— Ну, что до меня, я не против, могу и в жопу потрахатца, просто не хочетца, чтобы люди об этом знали, — говорит Мелани. — Я вот о чем, есть какие-то фишки, которые не хочетца никому показывать. Типа нужна ж человеку какая-то частная жизнь.
— Ага-ага, я не такая, я жду трамвая, — ржет Терри.
— Ну, Терри, если для тебя это нормально, это твои проблемы. А у девушек все немного по-другому, если ты вдруг не знал.
— Какого черта по-другому, у нас же эра феминизма или хуйли? — Он поворачивается к Рэбу. — Или даже, пожалуй, постфеминизма. Слышь, Биррел, все-таки я иногда слушаю ту байду, которую ты нам паришь.
— Безумно рад это слышать. Саймон хлопает в ладоши:
— Давайте рассуждать так: в этом бизнесе никому не нужна кисейная барышня, которая поет: «Я настоящая леди». Мы хотим услышать: «Да, сэр, я могу и я хочу».
— Все это правильно, Саймон, — улыбаюсь я, — просто у каждого своя песня.
Он открывает бумажник.
— Вот наша песня. — Он показывает мне толстую пачку купюр. Потом демонстрирует афишку какого-то фильма. — И вот. Мы с вами — на передовой. Давайте подумаем. То есть попробуем разобраться, с чего вдруг началось все это анальное наваждение.
— Ну да. Идеальный образ того общества, в котором мы живем: эгоцентризм, люди не видят дальше собственной жопы, — говорю я.
— Нет, дорогуша, все началось с порно. Девочки, что снимаются в порнухе, — вот настоящие первопроходцы. Порнография рулит, поп-культура сосет. Людям нужен секс, насилие, жратва, домашние зверушки, а вечером — подрочить и забыться. Так давайте дадим им секса, много секса. Возьмем телевидение, там одно насилие и унижение, возьмем газеты и журналы, возьмем всю нашу классовую систему, всю зависть и горечь, что так и прут из нашей так называемой культуры: в Британии все хотят посмотреть, как будут ебать других, — говорит он, и сейчас он похож на пришельца из фильма «Близкие контакты с инопланетянами», вот так, в лучах солнца, что пробиваются сквозь жалюзи. — Ладно, все это мы обсудим позже.
Терри хитро смотрит на него и говорит:
— Знаешь, што я тебе скажу, возьми лучше Джину. Она ничего не имеет против того, чтобы ее трахали в жопу.
— Ни за что, Терри, для мальчишников она, может быть, и годится, но у нее совершенно не тот класс. В смысле чтобы сниматься в серьезном кино. Оставь кастинг мне. Я тут случайно встретился с одним парнем, Мики Форрестер его звать, мы с ним давно знакомы, так у него есть сауна. И там работают симпатичные девочки. Так что с актрисами проблем не будет. А Джина нам не нужна, — говорит он, чуть ли не морщась при одном только звуке ее имени.
Терри пожимает плечами:
— Дело твое, но она сказала, что она тебе глаз на жопу натянет, если ты ее не возьмешь, — сообщает он Психу с радостной улыбкой.
Мелани кивает и подтверждает его слова:
— Ага, я бы лично не стала с ней связыватца, круче нее только яйца, сам знаешь. Раз сказала натянет — значит, натянет.
Саймон, Псих, бьет себя по лбу:
— Великолепно. Мне угрожает какая-то старая манда, а мои ведущие актрисы не хотят заниматься анальным сексом. Ладно, можешь передать этой Невесте Бегби, чтобы она отъеблась от меня раз и навсегда.
— Сам ей скажи, — ухмыляется Терри. Я придвигаюсь к Саймону и говорю:
— По поводу кастинга… может, я тоже смогу помочь. Спрошу своих знакомых, может, они согласятся. Девочки, которые в курсе дела, так сказать.
Саймон медленно кивает.
— Мне пора идти, увидимся позже, — говорю я, потому что вижу, что Рэб ждет меня и взгляд у него явно ревнивый.
30. Посылочки
Я снова закинулся каким-то дерьмом, которое должен был отдать Охотнику. Али сказала, что если я снова сорвусь, могу вообще домой не возвращатца, чтобы Энди, типа, не видел папу в таком состоянии. Вообще-то это справедливо, так што я и не стал возвращаться. В последние дни творится всякая херня: Монни, мамаша и Парки, у которого, похоже, вообще чердак сорвало. И что самое голимое — один небольшой рецидивчик, и приходитца платить такую цену. И, главное, чувствуешь: все, ты завязал, совсем завязал, а потом все равно срываешься, когда тебя начинает конкретно ломать. Как будто старая система напоминает тебе обо всем, что ты сделал в прошлом, и говорит: «Извини, парень, но вот тебе еще».
