будет предположение, что лапидарно и сдержанно речь идет здесь о «Диалектике мифа» и – это уже вдвойне важно для нас – о явно нестандартном знакомстве с нею по гранкам или, вероятнее, методом выноса бумаг из типографии россыпью, до выхода издания в свет. Да, эта книга находила своих читателей самыми разнообразными и невероятными способами, так почему бы не отыскаться еще и такому, тоже вполне легендарному.
2.5. Домик у горы Дивьей
«Этот разговор проходил 1-го мая 1933 г. на Беломорстрое. Уже высилась красавица Маткожненская плотина, издали привлекая взор своим кокетливым, матово-зеленым ажуром. Уже приходил к концу восьмикилометровый 165-й канал, на котором круглые сутки стоял гул от подрывных работ, похожий на войну 1914 – 1915 гг. на западном фронте, и из которого из одного было извлечено больше миллиона кубометров самых разнообразных пород. Велось последнее наступление для открытия Беломорско-Балтийского Канала летом этого года и для сдачи его тут же в эксплуатацию.
Мы отменили свои выходные дни с тем, чтобы компенсировать их впоследствии. И 1-е мая было нашим первым праздничным днем после двух месяцев работы».
Так буднично и с точным знанием дела, изобличающим в авторе заправского строителя гидротехнических сооружений, а вернее сказать, каналоармейца со стажем, начинается одна из повестей А.Ф. Лосева под названием «Из разговоров на Беломорстрое» 1. Герои повести, в недавнем прошлом всяческие анархисты или вредители, а теперь, после сталинской перековки, просто ударники Беломорстроя решили с умом использовать редкостный случай относительно длительной передышки и горячо откликнулись на призыв своего коллеги, от лица которого ведется повествование, – «собираемся у меня в Арнольдовском поселке». И собрались, чтобы вести философскую дискуссию о непростой связи технических усовершенствований и прогресса цивилизации (тема, что и говорить, вполне естественная в кругу образованных ИТРов), но также о проблемах выбора и ответственности, о судьбе и случае, о теории и практике, о художественном и целесообразном, о мере (эстетической) и порке (разумеется, кнутом)… Можно было бы еще перечислять много важных категорий, а можно выразиться и в двух словах – рассуждали они о смысле жизни. Признаться, жутковато следить за прихотливыми извивами этой ученой и временами весьма горячей дискуссии, случившейся вдали от университетских кафедр на фоне не слишком изысканных лагерных декораций. В этих хорошо им изученных декорациях реально пребывал и сам автор повести.
Да, в жизни Лосева было много трудностей и гонений. И географическая точка Арнольдовского поселка, что возник когда-то в границах Медвежьей горы, станции на Мурманской железной дороге и одновременно административного центра строительства Беломорканала, – она стала и важной вехой в жизни и творчестве мыслителя. Сюда его вел длинный путь. Уже увидели свет восемь знаменитых трактатов (1927 – 1930 гг.), о которых сейчас знает, кажется, едва ли не всякий образованный человек в России. Уже отгрохотала газетная травля ученого за идеализм и с трибуны партийного съезда донесся окрик – не пора ли надеть на этого Лосева узду пролетарской диктатуры. Уже был арест (апрель 1930 года) и полтора томительных года во внутренней тюрьме Лубянки. Уже прошел по делу некой организации «Истинно-православная церковь», уже получил 10 лет концлагеря (а жене, Валентине Михайловне, дали 5), потом были Бутырка, этап в Кемь, Свирьлаг; вдруг неожиданное послабление с разрешением съехаться с женой в Белбалтлаге и даже временно проживать на частной квартире – как раз в Арнольдовском поселке… В это время и пишется повесть «Из разговоров на Беломорстрое» 2, где упомянут этот самый поселок. По документам богатейшего архива Лосева недавно удалось установить, что последний лагерный (или, вернее, окололагерный) адрес философа и его верной спутницы был таков: улица Фрунзе, дом 10, квартирная хозяйка Е. Антонова.
А что если проверить, не уцелел ли этот дом в Арнольдовском поселке?
И вот в конце июля 1999 года мы 3 оказались в Медвежьегорске. Теперь это районный центр, входящий в состав Республики Карелии, небольшой городок на северном берегу Онежского озера. В тридцатые годы по степени, так сказать, столичности сей град соперничал с самим Петрозаводском. Еще бы – столько народа, вольного и подневольного, было сконцентрировано здесь по воле партии на великой стройке, порученной ОГПУ – НКВД. Первые шлюзы Беломорканала расположены в двух десятках километров отсюда, в Повенце (Повенец – свету конец, любят здесь приговаривать), а на полпути между ними и Медвежьегорском среди глухого сосняка расположилось урочище Сандормох. Осенью 1937 года по решению Особой Тройки в нем тайно расстреляно более тысячи наших соотечественников, привезенных с Соловков. Года два назад открыт мемориал. Такие тут места.
Прямо от симпатичного деревянного здания вокзала (возведено еще до войны, уцелело каким-то чудом) в сторону озера уходит широкая улица Кирова, она пересекает улицу Дзержинского, центральную в городе. Что ж, хороший симптом: глобальное поветрие переименований не колыхнуло здешних уличных табличек, глядишь и улица Фрунзе отыщется без особого труда.
Вот и городской музей, где нас уже ждут. Директор музея С.И. Колтырин и большой знаток медвежьегорских реалий, он же сотрудник музея Е.О. Тумаш гостеприимно показали, чем богата их коллекция. Право, здесь есть что посмотреть, но о том надобна отдельная повесть. В лагерном разделе музея нашлось место и для упоминания о нашем герое: небольшой стенд с фотопортретом (правда, знаменитая черная шапочка после усилий ретушера обратилась в нечто фантастическое) и с броским, даже не без гордости, заголовком «И великий Лосев был у нас» (воспроизводится примерно, по памяти). Скромный эвфемизм был читается, конечно, как общепонятное сидел. Договорились о дальнейшем сотрудничестве, в том числе о расширении лосевской экспозиции по нашим материалам – книги, фотографии, копии документов скоро, надеемся, придут сюда из запасников Культурно-просветительского общества «Лосевские беседы».
Что касается Медвежьей горы, то здесь приходится констатировать некоторое неудобство. Дело в том, что о самом-то названии есть соответствующая, вполне развернутая этимологическая легенда, да еще и в трех вариантах. А вот таковую гору старожилы указать затрудняются. Та красивая сопка (она нам сразу приглянулась), что высится над Мурманской железной дорогой и которую так хорошо обозревать с привокзальной площади, носит название Лысой. А если смотреть через «железку» по направлению из центральной части города в сторону поселка сплошь из деревянных домов (он, кстати, и назывался когда-то Арнольдовским поселком, по фамилии инженера Арнольдова, его строителя; теперь это название мало кто из жителей помнит), то перед нами предстанет изящный силуэт Дивьей горы. В каком из этих возвышений больше медвежье-горности, предлагается рассудить самостоятельно… Наш путь лежал туда, в сторону
