запасов элитной выпивки), россыпью лежали бумажные пакетики с «лесными» порошками и пахучими травками. Приторговывали и откровенной наркотой, хотя и «администрация» выставки (так называли здесь крепких парней в ярко-жёлтых жилетах поверх однотипного камуфляжа, вооружённых дробовиками и резиновыми дубинками) смотрела на подобную коммерцию без одобрения. На глазах Франы одного торговца дурью «администраторы», оттащили за кусты и там, судя по долетевшим оттуда звукам, отходили по рёбрам - на ВДНХ явно не привыкли утруждать себя протоколами и прочими формальностями полицейского делопроизводства.
Умар и итальянка долго бродили по выставке, успев и приобрести кое-какие мелочи ( здесь, как и на Университетском рынке, охотно принимали и жёлуди и «замкадную» валюту), полакомиться саговой в меду и орехах пахлавой, запив её вкуснейшим квасом, и поглазеть на выступления многочисленных уличных актёров и фокусников. Культурная жизнь – на свой, неповторимый манер, здесь процветала. На каждом скрещении аллей непременно сидел музыкант со своим инструментом, а то и целая группа; мелькали ярко накрашенные девицы в откровенных нарядах, не оставлявших сомнений в роде их занятий, ловкие ребята с профессионально бегающими глазами предлагали сыграть в напёрстки. Итальянке всё это живо напомнило Манхеттен, его сравнительно безопасный, «коммерческий» район. И неудивительно: люди, лишённые интернета, кино и телесериалов, неизменно возвращаются к проверенным веками зрелищам и развлечениям.
Когда стрелки на больших механических часах, украшающий один из фонарных столбов, показали девять вечера, по всей Центральной аллее стали вспыхивать огни. Возле самых богатых павильонов освещение было электрическим – ток, как пояснил Умар, давали генераторы, работающие на кустарном биодизеле. В прочих же местах обходились архаичными газовыми фонарями, соединённымитрубами с коптящими на задворках павильонов кустарными пиролизными печами.
«Обычно на выставке находится около трёх тысяч человек – объяснял спутнице Умар. – Самое густонаселённое место в Лесу, причём постоянных обитателей не больше полутысячи, а все прочие пришлые: барахольщики, челноки, охотники. Ну и замкадники, конечно, их тут каждый третий. Одно слово — базар!»
Возле одного из павильонов (если верить щитам со схемами, висящим здесь чуть ли на каждом углу, когда-то это было «Приборостроение»), вокруг низкого купола из ржавой металлической сетки скопилась немаленькая толпа. Из-за сетки несся гортанный рык и пронзительное шипение, издаваемые крупными, агрессивными тварями, пребывающими в крайней степени возбуждения. Собравшиеся в ответ разражались азартными воплями, размахивали руками и какими-то узкими бумажками. Умар и Франа переглянулись – и принялись протискиваться сквозь толпу к центру событий.
***
Площадка, вокруг которой столпились зеваки, имела шагов семь-восемь в поперечнике. По периметру её ограждала железная решётка, закреплённая на вбитых в землю арматуринах, а сверху импровизированную «арену прикрывал приплюснутый колпак из двойной сетки рабица на железных дугах. С противоположных сторон в ограждении зияли большие прямоугольные отверстия, и служители на глазах Франы подкатили к ним большие деревянные ящики на низеньких тележках. В одного ящика неслось шипение и рык, в другом что-то подозрительно скрипело, и издавало трели из сухих щелчков.
- Шипомордник. – шепнул спутнице Умар. – Точно говорю, их голос…
Итальянка кивнула – молодой человек успел немало порассказать ей о своей жизни на Добрынинском кордоне, в опасном соседстве с Чернолесом и его порождениями.