Так что я таки вмазался, в первый раз за несколько дней. Энди в школе, Али, надеюсь, в ближайшие пару часов не вернетца. Так што хата пуста, как Сахара, я сижу в большом старом кресле, кручу свою кассету с «Алабамой-3» и подпеваю вслух. Вижу этого кренделя, Заппу, как наяву. Вот уж кто никогда меня не осудит, што бы я ни сделал. Просматриваю свои записи, ну, из библиотеки. Я ваще-то зашел туда только укрытцца от дождя, а все закончилось тем, что я начал читать книжки про Лейт и даже записи делать. Я так и думал, што Лейт от меня так просто не отцепится, и пришлось мне заниматца всей этой фигней. Включаю телик, вырубаю звук и поливаю цветы, надеясь, что Заппа не выкопал в очередной раз большой куст юкки.
Но день действительно не задался. Потому што раздается звонок в дверь, я иду открывать и буквально охуеваю.
Вот он, собственной персоной, стоит на пороге. А я и не знал, что он вышел, сердце в груди колотитца, как ненормальное, ни хера себе приколы, как сказал бы Псих. Я пару секунд тупо молчу, не знаю, что сказать, потом он улыбаетца, а я наконец нахожу нужные слова:
— Франко, рад тебя видеть, дружище. Когда ты вышел?
— Да уже две недели как, бля, — говорит он, проходя мимо меня в квартиру, а я замечаю, что его каблуки обдирают лак с паркета. Али будет в бешенстве, потому што домовладелец — та еще сварливая тварь. — Но я, бля, времени не терял, разбирался, што тут и как, якшался с одной девочкой. А ты съебался в Шотландию, а, пидор? — спрашивает он меня. — Какого хера ты тут делаешь? — продолжает он, и его лицо становитца совсем мрачным. — По-прежнему сидишь на герыче, мать твою, а?
Ну, когда на тебя глядит натуральный тигр, тут главное — не пиздеть слишком много.
— Не, ну не совсем, брат, так, раз в сто лет, по большим праздникам, понимаешь? Не так, как раньше. Совсем не как раньше.
— Твое счастье, если так, потому што меня уже блевать тянет от вас, торчков. Ну што, хочешь кокса?
— Ну, э-э… даже не знаю, брат. Я вообще ни хрена не знаю.
Бегби решил, что это положительный ответ, и выудил на свет божий пакет с коксом. Отсыпал хорошую дозу, и хотя я вообще-то кокс не Люблю; я понял, што придется занюхать, типа как из вежливости. Понятно, што это развязка и все такое, но от одной дороги ведь хуже не будет, наверное.
Франко начинает делать дорожку.
— Мне тут сказали, што ты в Перте сидел, — говорит он. — Голимое место, очень голимое, бля. А мне тебя не хватало, ты, пидор, — продолжает он, улыбаясь так, штобы я понял: он скучал именно по мне, а не по мне в тюряге.
Ну и што тут скажешь?
— Ну, мне тоже тебя не хватало, Франко, брат, а ты, кстати, неплохо выглядишь, держишься в форме и все такое, вот што я тебе скажу.
Он напрягает мышцы на животе.
— Ну да, я в тюряге работал над собой, не то што некоторые. А теперь это приносит свои дивиденды, да, приносит, — продолжает он и занюхивает нехреновую такую дорогу. — У меня есть девочка, в Западном Хэйлсе, у нее хата на Лорн-стрит. Держись, нах, подальше от этого места, честно тебе говорю. Но девочка што надо, формы и все дела, — говорит он, показывая руками эти самые формы типа песочных часов. — Ну да, у нее есть ребенок, но так и хер бы с ним. Раньше она жила с одним пидором, а потом пришел я и въебал ему прямо в рожу. Этом уроду еще повезло, что у меня настроение было хорошее. Я держал себя в руках, остался со своей бабой, но што делает эта дура, она продолжает ебать мне мозга по поводу Элспет и этого пидора, с которым она жила раньше, — продолжает Франко, выплевывая слова, словно пули из штурмовой винтовки типа АК-47.
Я наклоняюсь и занюхиваю свою дозу. Потом выпрямляюсь и начинаю тереть нос.
— Ну да… и как ребенок?
— Я тут ездил на днях их проведать, да. Да все типа в порядке, но Джун продолжает трепать мне нервы. Какого хера я во все это впрягся, непонятно. Надо вообще пойти и проверить, все ли у меня нормально с башкой.
— А ты, ну это, уже отвык от тюремной системы?
Глаза Бегби тут же наливаютца кровью, и он так смотрит на меня — как будто прямо сейчас оторвет мне башку, на хрен.
— Это, бля, что еще значит? А?
— Ну… просто мне потом долго пришлось приспосабливаться к нормальной жизни и все такое, вот почему я и спрашиваю, — говорю я ему. Но Бегби уже несет, и он начинает парить мне про тюрьму, и это очень меня беспокоит, брат, потому что я начинаю думать про Рентона, и про бабки, которые я получил, и про то, как я проговорился Психу об этих бабках, и про то, не проговорился ли, в свою очередь, Псих Бегби.
Франко всасывает в себя очередную дозу кокса, а я все еще не отойду от первой. Он еще пару минут говорит обо всех этих ебанутых пидорах там, в тюряге, а потом смотрит на меня, очень-очень нехорошо смотрит, и говорит:
