для здоровья и что тебе так приказали доктора. А как увидишь, дружок, что трубка гаснет, сейчас же отойди куда-нибудь в сторонку и, предварительно затянувшись как можно глубже, громко воскликни: «Диккон, свежую трубку табаку!» — и ещё: «Диккон, ещё один уголек для моей трубки!»
И засунь её опять как можно быстрее в свой хорошенький ротик, иначе из галантного кавалера в камзоле с золотым шитьем ты превратишься в беспорядочное сборище всякой дряни — палок, лохмотьев, мешка с соломой и ссохшейся тыквы. Ну а теперь — в путь, моё сокровище, и желаю тебе всякого счастья!
— Не тревожься за меня, милая матушка, — заявило чучело решительным тоном, энергично выпуская изо рта густой клуб дыма. — Если честный человек и джентльмен не может не процветать, то я буду жить припеваючи.
— Ой, да ты меня просто уморишь! — воскликнула старая ведьма, задыхаясь от смеха. — Ведь какие слова говорит! Честный человек и джентльмен не может не процветать! Ты свою роль играешь так, что лучше нельзя. Попробуй посоревнуйся с любым модным франтом. Я что угодно поставлю на тебя, на человека солидного, серьезного, с умом и с тем, что принято называть сердцем (не говоря уж о других качествах мужчины), против всех этих чучел на двух ногах. По твоей милости я с сегодняшнего дня считаю себя более умелой ведьмой, чем была. Разве не я тебя сотворила? И я сильно сомневаюсь, чтобы какая-нибудь другая ведьма в Новой Англии могла создать такого, как ты! На вот, возьми с собой ещё мой посох!
Посох (хотя это была всего лишь обыкновенная дубовая палка) тотчас обратился в трость с золотым набалдашником.
— В этом набалдашнике не меньше ума, чем в твоей башке, — продолжала матушка Ригби, — и трость тебе укажет прямой путь к дому достопочтенного судьи Гукина. А теперь уходи отсюда, мой красавчик, мой дружочек, бесценное сокровище! Если кто-нибудь тебя спросит, как твое имя, отвечай: «Хохолок», потому что на шляпе у тебя торчит хохлом петушиное перо и в твою пустую башку я тоже кинула целую пригоршню перьев. Да и на парике у тебя спереди локоны тоже завиты по моде, хохолком. Итак, зовись отныне Хохолок.
На этом Хохолок покинул хижину и широкими шагами направился в город. Матушка Ригби стояла на пороге своего дома, с удовольствием наблюдая, как её питомец весь блестит и сияет в солнечных лучах, точно все его великолепие самое подлинное, как старательно и любовно курит он свою трубку и как уверенно шагает, несмотря на некоторую деревянность походки.
Она следила за ним, пока он не скрылся из глаз, и послала ему вдогонку своё ведьмино благословение, когда он исчез за поворотом дороги.
Между тем в соседнем городе около полудня, когда шум и суета достигли высшей точки, на улице появился чужестранец весьма изысканного вида. Как его наружность, так и его платье говорили о том, что он, по меньшей мере, благородного происхождения. На нем был богато вышитый кафтан цвета сливы, камзол из дорогого бархата, роскошно украшенный золотым шитьем, пара великолепных алых штанов и самые тонкие и блестящие белые шелковые чулки. На голове его красовался парик, столь безупречно напудренный и причесанный, что было бы кощунством растрепать его, надев поверх шляпу. Вот почему он нес её (а это была шляпа, обшитая золотым галуном и украшенная белоснежным пером) под мышкой. На груди его кафтана блистала яркая звезда. Он играл тростью с золотым набалдашником с беспечной грацией, характерной для изящных кавалеров той эпохи, и, для того чтобы последним штрихом довершить великолепие наряда, руки его были наполовину скрыты тончайшими кружевными манжетами, которые достаточно ясно свидетельствовали, сколь непривычны эти руки к работе и как они аристократичны.
Характерной особенностью снаряжения этой блистательной особы было ещё то, что она держала в левой руке необыкновенного вида трубку, украшенную тонкой живописью и янтарным мундштуком. Этот последний она всовывала себе в рот через каждые пять-шесть шагов, глубоко затягивалась табачным дымом и, задержав его одно мгновение в своих легких, выпускала затем тонкими струйками изо рта и носа.
Как легко можно себе представить, вся улица пришла в волнение, желая узнать имя чужестранца.
— Это какая-нибудь очень высокопоставленная особа, в этом нет сомнения, — заявил один из городских жителей. — Вы видите, какая у него на груди звезда?
— Но её никак не рассмотришь, она так блестит, — возразил другой обыватель. — Ты прав, он должен быть человеком благородным, но вот, скажите мне, каким образом мог этот лорд прибыть сюда, будь то морем или сушей? Ни одно судно из Англии не заходило к нам за последний месяц. А если он путешествовал сухим путем с юга, то, позвольте спросить, где же его свита и где его экипаж?
— Ему никакой свиты не нужно, чтобы доказать принадлежность к высокому сану, — заметил третий горожанин. — Если бы он появился среди нас даже в лохмотьях, то его благородство просвечивало бы и через дыру на локте. Ни в ком я не встречал такого достоинства. Ручаюсь, что в его жилах течет древняя норманнская кровь.
— А мне скорее представляется, что он голландец или какой-нибудь там немец, — вмешался в разговор ещё один горожанин. — У людей из этих стран вечно торчит изо рта трубка.
— Да и у турок тоже, — отвечал его приятель. — Но, мне думается, этот чужестранец получил воспитание при французском дворе и научился там учтивости и прекрасным манерам, которыми никто так хорошо не владеет, как французское дворянство. Что у него за походка! Какой-нибудь простак нашел бы, что в ней нет плавности, он мог бы даже назвать её деревянной, но, на мой взгляд, она полна удивительной величавости, и, должно быть, он приобрел её, постоянно наблюдая осанку Великого короля. Кто этот чужестранец и где он служит, теперь достаточно ясно. Это французский посланник, прибывший, чтобы договориться с нашими правителями об уступке нам Канады.
— Более вероятно, что он испанец, — сказал на это ещё один человек, — и отсюда желтый цвет лица. Или, ещё вернее, он прибыл к нам из Гаваны или из какого-либо другого порта Карибского моря, для того чтобы все подробно разузнать о пиратстве, которому, говорят, наш губернатор потворствует. Эти поселенцы из Перу и Мексики так же желты, как то золото, которое они добывают в своих копях.
— Желтый или не желтый, — воскликнула одна дама, — а он красивый мужчина! Как он высок и строен! Какие у него тонкие, породистые черты, благородной формы нос и изысканные очертания рта! Господи ты боже мой! А как блестит его звезда! Положительно она мечет кругом искры!
