брюха саблезубой кошки. Баюн яростно взвыл, изогнулся – и покатился по песку арены, орошая её струями крови. Шипомордник замер на секунду, потом потрусил к поверженному врагу, явно собираясь полакомиться его мясом. Но служители лишили его тварь законной добычи – просунув сквозь решётку длинные пики, они тварь загнали обратно в ящик, откуда та и принялась возмущённо щёлкать и верещать. Ещё один служитель ловким ударом пики прикончил издыхающего баюна, зацепил крюком и поволок прочь.
***
Франа заозиралась. Зрители вокруг гудели, обсуждали перипетии боя, из рук в руки переходили горсти желудей и мятые купюры – местные жучки-букмекеры старались вовсю. А служители тем временем, приведя в порядок арену, подкатывали к ней новые ящики на телегах.
Ритуал повторился. Недолгая возня с заслонками, и из ящиков выбралась очередная пара бойцов. Крупный, отливающий зелёно-чёрным хитином ракопаук, тут же занявший защитную стойку - на задних парах ног-ходуль, со вскинутыми над собой передними, вооружёнными грозными остроконечными клешнями. Из другого ящика беззвучно вытекло на песок длинное, жирно лоснящееся угольной чернотой трёхметровое тело. Сверкнули страшные клыки в узкой пасти.
- Чернолесская выдра. – прокомментировал Умар. – Видел я таких - опасные твари, кикимор в лохмотья рвут, по три штуки зараз. Ракопауку придётся несладко.
Он помолчал и добавил:
- Знаешь, если ты не против – пойдём отсюда, а? Мне, не доставляет удовольствие этот балаган…
Гримаса, которую сильван и не пытался скрыть, ясно выдавала его отвращение по поводу происходящего, так что Франа (которой, честно признаться, было любопытно, чем закончится новая схватка) спорить с ним не стала – послушно последовала следом, выбираясь из взбудораженной толпы.
- Глядите, охотники! - завопил один из перевозбуждённых болельщиков.– Побольше, побольше им заплатите, пусть новых волокут!
Судя по сжатым в кулаке купюрам, ему только что повезло в тотализаторе. Франа посмотрела туда, куда указывал крикун – и обнаружила там устроителя, передающего высокому мускулистому парню в кожаных штанах и кожаном же шнурованном жилете небольшой замшевый мешочек - в таких лесовики обычно хранили главное местное платёжное средство, жёлуди. По трёхзубому копью-рунке, на которую парень небрежно опирался, Франа опознала обитателя Сетуньского Стана, убежища охотников на чудовищ, обосновавшихся в старом парке приключений у слияния Москвы-реки и речки Сетуни. Ей доводилось уже встречать в ГЗ этих отчаянных парней, и даже планировала познакомиться с одним из них поближе, желательно – в интимной обстановке.
Впрочем, это было ещё до Умара…
- Сетунец. – подтвердил её догадку сильван. – Они ловят ракопаучью молодь и выращивают для ритуальных поединков.
- Ритуальных? – брови итальянки удивлённо взлетели.
- Да, посвящение новичков. Они после обучения проходят серию боёв с разными тварями, причём финальный, самый главный – именно с ракопауками. Кто останется живым – становится полноправным сетуньцем.
А что, случается погибать?
- Да, и очень часто. – кивнул сильван. – Ракопаук – тварь шустрая, свалить её непросто. А раны от его клешней и жвал обычно воспаляются, и вылечить их крайне трудно. Хорошо, если один из трёх кандидатов выходит из боя невредимым.
- А зачем они продали ракопаука этим?... – она указала на устроителя игр.
Умар пожал плечами.
- Ну… может, сбыли на сторону негодную особь? Жёлуди - они всем нужны, а сетуньцам в особенности. Они же разные эликсиры варят – боевые, чтобы улучшить реакцию, снизить чувствительность к боли.
Сетунец встряхнул мешочек, засунул его за пояс, повернулся и пошёл прочь – Фране стали видны висящие у него за спиной, на манер персонажей древних компьютерных игр, ножны с изогнутым мечом. Устроитель игр проводил его взглядом, сплюнул, и повернулся ко второму.
- Этого я знаю! – шепнул Умар. - Это Мамонт, охотник. Промышляет добычей слонопотамов и всяких других доисторических тварей – в малой Чересполосице и на Крылатских холмах. Клык на холодец, как говорит дядя Сергей, это он баюна приволок! Говорят, скользкий тип - его подозревали в одной тёмной истории, да только доказательств не нашлось…
Тот, кого сильван назвал «Мамонтом», был средних лет мужчина в широкополой, на ковбойский манер, кожаной шляпе, кожаной же, куртке и высоких мягких сапогах, перетянутых под коленями ремешками. За спиной у охотника висел потёртый станковый рюкзак с притороченным к нему чехлом ружья.
Но сам охотник особого интереса итальянки не вызвал – в отличие от тощего, пёстро одетого парня, дожидавшегося окончания переговоров в сторонке. Она сощурилась, присматриваясь, вздрогнула - и осторожно потянула спутника за рукав.
- Слушай, ты когда-нибудь видел парня, которого мы тут ищем? Сам, своими глазами?
- Нет, ни разу. – отозвался недоумённо сильван. – Я же тут впервые, как и ты. Бич… дядя Сергей даже толком его не описал. Говорил: «как увидишь – сразу узнаешь, не ошибёшься».
- Ну, тогда смотри. – она ткнула пальцем в тощего. – Это он самый и есть. Я его на Манхэттене встречала. Имени, правда, не помню, но это точно он. Клык на холодец – так, ты, кажется, говорил?
Парень словно услышал её. Он поднял голову, встретился с итальянкой глазами – и расплылся в широченной улыбке.
-Буон джорно, синьорина Франа! Коза кэ ди нуово?[1]
Он что, знает итальянский? – спросил сильван, оглядываясь. – Вроде, не похож на вашего соотечественника. По физиономии – так чистой воды англосакс. А если по одежде судить, так и вовсе
- Testa di turco[2], так? Усмехнулась девушка. «Городской сумасшедший», как говорят в России?
- В России, может, и говорят… - буркнул Умар, - а вот у нас, в Лесу нет. И вообще – какая разница, как он одет? Ну, нравится человеку всё пёстрое…
Сильван кривил душой – внешность нового знакомого откровенно его раздражала. Правда, относилось это, по большей части, к его наряду, поскольку сам облик Пиндоса – тощий, сутулый с костистой узкой физиономией и соломенными волосами до плеч и неизменной детской улыбкой- мог вызвать, в худшем случае, снисходительную усмешку. А вот наряд его ярко выделялся на фоне челноков, охотников, торгашей и всякого пришлого люда, заполонившего Центральную Аллею. Американец носил пёструю ковбойку навыпуск, всю в ярких значках. Егор пригляделся — среди них то и дело попадались листья канабиса и пасифики. Образ из шестидесятых, отметила Франа, словно позаимствованный у хиппи, естественным образом дополняли круглые, в проволочной оправе, а-ля Джон Леннон, очки, продранные на коленях джинсы с неопрятной бахромой понизу, многочисленные бисерные висюльки и браслеты из цветных ниток. Под мышкой Пиндос таскал маленькую четырёхструнную гитару-укулеле, с которой, похоже, не расставался ни на минуту.
- Нет, итальянского он не знает… - ответила Франа. – Просто когда живёшь на Манхеттене, волей-неволей нахватаешься фразочек и на нём, и на испанском, конечно. он же, как и я, и прочие белые
