Эдика, и он тебя полечит.
Из палатки выбирались на четвереньках. Ни у нее, ни у меня не было сил. Снаружи Наташа уселась на землю, вздохнула, спросила, надеясь на объяснения:
— Что с нами было ночью?
— Не знаю, — честно ответил я, — наверное, это все Санжаев хозяин. Пугал.
На этот раз она не стала спорить. Только прошептала едва слышно:
— Миш, он страшный. Я его видела.
Я не сразу понял, переспросил:
— Генку?
Она махнула рукой.
— Причем здесь Генка? Хозяина. Он приходил ко мне.
И Наташа горько заплакала.
Глава 22
Она плакала, терла лицо, моргала и отчаянно щурилась. Словно под веко ей попала ресничка. Я испугался, что ночью девушке поранили не только щеку, но и глаз. Поэтому спросил:
— Что у тебя с глазами?
— Не знаю. — Наташа вздохнула. — Смотреть больно. От света режет.
— Режет глаза?
Это было совсем непонятно. Я быстро к ней придвинулся, встал рядом на колени.
— Покажи.
Она не стала спорить, подняла ко мне лицо. От слез ее веки были припухшими, нос покраснел. Почти не стало видно конопушек. Я придержал Наташину голову за подбородок. Осторожно двумя пальцами раздвинул веки и едва не присвистнул от удивления. Зрачок был ненормально широким. Он почти полностью закрывал радужку. От этого глаза девушки казались не зелеными ведьминскими, а практически черными.
С ночным визитом хозяина такое совсем не вязалось. Хотя, кто его знает, как это должно быть? Какими должны быть последствия всей этой шаманской чертовщины? Вопросы. Вопросы. И ни одного ответа.
Мог ли я предположить, что такое вообще бывает? Да если бы мне неделю назад кто-нибудь рассказал о подобном… Я криво усмехнулся. Подумал, что счел бы этого человека психом.
Сзади на нас упала чья-то тень. Осипший голос спросил:
— Чего интересного ты там нашел?
Я вздрогнул всем телом и резко откатился в сторону. Понятное дело, зря. Это был всего лишь Тоха. Осунувшийся, помятый, угрюмый Тоха.
Наташа прикрыла разодранную щеку одной рукой, вторую ладонь приставила ко лбу козырьком, присмотрелась сквозь щелочки и возмущенно выпалила:
— Антон, ты чего пугаешь? Чего подкрадываешься?
— Я? — Тоха сделался на миг озадаченным. Пожал плечами. — Не думал даже. Пойдемте лучше, что покажу.
И махнул в сторону костровища.
— Идемте, не пожалеете.
Я поднялся, подал Наташе руку. Она вцепилась в мою ладонь намертво, отказалась ее выпускать. Пошла совсем рядом, стараясь прижаться ко мне плечом, бедром. Словно боялась даже на миг остаться одна.
У костра действительно было на что посмотреть. Везде валялась разбросанная посуда. В одной из мисок с остатками вчерашнего ужина пировала пара нахальных бурундуков. Нас они заметили, но от еды отрываться не стали.
Тоха притопнул в их сторону ногой, крикнул:
— Брысь, обжоры!
Зверьки отскочили на пару метров, привстали на задние лапки и заорали на своем, бурундучьем.
— По матери тебя кроют, — усмехнулся я.
Наташа расстроилась:
— Зачем ты их? Пусть бы ели. Жалко тебе что ли?
Антон неожиданно смутился.
— Не знаю. Как-то само получилось… Ну да я не об этом. Смотрите.
Он потянул меня за рукав.
— Как тебе?
Я не смог сдержаться:
— Ого!
С другой стороны костра земля была словно перепахана. Кто-то сломал один из складных стульев. Потом обломком металлической ножки нарыл пяток неглубоких ям.
Поверх всего этого, как опавшие листья, валялись игральные карты. Частично обугленные, частично рваные. В пологе навеса была вырезана большая округлая дыра.
Но сильнее всего меня удивило даже не это. В костре, подошвами к углям, лежали мужские сапоги. Те самые, доставшиеся Юрке в наследство от мумии. Вид у них был самый жалкий. Подметки обгорели почти целиком. Голенища деформировались, оплавились. Носить такую обувку совершенно точно было нельзя.
— Как вам? — Тохин вопрос застал меня врасплох.
— Не знаю, — сказал я. — Ладно карты, вы их могли оставить у костра после игры. А дальше их сдуло ветром. Но это! Кто сделал все это?
Я указал на дырку, стул и сапоги. Тоха проследил за моей рукой. Застрял взглядом на резанном пологе и как-то подозрительно смутился.
— Погоди, — Наташа повернула меня к себе, — кто вчера играл в карты?
— Вы все.
— Мы? — Она даже ткнула себя пальцем в грудь.
Я кивнул. Подумал, неужели она могла забыть?
— Миш, — Тоха стал невообразимо серьезен, — после песни, после ссоры мы все разошлись по палаткам. Никто не играл. У огня один ты остался.
— Как один?
У меня возникло ощущение, что я схожу с ума.
— Но я же видел. Я точно помню. Раздали карты. Козырь черви. У Зиночки была шестерка. Она ходила первая. Потом Наташа удачно отбилась и вышла. А Санжай остался в дураках.
Я поймал их ошарашенные взгляды и запнулся.
— Что? Нет? Не так?
Тоха нахмурился.
— Я не знаю, что ты видел, — сказал он, — только в карты никто из нас не играл.
Наташа испуганно ойкнула и провела рукой по шеке.
— Это все Колькин хозяин, — прошептала она торопливо, — это он приходил. Я точно знаю.
— Щеку тебе тоже он?
Антон указал на ее лицо. Наташа сглотнула, ответила:
— Да. Наверное… Я плохо помню. Страшно было. Очень. Он требовал, чтобы мы все вернули. А у меня ничего не было, кроме ожерелья. Тогда он ударил меня по лицу. Сказал, что не выпустит отсюда никого, пока не получит свое.
— А ожерелье?
Наташа оттянула ворот футболки, показывая, что там ничего нет. Сказала совсем убито:
— Я отдала. Я сразу отдала. Я очень испугалась.
Антон вновь глянул на полог, навеса, нервно почесал кончик носа. Он словно не мог решиться что-то рассказать. Я решил его подтолкнуть:
— А кто к тебе приходил?
Он странно дернулся, мельком глянул на Нату. Ответил:
— Неважно. Но таких кошмаров, как она, я не видел. Все было, — он хмыкнул, — вполне даже ничего.
— Полог ты порезал? — Я решил, что хватит миндальничать.
— Не знаю, — с сомнением произнес парень, — но думаю, что я. Я все пытался открыть, хм, окно. А оно никак не открывалось. Пришлось подцеплять ножом.
И он смутился окончательно. Я не стал уточнять, куда в своих видениях он лез через окно. И так стало понятно, что привиделось ему нечто не вполне приличное. И при Наташе он об этом говорить стеснялся. Зачем парня было еще больше смущать? Совершенно незачем.
— Не нравится мне все это, — Наташа оглядела место нашей стоянки с тоской.
— А кому нравится? — Тоха философски поднял бровь. — Вот что, други мои, пойдемте-ка глянем, где наши остальные сотоварищи. Не находите, что вокруг слишком тихо? Живы они там вообще?
* * *
В этой мысли был резон. Палатки проверять решили по
