Уже в царствование Бориса Федоровича Годунова встречаем трогательную роспись воевод государева полка. Первый воевода князь Федор Иванович Мстиславский, второй — князь Василий Иванович Шуйский и далее — князь Дмитрий Иванович Шуйский, Степан Васильевич Годунов, Иван Васильевич Годунов, князь Александр да князь Иван Шуйские…
Другое удивительно! Когда князь Василий Иванович, переговоря с князем Мстиславским, собирался уж было сватов к нему посылать, вдруг примчались гонцы от конюшего: не сметь! По воле государя сестра Федора Ивановича Мстиславского посватана за князя Бориса Черкасского.
Пришлось смириться.
11
Бог смилостивился над царем Федором Ивановичем. Супруга его, царица Ирина, забеременела. Вся великая Русская земля молилась о счастье государя, и только один человек чернел день ото дня сердцем: Годунов.
Родилась девочка. Крестили ее 14 июня 1592 года, нарекли Феодосией.
На пиру Борис Годунов подошел к Василию Шуйскому. Слуга и конюший был похож на человека, взобравшегося на огромную гору. Расслабленный, пьяненький, ткнулся лбом в лоб князя и сказал ему тихонько:
— Знал бы ты, Василий, какая усталь давит мне голову. Лошади таких возов не тягают. Не завидуй. Сие занятие — царством править — для безумцев. Не завидуй, люби меня. Я всегда к тебе шел с открытой душой.
— Я люблю тебя, — ответил Василий. — Хочу, да не могу представить твоей тяжести. В воеводах что ни день, то новость, а тут — царство.
— Теперь я поправлюсь. — Борис улыбнулся, поглядел в глаза доверительно, поцеловал князя в губы.
Верно, поправился. Словно плечи у него раззуделись, творил дела великие, вечные.
Оберегая Москву от набегов хана, на татарских сакмах — степных путях — повелением царя, но мыслью Годунова начали строить засечную линию, города-крепости: Воронеж, Ливны, Кромы, Белгород, Оскол, Валуйку.
По молению царя Федора и царицы Ирины восстановили опустевший, вконец разграбленный татарами Курск.
Царевна Феодосия, прожив год, померла. Царь и царица были неутешны и узнали вдруг, что в малой часовенке при речке Тускаре сберегается образ Знамения Богоматери. Обретен сей образ в 1295 году, князь Рыльский взял икону к себе в город, да она исчезла и объявилась на прежнем месте.
Федор Иванович, чувствуя смертную немочь, приказал принести икону в Москву. Помолился, отбил несчетные поклоны, царица Ирина украсила чудотворную дорогим окладом и возвратила часовне, вокруг которой сначала построили монастырь, а вокруг монастыря возродили древний Курск.
Здоровье государя все ухудшалось, таял как свеча. И не черты блаженного, но черты мудрого, смиренного явственно проступали в его лице.
Взворохтался Слуга Борис Федорович, заквохтал наседкой, да не над царевым гнездом. Англичанин Горсей еще в первый год царствования Федора Иоанновича выкрал и вывез из Риги вдову принца Магнуса Марию Владимировну. Дочь князя Владимира Старицкого имела законные права на русский престол. Марии Владимировне обещали удел, но обманули, постригли в иноческий образ. Юную дочь ее тоже заперли в монастыре, уморили раньше матери.
Вспомнил Годунов и Семиона Бекбулатовича. Царь всея Русии, великий князь Тверской, воевода был отставлен от дел, от городов, жил в селе Кушалине. В день именин Семиона Бекбулатовича прислал Годунов подарочек — испанского коня. Выпил царь кубок за здравие Бориса Федоровича и ослеп.
Мать царевича Дмитрия Мария Нагая тоже ведь царица! Схватили, постригли, спрятали в дальнюю обитель.
То дела были тайные, тихие. Напоказ Годунов иное выставлял. Приехал в Смоленск, оглядел город и сам указал, где рвы копать, стены да башни ставить, и не по русскому обычаю — деревянные, по немецкому — каменные.
Европу Борис щедростью изумил и прилепил к себе. Проще говоря — купил. Помогая австрийскому императору против турок и Венгрии, прислал казну: сорок тысяч рублей, двадцать тысяч куниц, триста пятьдесят тысяч белок, три тысячи бобров и сто двадцать черных лис!
С падишахом Персии Аббасом Борис Федорович пришел в такую дружбу, что Аббас разрешил России взять у турок Дербент и Бакы. Всем был друг царев Слуга, себе — враг.
Светильник смиренного Федора Ивановича уже мигал последними всполохами.