Служители умело пристыковали ящики к отверстиям и по сигналу распорядителя выдернули вверх передние стенки, устроенные на манер заслонок. Из первого ящика разъярённым комком выкатилась крупная кошка, отпрыгнула – не разворачиваясь, задом – к сетке и припала к земле. Франа узнала баюна – крупную саблезубую рысь, выходца из плейстоценовой эпохи Земли. Подобные кисы во множестве обитали в доисторических чащобах Малой Чересполосицы, раскинувшейся к юго-западу от ГЗ и Ломоносовского проспекта.
Из второго ящика выбралась довольно старая тварь – нечто среднее между ящерицей на длинных лапах, причём задняя пара, толчковая, была заметно крупнее и мощнее передних.
- Я же говорил – шипомордник! – снова заговорил Умар. - Наш, с кордона. Парни их ловят и продают челнокам, а те переправляют сюда, на ВДНХ для таких вот боёв. Отец такую охоту не одобряет, но особо и не препятствует – твари-то зловредные, их всяко истреблять надо, не так, так эдак…
А баюн откуда? – шепнула Франа. – Тоже ваши поймали?
- Не… - сильван помотал головой. У нас они почти не появляются. Наверное, золотолесцев работа, там охотников хватает…
Схватка на арене тем временем началась. Поначалу оба зверя обменивались «оскорблениями», вызывая друг друга на бой: баюн шипел и выл, круто выгибая пушистую спину, шипомордник же отвечал россыпями костяных щелчков. При этом «поединщики» медленно смещались по часовой стрелке, выбирая момент для атаки.
Первым не выдержал шипомордник - он прыгнул, оттолкнувшись, как успела заметить Франа, и задними лапами и мощным хвостом. Уже в полёте он свернулся в шар, похожий на чешуйчатое пушечное ядро.
Саблезубая кошка, как оказалось, ничуть не уступала в ловкости своим усатым и хвостатым потомкам. Она без труда увернулась от опасного снаряда, и даже ухитрился, извернувшись, ударить шипомордника лапой. Громкий скрежет, страшные когти проехались по роговым щиткам и чешуе, прикрывающей бока чернолесской твари, не нанеся ей ни малейшего ущерба. «Ядро» же с хрустом врезалось в сетчатое ограждение площадки и снова развернулось в оборонительную позицию – передняя часть тела припала к земле, задняя поднята на вытянутых лапах, длинный чешуйчатый хвост, увенчанный шипом, изогнут и поднят для удара, на манер скорпироньего. Узкая, вытянутая, напоминающая волчью морда вытянута в сторону врага, длинные острия по обеим сторонам челюстей поблёскивают, влажные от слюны.
Но баюн, воодушевлённый удачно нанесённым ударом, не внял предупреждению. Он приземлился на все четыре лапы, он прыгнул, широко разинув страшную, вооружённую длинными, как кинжалы, клыками, пасть. Казалось, саблезубый кот нацелся на загривок шипомордника, и чешуйчатая гадина звонко щёлкнула, ударив навстречу противнику свои скорпионьим жалом. И снова промахнулся: баюн извернулся в воздухе, приземлился сбоку от твари и вцепился в основание хвоста. Все четыре мощные лапы при этом полосовали бок твари. Франа громко ахнула и вцепилась в руку сильвана, наблюдая, как когти баюна бессильно скрежещут по роговым пластинам.
Эта защита сковывала подвижность тела шипомордника, позволяя ему изгибаться только в одном направлении, превращаясь в покрытый бронированной чешуёй шар. Именно это и проделала сейчас чернолесская тварь – правда лишь частично, поскольку мешал вцепившийся в хвост баюн. Кошак, заподозрив неладное, попытался помешать противнику, упёршись тому в бок задними лапами, но это не помогло - шипомордник подогнул к к груди длинное, защищённое мелкой иссиня-чёрной чешуёй рыло, замер на миг – и вдруг развернулся, подобно туго сжатой пружине. Баюн извернулся, пытаясь уклониться от новой угрозы – и не успел. Два длинных, слегка изогнутых шипа на морде гадины глубоко вонзились в покрытое ярко-жёлтой шерстью
