- Мне-то как раз и что. Это он, тварь, меня не иглу посадил. Я ещё дураком был, сейчас умный. Когда поздно, все умные. Он говорил, что все ширяются, уговаривал на пару попробовать. Мол, и отец тоже регулярно кайф ловил. Я и ширнулся. А он себе глюкозу влил. Потом мне сам рассказывал. Приходил с дозой, меня уже крутить начинало, а он рассказывает.
- За что это он тебя так ненавидел?
- Он моего отца, брата своего убил. Ну и меня зодно... Говорил, что линия породы у нас гнилая, чисто бандитская. Он, видите ли, чистенький, а мы бандиты. Сам он всегда брезговал руками работать. Как же, мозговой центр, а мы с батей мразь чернорабочая. Не хотел Михаил Семенович начинать свою банковскую биографию с такими родственниками. Он батю приказал в бетон закатать, а меня взял к себе. Я его раз по кумполу врезал, когда отец ещё жив был. Вот он и отомстил.
- А почему Иван?
Тут Санька неожиданно захихикал. Мерзкое, надо сказать, представлял зрелище: всколоченный, липкий даже на расстоянии, из угла рта текло, запах стоял!.. ещё тот запах стоял. И вот это полуживотное, полумертвец хихикал хитро и злобно.
- Ну?
- Наш гениальный Михаил Семенович не понял, что как раз Иван и есть его копия. Не Дмитрий, а Иван. Иван все рассчитал, все забрал в свои руки, а Дмитрий - так, вывезет. Куда ему, если он из-за жены на всех кидаться начал. Теперь Ирка за Ивана пойдет, куда ей деваться. А Иван тоже дурак, неожиданно заявил он и захихикал ещё более мерзко.
ГЛАВА 28
ЖУК В МУРАВЕЙНИКЕ
Он ещё кое-что мне успел рассказать, что я не успел переварить, потому что в этот момент с шумом, отчаянием, бешенным дыханием в дом ворвалась Катенька.
- Они уже едут!
Не замечая Саньки, упала мне на руки.
- Едут! Я бежала... думала... не успею!.. Арбатов, Федотов... с автоматами...
Она чуть-чуть не успела, потому что секунду спустя вокруг дома уже ревели машины. Потом фары со всех сторон зажгли окна дома и, усиленный мегафоном голос майора Федотова надсадно заорал:
- Выходи, капитан! Без глупостей, а то пулями посечем.
Я лихорадочно искал выход. Хотя, не рисковать же Катенькой?
- Майор! Сейчас выходим. Не стреляй!
- Катя! Идите с Санькой к двери, откроете и сразу кричите, что это вы. Все поняла?
- А ты? Ванечка!
- Я попробую улизнуть. А то опять в яму какую-нибудь бросят.
- Капитан! Время кончается!
- Всё, идите! - приказал я, а сам бросился вглубь дома.
Дверь в ванную комнату, туалет, спальня. В окнах везде слепили фары. Я выскочил в гостинную. Катенька, оглядываясь на меня, открывала дверь. Она не боялась, она не хотела оставлять меня.
И тут началось. Катенька крикнула:
- Не стреляйте!
Но открытая дверь послужила сигналом, и они ударили со всех сторон и из всех стволов. Видимо, Иван распорядился. иначе они не осмелились бы так палить из-за Саньки.
Я не подумал, надо было предупредить о Катеньке!
Сам я мгновенно оказался на полу. Лежал, инстинктивно закрывая голову руками. Не от пуль, конечно, от щепок, осколков камня. У двери по стене сползала на пол Катенька... лицо, грудь... безнадежно! Санька, отброшенный прямым попаданием крупнокалиберной пули, расплостался по полу.
Они там с ума посходили! Или уже были сумасшедшими?! А я только сейчас осознал.
Я полз в ванную комнату, куда же еще. Я слышал, гулко - минимум два! били крупнокалиберные стволы. Пулеметы привезли. Боялись, сволочи!
Я перевалился внутрь ванны. Хорошо, не пластмассовая, а чугунная. Видимо, здесь где-то покупали. А то был бы мне конец. Гулко звенел металл от прямых попаданий. Страшно?
Нет, душила злоба.
Потом стрельба стала стихать. Кромешная тьма. Все провода перебили. Я слышал отдельные голоса. Из-за запыленного штукатурной взвесью воздуха, нестерпимо хотелось чихнуть. Я и чихнул, зажав нос пальцами. Беззвучно.
Что-то кричали у входа - обнаружили тела. Потом в приоткрытой двери появились отблески фонарей. Я медленно встал. Большое кресло стояло посреди комнаты. Я осторжно переступил в такт приближающимся шагам, нащупал кресло, присел за него. Тут же луч фонарика мазнул по стенам, моему креслу, уперся в ванну. Голос майора Федотова:
- Иди посмотри дальше, а я в ванную загляну. Может купается, шустрик?
Смешок. Кто-то двинулся дальше. Федотов, тщательно подметая лучом фонаря перед собой, подошел к ванне, заглянул.
- Куда же делся? - задумчиво прошептал он.
- Да здесь я, - так же шепотом проговорил я, зажимая ему рот ладонью. Другой рукой приставил лезвие ножа к горлу, слегка прижал.
