пути. Одновременно были введены строгий контроль на границах и проверки всех видов транспорта и гостиниц по всей Германии.
Помимо этих мер защиты, мы установили негласное наблюдение за всем окружением Молотова. Возможно, это был не первый случай, когда русские использовали официальный повод для приезда в страну представителей своей разведки. Наша задача оказалась трудной. С Деканозовым приехали его собственные агенты секретной службы для его личной защиты, и в его окружении были по крайней мере три человека, личности которых мы вообще не могли установить, хотя все они оказались людьми, у которых были частые контакты с Берлином. В какой-то момент один из наших людей, который вел наблюдение, был уже готов произвести арест, но русскому удалось добраться до своего посольства в советской машине и исчезнуть за завесой дипломатической неприкосновенности. После визита Молотова Деканозов и несколько его спутников остались в Берлине, и было совершенно ясно, что это возвещает нежелательное усиление деятельности русской разведки в Германии и на оккупированных территориях.
Молотов вернулся в Москву спустя четыре дня. 27 ноября послу Германии была вручена нота советского Министерства иностранных дел, в которой были изложены основные положения позиции русских, а также запрос прояснить точку зрения Германии по следующим пунктам:
каково наше отношение к политике СССР в Финляндии?
Россия хочет разместить свои гарнизоны в Болгарии и провести с ней переговоры о заключении такого же договора, какой у нас был с Румынией; с этой целью военные базы должны быть созданы в Дарданеллах; если Турция не даст своего согласия на это, то Россия, Германия и Италия должны принять меры к тому, чтобы принудить ее к этому;
сферы интереса в регионах к югу от Баку и Батума;
Германии следует повлиять на Японию с целью урегулирования разногласий с Советским Союзом в отношении острова Сахалин;
если по этим пунктам будут даны удовлетворительные гарантии, Россия будет готова присоединиться к трехстороннему договору.
Беседы между Молотовым и Гитлером были довольно холодными. На эти дальнейшие предложения Гитлер даже не ответил. Уже в сентябре 1940 г. Гитлер укрепил Восточный фронт двадцатью дивизиями, а Генеральный штаб представил черновые планы возможного наступления на Советский Союз летом того же года. За этим последовали широкомасштабные маневры под командованием генерала фон Паулюса.
К этому жизненно важному решению Гитлер пришел, вероятно, к середине декабря: адмирал Канарис обеспокоился моим здоровьем и устроил для меня тщательное обследование у профессора Цалера, личного врача Геринга. Цалер обсудил результаты моего обследования с Гейдрихом, и я получил приказ ехать в Карлсбад на лечение и отдых. Это случилось вскоре после визита Молотова в Берлин. Перед отъездом я обсудил с Гейдрихом работу, которую следует выполнить в мое отсутствие, и в ходе нашего разговора он сказал: «Возможно, вам будет интересно, что недавно фюрера занимала исключительно информация, касавшаяся Советского Союза. Он больше не говорит об огромных возможностях использования „евроафриканского пространства“. Вместо этого он обратил свое внимание на „евразийские пространства“. По-видимому, вся его стратегическая концепция изменилась, так что следующей весной, по-видимому, у нас будет много дел. Мы должны быть готовыми к каким-нибудь сюрпризам. Так что вы должны вернуть себя в рабочее состояние как можно быстрее».
18 декабря 1940 г. Гитлер подписал приказ «Wehrmachtsbefehl Nr 21 — Operation Barbarossa» о нападении на Советский Союз, который предусматривал наступление силами приблизительно ста пехотных, двадцати пяти бронетанковых и тридцати полностью моторизованных дивизий. 3 февраля 1941 г. Гитлер одобрил стратегический план наступления, который представил ему Верховный главнокомандующий сухопутных войск фельдмаршал фон Браухич.
Проведя в Карлсбаде два месяца, я вернулся в Берлин. Было очень трудно снова привыкать к беспокойной атмосфере столицы. Главной задачей теперь стала контрразведывательная работа против Советского Союза. Центрами интереса здесь были пограничные страны — Румыния, Венгрия, Польша и Финляндия. Западные участки нашей разведывательной сети пришлось ослабить, чтобы укрепить восточные. Особую проблему создавали тысячи русских эмигрантов, белорусов, украинцев, грузин и т. д., проживавших в Германии. Нам было известно, что русская разведка использует их часть в качестве своих агентов, и поэтому я создал среди них сеть своих информаторов, используя русскую систему троек: каждый член такой тройки должен был доносить на остальных двоих без их ведома. На тот момент получение информации о них казалось более важным, чем возможность использовать их для работы в их собственных странах. У нас было достаточно русских эмигрантов, уже активно работавших на нашу разведку.
Русская разведка в Германии действовала все более активно, и у нас была возможность видеть, как разрастается ее сеть. Было очень трудно решить, как долго следует продолжать это наблюдение и когда положить ему конец, произведя аресты. Простое наблюдение за тем, какие цели интересуют противника, иногда давало нам возможность прийти к важным выводам. Но слишком долгое выжидание могло привести к очень пагубным результатам. Однажды, медля дольше, чем следовало бы, я испортил очень важное дело. Мои помощники предупреждали меня, но я их не послушал.
Руководителем нашей контрразведки в Бреслау был очень талантливый офицер, специалист по Восточной Европе с отличным знанием русского и польского языков. Он вел активную работу в этом регионе много лет, и его работа демонстрировала хорошие результаты. Его коллега в военной разведке имел такой же послужной список.
После того как я проработал руководителем контрразведки какое-то время, я начал чувствовать неудовлетворенность работой этих двух людей и подозревать, что во многих случаях они целенаправленно вводили нас в заблуждение. Я обсудил это с руководителем их отдела и распорядился провести тщательное расследование. Мы выяснили, что дома они регулярно разговаривают на русском языке и обе семьи имеют необычно высокий уровень жизни. Проверка их расходов, а особенно секретных фондов расходов на их агентов, показала, что они не могли быть источником их возросшего благосостояния. Они принимали необычно большое количество посетителей у себя дома, и мы выяснили, что это были главным образом люди, не проживавшие в Бреслау.
Затем один из них доложил нам, что в его машину кто-то врезался, когда она была припаркована на улице, и из нее был украден портфель с важными документами. Я решил продолжить наблюдение и не производить арестов. Два дня спустя эти двое исчезли, захватив с собой все самые важные бумаги из своих контор.
Жена человека из военной разведки вскоре умерла по неизвестной причине. Жена контрразведчика была арестована и допрошена. С самого начала она утверждала, что ее муж сказал ей, что он вступил в контакт с русской разведкой, думая, что тем самым он делает для нас ценный ход. Показания женщины были неубедительными. В доме был
