогла бы красиво выплыть из этой ситуации, но я действительно чужая на их празднике жизни. Я человек другого класса. И, очевидно, родственники Германа не совсем идиоты. Все прекрасно помнят, что не так уж и давно он не захотел жениться на Сабине, а тут прям в омут с головой с обычной секретаршей. Ясно же, что ради денег, и понятно, что назло жене брата. Зубы сводит от обиды. Тошнит. И всё, что было светлого и чистого в этом дне, неожиданно меркнет. Я туплю в одну точку и проклинаю своё белое платье. Не стоило его надевать. Это нелепость. Надо было найти настоящего мужа и пялить фату для него, по-честному, без всей этой лжи. Тут всё искусственное. Не моё. И выгляжу я как продажная девка, а не как счастливая невеста.
