Заметив, что её с невероятно довольным видом разглядывает совсем незнакомый (и ещё сто лет его не знать! ) парень, она чуть снисходительно усмехнулась, затем подняла руку с выставленным указательным пальцем и «выстрелила» в него. Сделав вид, что она попала, Стас схватился за грудь и повалился на траву. Лучше бы он этого не делал.
Вы наверняка замечали, что в любом дворе найдётся местечко, где из земли торчит либо толстая проволока, либо кусок какой-нибудь арматуры. Проходящие мимо люди обязательно озабочено качают головами: ведь тут дети бегают; не дай бог…. Но почему-то никому из живущих рядом мужиков не приходит в голову взять примитивную лопату и выкопать это дело от греха подальше. Так нет же, не дождётесь. Вот и в этом дворе торчал свой штырь, заросший травой, на которую театрально рухнул Стас.
В череп вломилась острая боль. Мозг буквально растроился на три потока мыслей. Первый – осознание случившейся, и возможно непоправимой, беды. Второй – буйная паника, и мысленные вопли «Не может быть! Нет! Не хочу так!». И одновременно с этим, какая-то циничная часть мозга этак усмехалась: «Ну надо же. Сражён красотой девичьих ножек. Похоже, насмерть. Вот те зашибись!».
Последнее, что высветилось в затухающем сознании – плотно прижатые друг к другу ножки и пошловатая мыслишка: «Эти бы ляшечки, да…».
Очнулся он, само собой, в больнице, с первой мыслю «Приснится же такое, ё-моё!» Однако тут же он понял – ан нет, не приснилось. Потом, естественно, были бодрые слова врачей, всхлипные вздохи матери, риторические вопросы отца «Что тебя занесло в тот двор? И как тебя угораздило так упасть?». У Стаса хватило тяму не раскрывать истинную причину своего падения – за такое загнобят – не откопаешься. Избитое «Шёл. Упал. Очнулся – и вот…» не сошло бы даже за попытку пошутить.
Поэтому Стасом была бессовестно оклеветана некая бродячая собаченция, которая якобы внезапно набросилась на него с рычанием, и он…. Ну, понятно. Согласитесь, лучше выслушать распинания в адрес соответствующих служб, чем быть признанным за озабоченного придурка-эротомана. А ведь признали бы, на гуще не гадать.
Иногда его навещали друзья-приятели; изредка с ними приходили девушки. К сожалению, у Стаса не было «своей» девушки, которая прибегала бы в больницу, искренне озабоченная его состоянием. Это печалило.
У него, конечно, бывали девушки; но отношения с ними, почему-то, не заходили дальше «начального» уровня. У Стаса однажды даже возникла дурацкая мысль, что в своих отношениях с девушками он похож на «чайника», который пытается добраться до высшего уровня сложной компьютерной игры. Глупо, конечно, но похоже. Обычно, девушки грациозно ускользали от него к другим… «спецам» в этой «игре».
В трёхмесячном больничном периоде у Стаса было только одно светлое пятно. Нет, пятно – это грубовато. Скорее, солнечный зайчик. Именно так. Это была девчушка шести-семи лет, навещавшая с матерью пожилого соседа по палате. Наверное потому, что он был самый молодой в своей палате, она в несколько своих приходов разглядывала его с явным сочувствием. Это было довольно мило. А однажды она подошла к нему, и, чуть смущаясь, протянула ему что-то в ладошке.
«Вот. Я сделала эту „фенечку“ специально для вас».
Стас слегка удивился:
«Для меня? Но почему?».
Приблизившись почти вплотную, девочка сказала тихо и серьёзно:
«Понимаете, моя бабушка – вроде как колдунья. И все мои „фенечки“ она заговаривает на здоровье и удачу».
Стас хотел что-то сказать, но она спешно его перебила:
«Вы можете не верить в это. Просто носите, ладно?». – о Она смотрела на него с такой искренностью, что надо было быть последним жлобом, чтобы не принять такой подарок.
Стас протянул ей руку, и пока она тонкими пальчиками крепила «фенечку» на его запястье, он смотрел на её симпатичное серьёзное личико, в обрамлении чёрных густых волос, не часто встречающихся у детей. Когда она закончила, он решил её спросить.
«А тебя бабушка учит чему-нибудь такому?».
Девочка покачала головой:
«Пока нет. Она сказала, что когда я… ну… достаточно вырасту, она начнёт меня учить».
Стас чуть улыбнулся:
«А ты будешь доброй колдуньей?».
Девочка задумалась, потом пожала плечами.
«Не знаю, – честно призналась она. – Там видно будет».
Сражённый такой честностью, Стас рассмеялся:
«Надеюсь, в любом случае мы будем на одной стороне».
Девочка тоже улыбнулась:
«Да. Конечно».
В этом эпизоде с «фенечкой» было что-то такое тёплое, что Стас понял – он никогда не сможет снять эти разноцветные бисеринки с руки. Он и не подозревал, что не смог бы сделать это, даже если бы захотел. Даже с маленьким колдовством, знаете ли, не пошутишь свысока. Будьте уверены.
Ну а потом был, так называемый, реабилитационный период. Это когда почти постоянно болит голова, и ничего не можется делать. В институте пришлось взять академический отпуск «по состоянию здоровья», будь оно… ладно. Стас просто изнывал от вынужденного безделья. А вам бы понравилось ничего не делать всю долгую зимнюю пору? Понравилось бы? В таком случае, с прискорбием вынужден признать, вы – законченный придурок. Уж не обессудьте.
К весне Стас более менее оправился, и мог вовсю порадоваться весеннему «распусканию» женских прелестей. Да здравствуют мини-юбки! Ура! Несмотря на то, что именно этим прелестям он обязан дыркой в черепе, Стас отнюдь не потерял к ним интерес. Не настолько сильно он ушибся, надо полагать.
В общем, лето он встретил практически в полном здравии. О травме напоминали только нечастые головные боли, да внезапные приступы раздражительности, неприятно удивлявшие, в первую очередь, его самого. А в остальном, пре…. Но никакой «прекрасной», к сожалению, так и не было.
Губастенькая сокурсница Алла, с которой у Стаса вроде бы чего-то там наклёвывалось, скорее всего, не сочла простую травму головы достаточной причиной для долгого отсутствия внимания к ней. Вот если бы Стас, героически преодолевая головокружение и тошноту, названивал ей из больницы дважды, а лучше трижды в день, это было бы да. А так…. Ну вы понимаете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
