Сердце — вещун! Двух недель не минуло, прискакал гонец от государя: измена! Боярин князь Иван Федорович Мстиславский умыслил зазвать царского конюшего Бориса Годунова к себе на пир и на том пиру с сообщниками, с князьями Воротынскими да с Головиными, предать злой смерти. Бог спас Бориса Федоровича! Умысел открылся, князь Мстиславский бежал, но схвачен, пострижен в монахи, отправлен в Кирилло-Белозерский монастырь, а его сообщники в дальние города, в тюрьмы.
— А Шуйских куда? — спросил себя Василий Иванович.
О Шуйских молчали. Был взят под стражу, посажен в яму князь Андрей Куракин, схватили князя Василия Юрьевича Голицына.
Наконец пришло известие: митрополит Дионисий мирил Бориса Федоровича Годунова с князем Андреем Ивановичем и с князем Иваном Петровичем Шуйскими. Слух добавлял к известию: выйдя из собора, Иван Петрович сказал ждавшим его купцам:
— Слава Богу, помирил нас владыко с конюшим.
Двое из купцов встали перед князем и ответили:
— Помирились вы нашими головами. Надолго ли? Вам, Шуйским, от Бориса пропасть, да и нам погибнуть.
Оба смельчака уже на следующий день исчезли неведомо куда.
Василий Иванович начал ждать Борисовой мести. Да Годунов был как змей умен. Первое место в Думе после отца занял Федор Иванович Мстиславский. Князя Андрея Шуйского увидели вторым воеводой большого царского полка, а первым — Василия Федоровича Скопина-Шуйского. Кравчий — Дмитрий Иванович Шуйский. Рында с большим саадаком — Иван Иванович Шуйский. Князь Иван Петрович Шуйский — воевода большого полка в Новгороде, второй после царевича Мустофалея Кайбуловича Городецкого.
Впрочем, поход на шведов был отменен. Посольские съезды сначала кончались ничем, но вот утонул грозный и неподатливый Понтус Делагарди. Плыл на очередные переговоры по Нарове, корабль напоролся на топляк и затонул вместе с генералом. Новые же послы договорились о перемирии на четыре года.
Годунов, полагаясь на мудрость дьяка Андрея Щелканова, государственные дела вел столь дерзко и столь ловко, что даже с Баторием сохранял мир. Послы короля требовали пятьдесят четыре тысячи червонцев за пленных, но им отвечали — царь Федор Иванович отпустил по домам девятьсот поляков без выкупа и условий. Где же, король Стефан, твоя добрая воля? Доброй воли у Батория не было, он желал войны, требовал за мир Псков и Новгород. Ему отвечали: Псков и Новгород города русские, а если король желает вечного мира, то пусть вернет Московскому царю Киев — стольный град великих князей Руси.
Баторий гневался, но денег на войну сейм не давал. У короля же открылась тяжелая болезнь, на ногах выступили язвы, и доктора не смели эти язвы врачевать, опасаясь ускорить несчастье.
Снова в Польше явилась мысль о соединении с Россией. Послы предлагали Боярской думе договор: умрет Стефан — королем Польши и России становится Федор Иоаннович, ибо уже всему миру известно, сколь мудрый правитель у царя. Если же первым умрет царь Федор, королем обоих государств становится Стефан Баторий.
Бояре подобные разговоры прекращали:
— Наш царь молодой, ему жить долго. И о короле так говорить не годится.
Стефан Баторий умер 12 декабря 1586 года, так и не воспламенив панов радных и шляхту на новую войну с русскими.
6
Дивные дела совершались в Москве! Сыновья крымского хана Магмет-Гирея, убитого братом Ислам-Гиреем, нашли спасение, мир и почет у московского царя. Сайдет и Мурат свергли своего кровавого дядю, но продержались на царстве только два месяца.
Годунов подвиг царя Федора быть к изгнанникам и ласковым и щедрым. Сайдету и его людям, бежавшим из Крыма, было позволено свободно кочевать в астраханской степи, а брат его Мурат предстал пред царские очи, дал клятву на верность московскому царю и за это получил деньги, царские одежды и город Астрахань. В Астрахани, правда, оставался воевода, но хану Мурату позволили именоваться титулом, который он сам для себя изобрел: каган четырех рек Волги, Дона, Яика и Терека.
Государь Федор Иоаннович ездил с царицею Ириной Федоровной по монастырям, молился денно и нощно, радовал себя колокольным звоном, а царства сами шли ему в руки. Умолила принять, спасти от туретчины, от истребления Грузия. Один за другим смирялись, признавая царскую власть сибирские ханы и тайоны.
В Англии, которую Годунов избрал для себя убежищем в случае народного бунта, хороший выученик Грозного — конюший — вошел в приятельство с самой королевой Елизаветой. Да еще в какое нежное! Королева именовала в письмах русскую царицу «кровной сестрой», а ее брата — «родным приятелем».
За королевскую любовь платить надо дорого, и Борис Федорович, получивший от Думы и царя право вести переписку с царственной особой от своего имени — такого на Руси не бывало! — даровал английским купцам беспошлинную торговлю. Казна лишилась двух тысяч фунтов стерлингов годового дохода, русское купечество несло большие убытки…
Вот тогда и встретились для тайной думы князь Андрей Иванович Шуйский, московский знаменитый гость Федор Нагай и еще пятеро из купеческого сословия.
Все понимали: свалить Годунова, родного брата царицы, невозможно. Но ведь сам Иван Васильевич Грозный собирался развести Федора с Ириной за ее бесплодие. Был слух о завещании, в котором Иван Васильевич приказывал сыну, коли через два года по воцарении супруга его Ирина плода не принесет, развестись без жалости и ради сохранения династии взять другую жену.
— Сила Самсона и сила Годунова — в длинных волосах, — сказал Нагай князю Андрею. — Далила отрезала семь кос, а нам нужно справиться только с двумя.
Вот с такими известиями прискакал в Смоленск к старшему Шуйскому Федор Старой. Андрей просил брата садиться на коня и поспешать в Москву, где собираются писать челобитие царю Федору Ивановичу о разводе с царицей, то челобитие поднесут великому государю всем народом.
— Дело сие совершается по благословению митрополита Дионисия, — сказал Федор Старой, видя, что князь колеблется.
— Я воевода и не могу оставить город, — возразил Василий Иванович.
Ответа посланцу не дал, но, проводив, тотчас собрался и поехал в Москву тайно. Останавливался не в городах — по деревням. Вязьму проехал… Стояла весна. Застигнутому дождем и тьмою, пришлось князю просить ночлега в погорелой деревеньке, где уцелел дом священника. Детей у батюшки было что таракашек. Ребятню положили на печи, хозяин с хозяйкой под печью. Устроились, но тут явился вдруг еще один проситель крова.
Батюшка вышел к стучальщику во гневе, а вернулся кроткий, со странником.
— Привел меня Господь к тебе, горемыке! — сказал странник князю, лежавшему на лавке. — Вставай!
— Кто ты?! — изумился Василий Иванович.
— Я-то? Иван Большой Колпак. — Человек стукнул рукой по железу.
— Как ты узнал, что я здесь? От кого?
— Мне знать ничего не надобно, — ответил знаменитый юродивый.
Василий Иванович поднялся, указал место возле себя:
— Садись!
— Пойдем к печи. У нас разговор долгий.
— Возле печи — теленок.
— Господь наш овечьими яслями не побрезговал.
— Будь по-твоему, — согласился князь.
Священник запалил лучину, вздул огонь в печи, положил несколько поленьев, поставил для гостей узкую лавчонку. Теленок завозился. Скребя копытцами, встал на ноги и долго смотрел на людей, разбудивших его от сладкой дремы.
Поленья разгорелись, Шуйский увидел, что Иван бос, до пояса обнажен, на голове у него высокая, острая железная шапка-колпак, на шее цепь, на груди пудовый замок.
Юродивый сел на лавку верхом, засмотрелся на огонь. Василий Иванович вдруг почувствовал, что ведь надо рассказать блаженному, зачем он едет в Москву, почему нельзя не ехать…
Но мысли перешли на Годунова.
Правитель и конюший за три года поставил город на Белом море — Архангельск, ради торговли, а на другом конце земли, смиряя турецкого султана, — Терский городок. На реке Яик — Уральск, многие города на Волге, в Сибири. Благодарить бы Бориса Федоровича, молиться на него! Погасил войну на Востоке, не позволяет разжечь на Западе. Приобрел для царя Грузинское царство, Сибирское. Того гляди, Таврида будет завоевана…
В Кремле поставлены величавые каменные палаты: Денежный двор, Посольский приказ, Поместный приказ, приказ Большого Прихода, Казанский дворец. Обнесена каменной стеной Астрахань! В Москве от Тверских ворот начата Белая стена, строятся дома Белого города…
Отчего же нет благодарности к Годунову? Отчего к нему все сословия имеют ненависть?
Ладно, бояре, ладно, купцы — у них свои счеты с Борисом Федоровичем. Но ведь и простой народ — ненавидит правителя. Правитель освободил ненавистников от налогов, защитил от разбоя, от опричинного, царского, монастырского…