- Дернешься, горло перережу. Понял? Кивни.
Он судорожно задергал головой. Чисто дятел.
- Сейчас тебе рот открою. Будешь орать?
Такие же судорожные движения, но горизонтально направленные. Понимает. Я отвел ладонь от рта. Не закричит.
- Давай оружие. Медленно.
Он протянул за спину автомат "Калашникова". Я повесил его себе на шею и, не отводя лезвия от его глотки, быстро ощупал: граната в кармане, пистолет в кобуре, запасные обоймы. Все это я забрал. И вовремя.
- Майор! Ты где?
Скорее всего голос Арбатова. Сволочь! Мало ему сегодня досталось!
- Отвечай что-нибудь! - приказал я.
- Здесь... - чуть не поперхнулся он, но справился. - Здесь, в ванне. Нашел что-нибудь?
- Тоже никого. Не мог же он смысться? Что будем делать?
Лично я не знал, сразу признаюсь. Но что-то делать было надо.
- Сколько вас сейчас в доме? - спросил я ему в ухо.
- Пятеро, - тихо ответил он.
- А всего сколько?
- Девять.
- Пусть все выходят к твоей машине. Командуй.
- Все на выход! - громко закричал майор. - К моей машине. Его здесь нет.
Я собрался ударить майора рукояткой его же пистолета. Череп выдержал бы, я был уверен. И до недавнего времени я относился к нему, хоть и с презрением, но достаточно снисходительно. Но убийство Катеньки?!
С легким скрипом я перерезал ему горло. Кровь булькала, хрипело в бронхах. Я опустил тело на пол.
- Чего это ты тут делаешь? - вдруг раздался совсем рядом голос Арбатова.
В меня уперся яркий свет фонаря.
- Да ты!.. Ах ты!..
Что-то звякнуло. Очевидно он судорожно направлял на меня и ствол. Времени на раздумье не оставалось. Я выбросил во мрак над слпящим кругом света руку с норжом... и попал. Лезвие мягко, с тихим всхлипом вошло... падающий фонарь осветил - в горло. Он, забыв об автомате, схватилсся ладонью за мою кисть с ножом. Все равно - труп. Я повернул лезвие, чтобы ускорить процесс... Он падал.
Быстро осмотрел умирающее тело. Еще граната. Запасной рожок. Лежащий на полу фонарик высветил дернувшиеся ноги - словно затухающее сознание, ещё надеясь убежать, давало последнюю команду.
Ладно. Человек он был плохой, сам лез на рожон. Как и Федотов. Если бы не лезли, не нарвались. А горевать по ним я не буду.
С такой скромной эпитафией, я уже пробирался в сторону от входа. В окнах стекол не осталось, разумеется. Но фары слепили ещё пуще. Мне ничего не оставалось, как надеяться на свою счастливую звезду. Должны же они, черт их дери! послушаться команды командира и уйти к месту сбора.
Я неторопясь вылез в окно и, прикрываясь рукой, словно закрываясь от яркого света, побрел к машине.
Мое удивление был безмерно, когда, уже за пределами ослепляющего света фар, кто-то спокойно спросил из темноты:
- Ну что, так и не нашли?
Этот кто-то меня не знал, или был новичком, или был жителем "Тургеневского плеса", рядовым милиционером.
- Ты чего здесь делаешь? - грозно спросил я. - Федотов всем приказал собираться к его машине.
- Да я-то что? Я же водила...
- Водила не водила, давай, двигай! - поторопил я.
Он ушел. Я дождался, пока он завернет за угол, сел в его "Уазик" (мотор даже не был заглушен) и медленно отъехал.
Я отъехал от дома, ожидая вдогонку рой свинца, но нет, выстрелов не последовало, никто не всполошился. Я вдавил педаль газа до упора и поехал мимо скопления фигур у одной из машин. На ходу выдернул чеку у гранаты и бросил в самую самую толпу. Зачем оставлять в тылу убийц. Они уже определились; не ты их, они тебя точно достанут.
Да, мне хотелось уехать. Уехать вслед за Леной. Не видеть больше этого Курагинского питомника, государства в государстве, где царят собственные законы, где ценность человеческой жизни перестала быть мерилом всего. Но хуже нет неоплаченных счетов. Куда бы ты не убежал, неоплаченный счет все равно и всегда тебя настигнет. Так лучше сразу... Я так думаю!
Конечно, в доме уже все на ногах. И все трое охранников, с которыми я начал свой ночной вояж, тоже пробуждены и с понятными мне эмоциями продолжают коротать часы дежурства. Вряд ли меня просто так пропустят. И войти в дом как-нибудь иначе не удастся; сам я профессионально позаботился об этом. Даже окно не выдавишь, чтобы не заголосила электроника.
Мысль кружилась у меня в голове, как ночные мотыльки возле язычка пламени и так же бесполезно сгорали. Я не знал, что делать? И теолько проезжая мимо высоких окон нижнего зала приемов, меня осенило: а собственно почему я боюсь трезвона? Я уже достаточно нашумел этой ночью, так что небольшой шумовой эффект только скрасит мое появление.
