условное имя «цензор» нужно теперь рассматривать как весьма близкое к действительности – с таким знанием дела могли читать или в Главлите или в ОГПУ, больше негде 21.
Что же можно сказать о содержании и характере тех изменений, что рискнул внести Лосев в свою книгу? Многое позволяет прояснить непосредственный анализ рукописного (вернее, машинописного с рукописными фрагментами) оригинала «Диалектики мифа», возвращенного с Лубянки.
Устройство этого текста многослойно. Первый слой или слой «пра-текста» образует машинопись с первоначальной нумерацией страниц 1 – 152, которые составляют главы I – VIII и X – XIII (вспомним, что справка Соловьева указывала объем «подцензурной» книги в 153 страницы 22). То, что это – действительно исходный вариант книги, подтверждается и следующими соображениями. Из следственных материалов известно, что первую редакцию «Диалектики мифа» Лосев завершил еще в 1927 году, и это указание хорошо соответствует всем (пусть и немногочисленным, но именно всем) хронологическим отсылкам в выделенном машинописном массиве: именно на этих страницах мы встречаем пример о нехристианской привычке носить одежды «по последней моде 1925 – 1928 гг.» (п. 4 главы VIII) или пример прогноза, «каково небо будет 1 января 1928 г. в 12 час. ночи в Москве» 23 (п. 2 главы XI), или прямую фиксацию времени написания определенной части текста («Эти строки писались во время Крымского землетрясения летом 1927 г.»; отметим, что землетрясения в Крыму пришлись на 26 июня и 12 сентября 1927 года) в примечании в конце п. 6 главы XI. Итак, вполне выделяется как раз та версия «Диалектики мифа», которая изначально должна была официально «проходить инстанции». Чтобы судить о содержании и, в частности, о степени ее, этой версии, лояльности и нейтральности по отношению к официальной же идеологии, мы проверим, много ли данной части текста соответствует тех громких, ударных, погромных и т.п. цитат, что отобрали чуткие (согласно дефиниции о «нюхе») референты Кагановича для озвучивания с трибуны XVI съезда. Результат таков: из восьми пассажей «Организационного отчета» сюда входят как минимум пять, да и еще о двух, вполне «контрреволюционных» по содержанию пассажах с известной долей уверенности можно сказать то же самое 24. Сделанное (текстологическое по своей внешности) наблюдение дает очень важный вывод о содержательности поступка и о подлинных мотивах, которыми руководствовался автор «Диалектики мифа». Нет, он не подпихивал шпильки в подушку, не протаскивал «непроходные» строчки и страницы исподтишка – он выступал с открытым забралом, идя на бой. Он писал эту удивительную книгу, конечно, не в надежде на то, что «никто ее не будет читать» (вспомним абсурдное предположение Лебедева-Полянского), он надеялся и на прочтение и на понимание. Отсюда и характер написанного: все главное содержалось уже в «пра-тексте», а последующие вставки и дополнения лишь развивали мысли и доводили их до большего совершенства, лишь способствовали достижению единственной цели настоящего творца – самовыражению. О том и писал Лосев в одном из своих писем (из лагеря в лагерь):
«Я задыхался от невозможности выразиться и высказаться. Этим и объясняются контрабандные вставки в мои сочинения после цензуры, и в том числе (и в особенности) в „Диалектику мифа“. Я знал, что это опасно, но желание выразить себя, свою расцветающую индивидуальность для философа и писателя превозмогает всякие соображения об опасности» 25.
Второй слой в повествовательной ткани «Диалектики мифа» составил фрагмент неизвестного нам произведения – это машинописный блок с первоначальной нумерацией страниц 1 – 46. Первая часть этого блока 26 (страницы 1 – 37), трактующая о соотношении мифа и догмата, стала основой главы X книги, а вторая часть (страницы 38 – 46) с примерами синтеза антиномий в «абсолютной диалектике» образовала заключительную XIV главу. Так вперемешку первые два слоя текста образовали единую машинописную основу уже для третьего слоя – последующих рукописных исправлений и вставок, сделанных рукою Лосева.
Этот слой рукописного массива сконцентрирован в главах VII – XIV, он весьма значителен по объему (суммарно его можно оценить примерно в 450 строк) и содержит много важнейших добавлений. Здесь, прежде всего, много обращений к работам различных авторов. Перечислим только темы: Василий Розанов о «половых делах»; Леонид Андреев и св. Марк Подвижник о бесах; св. преподобный Иоанн Лествичник о странничестве; Николай Тарабукин о типах живописного пространства; стихотворение (и какое!) Зинаиды Гиппиус; определение чуда у епископа Феофана Кронштадтского; преподобный Венедикт Нурсийский о световом луче; дьявольщина в современной поэзии. Эта основная часть добавлений явственно свидетельствует как раз о том, что автор теперь озаботился укреплением аргументации своей теоретической части (того, что расположилось в первых двух слоях), для чего и были привлечены авторитеты из различных областей мифологии, как «абсолютной» – используем авторские термины из «Диалектики мифа», – так и «относительной» мифологии. Среди рукописных вставок имеется ряд небольших, но весьма колоритных выражений и формулировок (вполне подошли бы в коллекцию Соловьева – Кагановича) по общественно-политическим и вероисповедальным мотивам: толкования Апокалипсиса; телесность души; различения по национальному и половому признакам; подвижническая практика слез; примеры большевистских мифов; значение колокольного звона; историзм «Пролога»; специфика пролетарского искусства; либерально-буржуазная мифология атеизма. – Тут следует извиниться перед читателем и объяснить, для чего понадобилось прибегать к столь сухой номенклатуре. Мы специально достаточно подробно и тщательно перечислили основные темы, затронутые в машинописных и рукописных вставках, поскольку именно они выводят нас на некоторые возможности судить о содержании загадочного «Дополнения к „Диалектике мифа“».
Здесь необходимо отступление для некоторых разъяснений. Долгое время о существовании этого «Дополнения» было известно из одного-единственного и весьма неподходящего для философии источника – из публицистической статьи М. Горького «О борьбе с природой». Она была опубликована 12 декабря 1931 года одновременно в двух центральных газетах «Правда» и «Известия». Рассуждая о задаче покорения природы – актуальной задаче пролетариата, – классик социалистического реализма позволил себе небольшое отступление к некоторым реалиям «сего дня» и привел несколько выдержек из «рукописной копии нелегальной брошюры профессора философии Лосева». Эта «брошюра», заметим, называлась несколько странно: «Дополнение к диалектике мира» (мира, а не мифа). Впрочем, еще более странно или, может быть, символично или, точнее, мифологично само событие этой публикации. Получился некоторого рода исторический повтор: как Каганович с трибуны партийного съезда растиражировал выдержки из конфискованной «Диалектики мифа», так и Горький старательно довел до многомиллионной аудитории отдельные цитаты (или «цитаты») из «Дополнения» – из канувшего в Лету, казалось бы, документа эпохи «великого перелома». Оказалось, не канул. После изучения следственного «Дела» и некоторых недавних архивных находок вырисовывается следующая, довольно прихотливая картина 27. Первоначальный вариант
