— А ты меняешься? Мне почему-то кажется, ты сейчас в очередной раз меняешься.
Вместо ответа она вдруг рассердилась:
— Ермилов, остановись, куришь как паровоз, неужели сам не замечаешь?!
— Ты слишком капризный зритель, раньше тебя раздражало, что только я и не курю в нашей компании…
— Тогда сходи купи мне пачку «Житана». Он послушно поднялся, а когда вернулся с сигаретами, ее не было.
— Опять, — вздохнул Ермилов. — Все сначала. Он уже проходил это, только почему-то тревожно заныло сердце.
Но через два дня Ермилов не выдержал и позвонил Турецкому. Они встретились, и Ермилов рассказал про Киру, — все, что знал и чувствовал.
— Парень, тебе хорошо с ней было? — спросил
Турецкий.
Ермилов смог только кивнуть. Тогда Турецкий похлопал его по плечу:
— Так почему нельзя просто быть за это благо
дарным?
Ермилов подумал и сказал:
— С одной стороны, я так давно люблю ее, что пора бы уже и перестать… С другой — вряд ли получится.
— Давно — это сколько?
— Где-то с год, наверно.
Турецкий подавил улыбку. Действительно давно, ничего не скажешь.
— Вот что мне теперь делать?
— Да просто живи, — посоветовал Турецкий. — Снимай свое кино. Не об этом ли ты мечтал?
— Просто живи… А если с ней что-нибудь случилось?
— С чего ты взял, Илья?
— Так ведь нету же ее!
— Но ты сам сказал, что она и прежде исчезала, и надолго.
— Верно. Но сейчас как-то совсем странно.
— В любом случае заявить об исчезновении человека лучше родственникам.
— Она сирота, у нее нет никого.
— Хм… Тогда вот что, — сказал Турецкий. — Ты сам позвони в милицию, как положено. А я потом подключусь.
КИРА
Она приезжала к Георгию много раз. Когда надоедали однокурсники, Ермилов, преподаватели, она бросала все и убегала к нему. Он принимал ее молча, ни о чем не спрашивал и не удивлялся ее приходу, — будто ждал. Несмотря на то что промежутки между ее приездами бывали значительными, она чувствовала странную связь с этим человеком. Возможно, дело было в его загадочности.
Однажды Георгий заехал за ней в общежитие, сказал, что тоже хочет посмотреть, как она живет. Ну, посмотрел. За это время его успели увидеть Юрец Клементьев и Алина. Оба выпучили глаза, а потом пристали с глупыми расспросами: зачем тебе такой старик? Разве ж это объяснишь… Да и какой он старик?!
Теперь он жил в мастерской какого-то скульптора, среди незаконченных скульптур, каркасов, мольбертов. Впрочем, что Кира знала о нем? Ровным счетом ничего. Может, он и был этот скульптор. Скульптор. Да, это слово к нему подходило. По крайней мере, к нему — в отношении ее.
Однажды у нее сильно болела голова, и Георгий дал ей какие-то таблетки, которые велел принимать три дня подряд. Эффект был сногсшибательный. Голова прошла, в теле появилась невиданная прежде легкость. Она не ходила, а летала! Жалко было лишь, что таблетки быстро закончились. Она приехала к нему с надеждой взять еще, но Георгий сказал, что они закончились, и спросил, как она относится к инъекциям.
— Это ты о наркотиках?
— При чем тут наркотики? Есть новейшие стимулирующие препараты, которые не вызывают никакой зависимости.
— Правда?
— Конечно.
— Так ты медик? — предположила тогда Кира.
Он засмеялся и открыл ящик стола, где лежали
шприцы и ампулы. Укол сделал в вену на ноге, сразу же это объяснил:
— Чтобы на тебя никто не косился.
Ощущения были еще лучше, чем от таблетки.
Она словно забыла самое себя. Хотелось только подчиняться и выполнять чужую волю. В этом было подлинное счастье.
В этот раз он показал ей пояс шахидки. Кира засмеялась, решила, что это шутка. Но по его непроницаемому лицу не смогла понять, в чем тут подвох. Георгий не стал настаивать, и они занялись любовью.
— Ты очень красив, — шептала она, — ну просто
Ален Делон, только ты лучше, потому что моложе.
Ты сильный. И еще ты чертовски умен, потому что неразговорчив, а только умные люди молчаливы… Знаешь, что значит харизма?
Он пробормотал что-то неопределенное, и она продолжила:
— Это греческое слово. Оно означает божественный дар и одаренность. Харизма основана на исключительных качествах личности — мудрости, героизме, святости. Это все про тебя!
