не понимают.
Гнеда потянулась навстречу, намереваясь лишь опереться, но тут, наконец, тело отказало ей, и девушка тяжело повалилась вниз. Человек ловко поймал её, перехватив за пояс. Оказавшись в неожиданных объятиях, Гнеда, повинуясь безотчётному порыву, быстро и недружелюбно высвободилась. Хозяин избы был на голову выше девушки и смотрел какое-то время, нахмурившись. Затем, хмыкнув, он развернулся и направился в дом. Гнеда проводила его угрюмую спину не уступающим по мрачности взглядом и сделала шаг. Он оказался первым и последним, так как всю её с ног до головы пронзила внезапная боль, в висках зашумело звуком воды, накатившей на гальку, а в глаза изнутри кто-то словно плеснул чернил. Последнее, что слышала девушка, был глухой шлепок её поваленного наземь тела.
***
Из-за невидимой завесы до слуха доносились разрозненные звуки — шорохи, тяжёлое, натужное дыхание, шёпот и чертыхания. Пахло дымом, гарью, потом, тошнотворными выделениями раненой плоти, травами, хмелем и чужим человеком. Гнеда открыла глаза. Прямо перед собой она увидела сгорбленную спину склонившегося над лавкой человека. Слева стоял светец, в котором торчала горящая лучина, бывшая единственным источником и света, и маломальского тепла. Сама девушка лежала на полу, усыпанном прелой соломой, на медвежьей шкуре, от которой несло кислятиной и затхлостью. Не желая того, Гнеда шевельнулась и издала неприятный кряхтящий звук. Человек, не разгибаясь, кинул на неё быстрый взгляд через плечо и продолжил копошиться. Понадобилось несколько мгновений, чтобы девушка осознала, что копошится незнакомец в теле Фиргалла. Гнеда кинулась к нему, запутавшись в накинутом на ноги плаще и едва не опрокинув стоявший тут же кувшин с водой, но упёрлась в выставленную руку.
— Я почти закончил.
Девушка осела на пол, не отрывая взгляда от сида, ставшего совсем прозрачным в неверном свете. Наконец хозяин дома выпрямился и накрыл своего подопечного какой-то дерюгой с бережностью, немного обнадёжившей Гнеду. Он ещё раз поглядел в лицо больному, а после загасил лучину голыми пальцами. Избу накрыла пепельно-голубоватая темнота, и девушка догадалась, что снаружи занимался рассвет. Незнакомец направился к выходу и, растворив дверь, чуть заметно кивнул головой. Противно засосало под ложечкой, а нутро свернулось в напряжённый холодный ком.
Было ещё по-утреннему туманно и свежо. День задавался непогожий и промозглый, на траве серебрилась холодная роса. Чужак ополаскивался из подвешенного к рябине рукомойника, не обращая никакого внимания на девушку. Она поморщилась, представив, какая студёная там, должно быть, вода. Закончив своё омовение, человек, утершись грязным рушником, удостоил Гнеду взглядом.
— Ну что, — сказал он после продолжительного изучения её лица, — потолкуем?
— Потолкуем, — согласилась девушка, будто имела выбор.
— Кто он тебе?
— Дядя, — коротко ответила Гнеда, не задумываясь.
— Из сидов, не иначе?
Она удивилась прозорливости своего собеседника и, стараясь не выдать своих чувств, промолчала. Чужак усмехнулся, но его глаза оставались колючими.
— Можешь не отвечать, сам вижу. Я ихнего брата за версту чую. Вертячие бобы, — он с оттягом сплюнул в сторону, — терпеть не могу. Высокомерный народец, мнящий о себе невесть что. А ты вот что-то не похожа на белобрысых. Никак вымесок?
— Приёмная, — заставила себя ответить Гнеда, ощущая предательскую сухость во рту. От неё не ускользнуло обращение в женском роде. Но этот вопрос последовал незамедлительно:
— А в портки зачем влезла?
Девушка отвела глаза вниз, лихорадочно соображая. Она была без сознания несколько часов, не меньше, всё это время полностью находясь во власти незнакомца. Ей было страшно даже подумать, как он выяснил, что она не юноша.
— Дядя велел, — откашлявшись, выдавила Гнеда. — Так верхом сподручней да в дороге безопасней.
К облегчению Гнеды, её собеседник кивнул, вроде бы удовлетворившись объяснением.
— Его так кто?
— На нас напали двое. Сегод… — она спохватилась, — вчера поутру. — Гнеда принуждала себя всё время смотреть ему в глаза. — Один с мечом, другой — стрелец. Дядю сшибли прямо с лошади, видать, из засады. Я успела убежать. — Девушка сглотнула. Лицо собеседника хоть и выражало внимание, Гнеда не могла понять, какое впечатление производят на него её слова. — Мечник кинулся было за мной, да утоп в болоте. А второго я убила.
Брови незнакомца подпрыгнули вверх. Он слегка склонил голову набок, прищурившись, затем почесал бороду и велел:
— Ну-ка, давай сначала и чин чинарём.
Девушке ничего не оставалось, как честно и во всех подробностях поведать о своих злоключениях. Её слушатель внимал прилежно, перебивая иногда вопросами, уточняя что-то для себя. Гнеда не утаила ни одного обстоятельства.
— Поначалу я думала, ты — один из них, — закончила она свой рассказ. По правде говоря, ничто не мешало ей продолжать так считать. Хозяин с удовольствием крякнул, явно позабавившись этой мысли. — Благодарить тебя мне до конца дней, а ведь и имени твоего не знаю.
— Я живу здесь волей своего господина, боярина из Стародуба, — уклончиво объявил он. — А прозываюсь Гореславом. Назовись и ты.
— Люди кличут меня Финд, моего дядю – Фергусом, — без колебаний сообщила девушка. Они загодя договорились с сидом о дорожных именах для ненужных ушей.
Гореслав хмыкнул и ещё раз окинул её с головы до ног взглядом, от которого Гнеде стало не по себе.
— Ладно, — подытожил новый знакомец. — Я не знахарь, но кое-чего в жизни повидал. Промыл там всё, вычистил. Ковырнуло его неглубоко, да вот юшки порядком вытекло. Дядька твой должен покамест поспать. Коли продержится до утра, вжиль пойдёт. Тут уж как боги решат. Проголодаешься, там под ручником каша.
С этими словами он скрылся в доме, чтобы через некоторое время вновь появиться на дворе с сумой через плечо. Не глянув на Гнеду, он бесшумно растворился в зарослях.
Девушка осталась предоставлена самой себе. Первым делом она вернулась к Фиргаллу, всё так же недвижно лежащему на лавке, разве что цвет его лица начал приобретать розоватую тусклость против бывшей прозрачности. Дыхания слышно не было, зато грудь мерно, пусть и едва заметно поднималась. Может, хозяин и вправду понимал что-то во врачевании.
Гнеда осмотрелась. Сруб тесный, но для одного человека, пожалуй, подойдёт. Хотя у Кузнеца, что жил один-одинёшенек, изба была просторная, светлая, с большими окнами, а не с этими щёлками, сквозь которые и понять-то можно лишь день на дворе или ночь. Катбад, хоть никого не боялся, а забор поставил. Не ради защиты, а для порядка, чтобы дать понять и людям, и зверям, да и мало ли