Поручив державу любимой супруге, праведной Ирине Федоровне, позвал патриарха Иова ради последней исповеди. Святейший Иов помазал раба Божьего, приобщил Святых Тайн, и в час утра седьмого января 1598 года в попразднество Богоявления, в день Собора Предтечи и Крестителя Господня Иоанна тихий государь тихо заснул, и сон его был сладок и вечен.
Народ плакал. Сошли бы и ангелы на землю ради праведника. Так нет же! Не минула и сия блаженная смерть злых толков. Зашептались по углам:
— Царевну Феодосию — Годунов отравил, а ныне и государя… Сестру свою, вот попомните, тоже не пощадит.
Слухи попали в летописи. В одной из них читаем: «Княгиня Дмитриева Шуйского Екатерина дочь Малюты Скуратова бе сестра Борисовы жены Годунова, иже отравою окорми царя Федора».
А в другой рассказано, как Борис сам клал отраву в чашу. И царь с царицею видели зло, но не воспротивились, уповая на Божий суд. Федор Иванович чашу испил и умер через двенадцать дней.
Народ единодушно присягнул царице Ирине Федоровне, но, быв царицею девять дней, государыня отреклась от мира и, покинув Кремль, переехала в Новодевичий монастырь. Не стало царицы Ирины, а стала инокиня Александра.
12
Борис Годунов вступил на царство по молению и по нижайшей просьбе всего народа, всех русских земель, всех царств, соединившихся в единую Россию.
Венчался на царство без поспешности, через восемь месяцев по смерти царя Федора — первого сентября 1598 года. Венчание было особо величавое, ибо совершал его патриарх. Сверх прежних регалий царь получил яблоко-державу.
Милости Годунова были тоже удивительные. На год освободили весь народ от всех налогов и поборов, всех тюремных сидельцев отпустил, купцам даровал два года беспошлинной торговли, боярам пожаловал поместья, дворян наградил двойным жалованьем. Не забыл новый государь сирот и вдов. Всем были розданы деньги и корм.
Начиналось не царствие, а сказка.
Сказка Годунова вышла коротенькой. Конец же у нее — страшнее страшного.
Службы князей Шуйских государю Борису Федоровичу были усердные, но не очень знаменитые.
В походе на крымского хана, когда Борис, еще не венчавшись, выставил в Серпухове полумиллионное войско, князь Василий Иванович был воеводой полка правой руки, а его брат князь Дмитрий — воеводой передового.
На другой год в росписи государева полка названы бояре князь Александр да князь Иван Ивановичи Шуйские.
В 1601 году Александр умер, а Ивана в следующем, 1602 году, лишили боярского звания. Дворовый человек донес, будто князь Иван занимается ведовством и хранит наговоренные коренья. Истинная причина опалы иная. В доме Ивана Шуйского как свои люди принимались иноки Чудовского монастыря иеромонах Варлаам да крылошанин Мисаил Повадин. Вместе с иноком Григорием Отрепьевым Варлаам и Мисаил бежали в Литву. Смутные россказни о спасшемся от злодейской руки царевиче Дмитрии явили сначала тень, а тень обернулась плотью.
За доносы уже не пороли кнутом, не гнали на край света, награждали, как за геройство.
Все, кто мог угрожать в будущем наследнику престола, юному царевичу Федору, подверглись опале, пострижению в иночество или же тихо умерщвлялись.
Больше других пострадали Романовы, Черкасские, Шестуновы, Репнины, Карповы, Сицкие.
Богдана Бельского царь отправил строить засечный город Борисов. Город был построен замечательно, но за гордые слова: «Годунов-де царь в Москве, а он, Бельский, царь в Борисове» — оружейничего доставили в Кремль, и царский хирург Габриель совершил удивительную казнь: выщипал опальному бороду.
Страну потряс невероятный голод. Дело дошло до людоедства. Царь Борис спасал народ, как мог, но не оставил своего любимого дела. Возвел колокольню Ивана Велика, пристроил две огромные каменные палаты к Золотой и Грановитой.
И хлопотал, хлопотал над гнездом своим. Искал для царевны Ксении заморского принца.
А вот самому Василию Ивановичу царь Борис жениться воспретил. И князю Мстиславскому тоже, хотя оба не имели потомства.
А туча над царством все темнела, темнела, и 16 октября 1604 года блеснула молния: явился на границах Московского царства царевич Дмитрий с ополчением из вольных шляхтичей, казаков, русских перебежчиков.
Годунов послал в Брянск во главе большого полка боярина князя Дмитрия Ивановича Шуйского, в другие полки Ивана Ивановича Годунова да Михайлу Глебовича Салтыкова.
Простое дело — разбить шайку бездельников, но народ забыл все благодеяния Годунова, вспомнил его неправду.