Несмотря на те нечастые встречи, которые у них бывали, она осознавала, какое громадное влияние он стал оказывать на ее жизнь. Ничего не делая, ничему не уча, он как бы заново лепил ее. Временами, даже на расстоянии, ей казалось, что она вот сейчас выполняет какое-то его желание и впредь выполнит любое, самое сумасшедшее, стоит ему лишь приказать… Может быть, так казалось оттого, что он ничего не требовал, даже не просил? Впрочем, ей все равно казалось, что она поступает именно так, как хочет он. Что это было, гипноз? Она не знала, не понимала, сколько ни пыталась.
Однажды она увидела на столе раскрытую тетрадь, где твердым почерком было написано — она успела прочитать несколько строчек:
«… у любого субъекта существует предел психической выносливости, по превышении которого он не способен на дальнейшее сопротивление эмоции страха, впадая в хаотическое поведение или какое-то оцепенение. Когда субъект считает, что есть какой-то выход из создавшегося положения, но он не может им воспользоваться, — тогда возникает паника. Физиологическими проявлениями страха являются: усиленное сердцебиение, дрожь, слабость, мышечная заторможенность, пересыхание рта и горла, потливость, тошнота, головокружение, нехватка воздуха, урчание в животе, частые позывы к мочеиспусканию…»
— Что это такое? — спросила Кира. — Психологией увлекаешься?
— Не для твоей хорошенькой головки, — ласково, но твердо сказал Георгий и закрыл тетрадку.
— Слушай, ну кто же ты вообще? — спросила она с нескрываемым любопытством.
— Правда хочешь это знать?
— Конечно, мне же интересно!
— Считай, что я воспитатель молоденьких девочек.
— Охотно верю!
…В этот раз, после эпопеи с Мэдисоном, наступила какая-то опустошенность. Может быть, она просто долго не получала свои уколы? Но Георгий же сказал, что зависимости от них не бывает. Она приехала к нему поздно ночью через несколько дней после того, как они с Ермиловым отвезли Мэдисона из Скоморохова в Москву.
Георгия дома не оказалось, но она знала, где лежит ключ, и вошла в мастерскую. Хотелось поскорей заснуть, и она просто упала на топчан, при этом больно ударившись обо что-то плечом. Кира включила свет и отвернула покрывало. То, что она увидела, ее изумило. На топчанах лежало оружие: автомат, снайперская винтовка, два пистолета, обоймы с патронами. Еще были какие-то брикеты. Кира невольно отпрянула. Едва не сбила мольберт, стоявший рядом, и придержала его рукой. На мольберте была карта, на которой она успела увидеть надписи «Взрыв № 1», «Снайпер», «Путь отхода В»… Киру будто парализовало. Она всматривалась в карту, в знакомые названия московских улиц, пытаясь понять, уже поняв, но все еще отгоняя от себя жуткую правду. Невольно она вспомнила «план» Плотникова, тоже «террористический», но ведь то была шутка… Вот для чего, наверно, Георгий брал у нее деньги… Господи, неужели он уже кого-то убил?!
Она не слышала, как он появился. Он просто вдруг возник сзади и положил ей руки на плечи. Она вскрикнула и от неожиданности, и от ужаса. Впервые за долгое время она поняла, что смертельно боится этого человека.
— У тебя здесь шрам, оказывается, — сказал Георгий после паузы, нежно проведя пальцами по ее шее. — Я не знал.
— Брось, — сказала она подрагивающим голосом. — Ты же сто раз трогал его, когда мы занимались сексом.
— Это был не секс, — сказал он. — Это был Путь. Только ты его не прошла.
— Мой — что? Ты о чем?
Вместо ответа он нажал на шрам сильнее, так что хрустнул шейный позвонок. Зрачки ее расширились и закатились.
Он смотрел на великолепное женское тело, распростертое на топчане.
— С самого же начала знал, что нужны совсем молоденькие, — пробормотал он с досадой. — Слишком взрослая, слишком испорченная. Невозможно вылепить ничего стоящего. Ну, ничего, это не страшно. Шаг назад — два шага вперед.
2006 год
ТУРЕЦКИЙ
Вздыхавшая весь день медсестра рассказала Турецкому, что сегодня ночью ее пятнадцатилетняя дочь приезжает из летнего лагеря и будет одна добираться до дому через весь город — встретить некому.
— А муж? — спросил Александр Борисович.
— Да мы про него, алкаша, уже два года не слышали. И слава богу, а то, гад, повадился руки распускать…
— Вот что. Вы езжайте на вокзал, — сказал Турецкий. — Встречайте ее.
— Как же это? А вы, Александр Борисович?
