свою гостиницу. Оттуда он позвонил в посольство Маньчжурии и спросил, может ли он прийти туда. «Лучше будет, если вы со своим другом выйдете на прогулку, — сказали ему. — Встреча состоится послезавтра в Тиргартене. Он сможет поговорить с Николь на скамейке».
На следующее утро Неб… пошел к К. домой, очевидно с целью сообщить ему о встрече. К. по-прежнему не выходил из квартиры и не принимал никаких посетителей. Он сидел в своей норе, как крот.
В тот вечер в гостиницу к Неб… пришла хорошо одетая женщина. На следующее утро у меня был уже о ней отчет: она была поваром в посольстве Маньчжурии, подданная Польши, но с маньчжурским паспортом. Мы получили эту информацию от помощника сторожа посольства — берлинского парня, которого мои агенты использовали в качестве информатора. Он сказал нам, что в посольстве Маньчжурии работают шесть поляков и у всех у них маньчжурские паспорта. В нашем министерстве иностранных дел и Зарубежной службе полиции мы выяснили, что трое из этих поляков имели право на дипломатические привилегии. Мы ничего не смогли найти о ком-либо по имени Николь, которое, без сомнения, было псевдонимом.
Теперь я должен был принять решение, производить ли арест сейчас или продолжать наблюдение. Это был чрезвычайно деликатный вопрос. Арест, разумеется, нужно было бы осуществлять во время встречи в Тиргартене. Но кто придет на встречу к Неб… и К.? Поляк с маньчжурским паспортом — даже если один из троих, обладающих дипломатической неприкосновенностью? Или, возможно, настоящий маньчжурец? Или японец?
Я не мог получить из Варшавы никакой дополнительной информации. Имена Неб… и К. были совершенно там неизвестны, и невозможно было установить какие-либо связи.
Одно казалось несомненным: разведка движения польского Сопротивления сотрудничала с посольством Маньчжурии, что было все равно что с посольством Японии. Другими словами, они явно работали вместе с японской разведкой.
Большую часть вечера я пытался прийти к какому-то решению. Наконец, я пришел к следующему заключению: Y-3 донес о поездке некоего курьера. Мы напали на след двух подозрительных людей, хотя, кто из них курьер, оставалось еще выяснить. Но Y-3 упомянул лишь одного человека, а наше наблюдение показало, что Неб… все это время играл второстепенную роль. Таким образом, не вызывало сомнений то, что курьером был К. Курьер мог передавать информацию либо устно, либо письменно. Если К. должен передать на встрече в Тиргартене письменные материалы, тогда арест следует производить в момент их передачи, чтобы заполучить их в свои руки. Личный досмотр человека, обладающего дипломатической неприкосновенностью, будет трудным делом. Если же он будет передавать информацию устно, то наши агенты должны постараться ее максимально подслушать.
В тот же вечер я связался с департаментом парков города Берлина и смотрителем Тиргартена. На следующее утро мои агенты уже работали в Тиргартене, одетые в рабочую одежду и снабженные соответствующими садовыми инструментами. Маскировка была хорошо выбрана: никто не обращал на них ни малейшего внимания. Они получили указания арестовать всех действующих лиц встречи в момент передачи любых письменных документов. Если же информация будет передаваться устно, то они должны подслушать столько, сколько будет возможно. Они должны сами решать, производить ли арест или нет, на основе того, что они услышат.
Точно в десять часов К. приехал на такси. Пока он платил за проезд, он окинул местность быстрым взглядом и прогулочным шагом направился по одной из аллей парка; пройдя около ста ярдов, он вернулся. После того как он проделал это во второй раз, к нему присоединился другой мужчина, и после короткого приветствия К. вынул из кармана брюк небольшой сверток, обернутый в белую бумагу, и отдал его этому человеку. Через мгновение оба они были арестованы моими агентами. Через двадцать минут был арестован и Неб…, а через два часа — повариха посольства Маньчжурии. К семи часам вечера того же дня мы арестовали всех поляков, работавших в посольстве Маньчжурии. Я решил не обращать внимания на их дипломатические права. Позже мы всегда сможем объяснить, что была допущена ошибка. Однако я немедленно проинформировал заместителя министра иностранных дел Лютера.
Мы решили, что центр шпионской сети должен находиться в Варшаве. Берлин был лишь местом встреч. В ходе последовавших допросов нашей задачей было выяснить как можно больше об организации в Варшаве.
Мы были совершенно правы, предполагая, что Неб… — второстепенный персонаж. На допросе было нетрудно сломать его. Однако его показания были не очень информативными, так как он многого не знал. Его главной функцией было выступать в роли курьера между одним из главных агентов польского движения Сопротивления в Варшаве и украинской группой (он говорил по-русски лучше, чем по-польски), которая, как считалось, симпатизировала нам. Это была так называемая группа Мельника.
Однако К. был человеком совершенно другого типа. Будучи стопроцентным поляком, он хранил невозмутимое славянское спокойствие, которое ничто не могло поколебать. Он был фанатичным националистом, и мои следователи ничего не смогли с ним поделать.
Информация, содержавшаяся в пакете, была поразительной: в нем лежала средних размеров почти новая щетка для одежды с серебряной задней частью и неоткрытый тюбик с зубной пастой. Однако задняя часть щетки была съемной, и в ней, скрытый в полости, мы нашли маленький алюминиевый цилиндрик, содержавший ленты микропленки. Мы с величайшей осторожностью открыли и тюбик с зубной пастой и обнаружили, что в нем также находится алюминиевый цилиндрик с микропленкой.
В общей сложности там находились десять микропленок, на которых — при увеличении — были три полные папки с информацией. В первой была информация об общей политической ситуации в Польше на оккупированных как нами, так и русскими территориях, которые, кстати, оказались гораздо хуже, чем мы. Донесение было написано частично на французском языке и частично на английском, но большая его часть была написана на польском, и эта часть, в которой содержался анализ психологических и практических ошибок обеих оккупационных властей, была чрезвычайно хорошо написана, и содержание было отлично разложено по полочкам. Мнение было вполне объективное, а не узконационалистическое. Такой отчет мог быть написан лишь благодаря хорошо организованной информационной службе и демонстрировал рамки подрывной деятельности польского движения Сопротивления, а также талант заговорщиков среди поляков.
Далее в отчете были изложены методы работы польского Сопротивления и его дальнейшие планы. Это было написано явно с целью обеспечения себя финансовой помощью со стороны разведок других стран. Судя по обстоятельствам, при которых эти материалы попали в наши руки, было ясно, что японцы использовали эту организацию и ее широкую информационную сеть.
Вторая часть донесения усиливала впечатление, полученное от первой части. В
