Он устало сгорбил плечи:
— Да. Но я не знал, что это такое. Эта картина преследовала меня долгие годы. Я с ней вырос. Родители успокаивали, говорили, что ко мне привязался дурной сон, все снится и снится, что это просто ночной кошмар. Но я знал, что это никакой не сон. Я видел это только тогда, когда не спал.
— Сколько тебе было лет?
— Когда я впервые это увидел? Восемь или девять. Точно кадр из кино. Как изображение чего-то неведомого. Что это было? Этого я понять не мог, но точно знал, что вижу что-то плохое. Очень страшное. Годам к двадцати я уже осознал, что это знак. Уже не сомневался, что что-то ужасное случится, но что именно, где и когда, я не знал.
— Что ты видел?
Кейр не ответил.
Марианна прижала ладонь к его спине, к выступающим позвонкам, и через секунду почувствовала, как он выпрямился.
— Я видел море… и над ним огонь.
Марианна рывком села, протянула руки к его лицу, к глазам. Они были зажмурены, а ресницы были мокрыми. Марианна крепко его обняла, и он лег рядом и замер, не проронив ни слова, потому что слова были больше не нужны.
Весна 2007
Глава двенадцатая
Луиза
Кейр привез Марианну поздно вечером, я открыла им дверь. Сестра была даже бледнее, чем раньше, может, так казалось из-за ссадины на лбу, видимо, она обо что-то ударилась. У Кейра был невероятно утомленный вид, даже глаза запали. Я тут же вспомнила (невольно покраснев), почему сама не спала прошлой ночью, и пыталась понять, что скрывается за этой усталостью — минуты счастья? Но нет, лицо напряженное, резче обозначились морщины. Улыбнулся мне тепло, но улыбка не коснулась ею удивительных и каких-то странных глаз, кстати, он сразу отвел их в сторону. Зайти он отказался, твердя, что нанесет нам грязи своими ботинками, что он жутко измотан и что ему нужно поскорее лечь.
Марианна не поцеловала его на прощание, и он ее тоже, но я заметила, как она сжала на миг его плечо, когда они обменивались коротким «пока». И только я захлопнула дверь, Марианна тут же заявила, что ей нужно полежать в горячей ванне, долго-долго, а потом — сразу уснуть. В общем, я уяснила, что на задушевную девичью беседу за поздней чашечкой чая рассчитывать не стоит.
Но если честно, расспрашивать Марианну о том, что она делала и где побывала, занятие неблагодарное. Она может, конечно, рассказать о своих впечатлениях, и это всегда любопытно, но все же получается разговор с односторонним, так сказать, движением. Ваши и ее впечатления просто невозможно и бессмысленно сравнивать. В прошлом году ездили мы с ней в Венецию, Гэрт стал расспрашивать, что видели, что понравилось. Я, разумеется, охала и ахала, восторгаясь пейзажами Джованни Каналетто (а чем же еще?), Марианна молчала. Гэрт сам проявил инициативу:
— Вы, конечно, были на площади Сан-Марко? И какие впечатления?
Немного подумав, Марианна выдала:
— Все время голуби хлопают крыльями… будто какая-то небесная рать. Воздух постоянно колеблется. И еще там везде пахнет морем… потом… и ликером «Лимончелло».
Бедный парень молчал, не зная, что на это сказать. (Марианна часто вводит людей в ступор.) В конце концов она сжалилась над нами, заговорив о чем-то другом.
Нет-нет, я не говорю, что Марианне недоступен наш мир, мир зрячих. Ничего подобного. Это ее мир недоступен нам. Интересно, удалось ли Кейру хоть чуть-чуть исследовать это неведомое пространство?
Марианна вернулась какая-то… не такая, странная. Молчала и молчала, но что-то ее грызло. И стала еще раздражительнее, впрочем, возможно, это я стала более раздражительной. Меня ведь тоже грызла моя тайна, и я никак не находила повода заговорить с Марианной про Гэрта, дескать, так и так, сестричка… ну и трусила, если честно. И с Гэртом тоже как-то неловко было все это обсуждать. Я все ждала, что он позвонит первым, так принято испокон веков. Но я ведь была еще и его работодателем, и он тоже мог ждать, когда я сама его вызову.
Как принято вести себя в подобных случаях у них, у двадцатипятилетних, я совершенно не представляла. Может, он сделает вид, будто ничего не было? Что я о нем, в этом смысле, знала? Что ему ничего не стоит переспать с одинокой и далеко не молодой теткой? На самом деле я так не думала, в постели он был довольно робок. В тот сумасшедший вечер он действительно был сама нежность, дерзость и страсть, но наутро весь зажался и погрустнел. (Хорошо хоть не стеснялся меня.) Конечно: похмелье, да еще нечем было восстановить боевой окрас, вот и расстроился. (Я поняла, что косметичек готы с собой не носят. Потому, наверное, что не носят и сумок.)
О самом Кейре Марианна определенно говорить не желала. Она рассказала про дом, про домик на дереве, про то, как остроумно Кейр все придумал, чтобы ей было проще освоиться, рассказала про семью (хотя ни с кем из его родственников не встречалась). Я спросила про ссадину на лбу. Сестра сразу помрачнела, сказала, что вышла погулять в сад, одна, и врезалась в дерево. Даже не будучи Эркюлем Пуаро, я сразу сообразила, что она чего-то недоговаривает. Оттого ли, что их отношения стали более прочными или, напротив, разладились? Этого я понять не могла. И, похоже, Марианна не хотела, чтобы я что-то поняла.
Мы вместе распаковали ее вещи, среди них был пакет с перепачканными грязью ботинками, почему-то без шнурков. Я спросила:
— Что это с ними?
— Насквозь промокли, — буркнула Марианна.
Что промокли, я и сама догадалась, но больше она ничего не сказала. Еще я увидела шерстяной шарф, бутылочно-зеленый, такой цвет Марианна никогда не носила. Значит, этот кашемировый шарф — подарок Кейра, рассудила я, но уточнять ничего не стала. Их личные отношения были темой запретной, это я уже усвоила.
Марианна стала убирать вещи, а я отправилась заваривать чай. Через несколько минут я снова поднялась и случайно глянула в наполовину притворенную дверь спальни. Марианну мне не было видно, но ее отражение в зеркале на дверце шкафа — очень даже хорошо. (Марианна не знала, что я смогу ее увидеть. Она же не представляет, как выглядят зеркала и каковы их возможности.) Она сидела на постели, зарывшись лицом в шарф. Я испугалась, что она плачет, и уже хотела войти, но в этот момент она подняла голову. Нет, никаких слез. Она потерлась о шарф щекой и снова зарылась в него лицом, со стоном вдыхая запах.
Тут до меня наконец доехало. Не подарок это. Это шарфик Кейра.
