не вопрос, а утверждение. – Но почему, Даня? Чем ты разозлил этого человека?
Я сглотнул, я не мог рассказать Инне почему, но я дал себе обещание, что в моей жизни будет только правда. Поэтому я тупо молчал.
– Ты не расскажешь? – Инна отпустила мою руку. «Нет, не отпускай», – молил я ее всей душой.
– Не могу, – ответил я.
Инна встала с кровати и отошла к окну. Я сразу вспомнил вечер нашего похода, когда она отстраненно смотрела вдаль на луга, а я мог видеть лишь ее спину. Я не хотел, чтобы она молчала, грустила и, тем более, пыталась уйти, как тогда.
– Инна, – тихо позвал я.
– Я проектировала его загородный дом. Он находится в Зеленом городе, – спокойно и безразлично рассказывала Инна. – Два этажа, мансарда, большой гараж на три машины. Каркас дома уже возведен. Павел Олегович все никак не унимался – то не нравилось расположение комнат, то материалы, то вдруг он захотел биллиардную на мансарде вместо спальни дочери. Я пять раз переделывала ему проект под все его «хотелки». В итоге, он согласовал все прямо перед вылетом в Тунис. Сказал, что сразу после возвращения наймет строительную бригаду и хочет, чтобы я занималась авторским надзором. Он был необычно спокойным в тот день. Сказал, что они летят с семьей отмечать совершеннолетие сына.
Я слушал ее рассказ, как страшную сказку. Я знал все это со слов Маши – про строящийся дом, про то, как «папа нашел неопытного дизайнера, которая ничего не может сделать нормально», про отдых в Тунисе и день рождения Димы. Я чувствовал, что мне становится дурно, меня затошнило, и закружилась голова. Инна продолжала, так и смотря в окно:
– Я отказалась вести у него авторский надзор. Мне хватило этого человека на всю жизнь. Больше я не готова связываться с ним ни по одному вопросу.
Инна резко повернулась и посмотрела мне в глаза.
– Мне стоит рассказать тому полицейскому, что Павел Олегович может быть причастен к нападению?
Я покачал головой. Кажется, я был белее снега. Инна кивнула, обошла кровать и взяла пиджак со стула. «Нет, нет! – я кричал внутри. – Только не уходи». Она вдруг посмотрела в мои округлившиеся от страха глаза.
– Расскажи мне? – она склонила голову набок, в ее глазах блестели слезы. – Расскажи, Даня. Не для полиции, для меня.
– Садись, – сдавленно выдавил я.
Я рассказал ей все, как было. Про Машу, про то, как она нашла открытку, про запрет выходить до экзамена, про встречу с Инной во время незавершенных отношений. Инна безучастно слушала, лишь иногда опуская глаза к своим рукам.
– Я сказал Маше, что мы расстаемся в воскресенье утром. Я бы сказал ей лично после того, как встретил тебя, после нашего первого свидания. Но вышло так, как вышло. А вечером… – я отвел глаза от взгляда Инны, – вечером на меня напали.
– И ты не думаешь на него заявлять, – подвела итог Инна снова утвердительно.
– Нет, – я посмотрел на любимое лицо, такое грустное и уставшее сейчас. – В этом нет смысла. Я никогда не докажу его вину.
Инна сидела на стуле и положила голову ко мне на кровать. Я дотронулся до ее волос.
– Не надо, Дань, – тихо прошептала она. – Я очень устала.
– Ложись ко мне? – предложил я. Хоть места на кровати почти не было, но я на руках подвинулся на самый край, приглашая Инну прилечь рядом. Она подняла голову с матраса и покорно легла рядом.
Мне показалось, что Инна сразу заснула. Но я не видел ее глаз, она уткнулась мне в подмышку и размеренно дышала. Я не мог спать в ту ночь. С одной стороны, мне было легче, потому что я все рассказал Инне, и между нами не было больше тайн. Как минимум один пункт из списка «против обвинения отца Маши» отпал. С другой стороны, я чувствовал себя еще большим подлецом, чем раньше – теперь о моей порочности знала не только Маша, но и Инна. А мне так хотелось выглядеть в ее глазах лучше, чем я являлся на самом деле.
Я крепко обнимал Инну и шептал, что люблю ее. Я заснул, когда начало светать. А когда проснулся, Инны не было рядом.
Глава 19. Чистый лист
Был субботний день и разрешенное утреннее время посещения, но в моей палате никого не было. Мама на утреннем автобусе уехала в Павлово, я сам ее отправил, сказав, что Инна пробудет со мной все выходные, и что папа уже, наверное, истосковался без внимания и вкусных супов. Я дотянулся до телефона, в сообщении от мамы было написано, что она спокойно добралась, и папа передает мне привет. Я коротко ответил и положил телефон на кровать. Безумно хотелось написать Инне, но я не решался. Скорее всего, боялся, что она не ответит. Для себя я решил: «Нужно дать ей время. Хотя бы день, чтобы все спокойно обдумать».
Я повернул голову к открытому окну, июльское солнце освещало недвижимые листья большого дерева под моим окном, ни малейшего дуновения ветра – жара, самое настоящее лето, которое я провожу в душной палате. Под гипсом нога спарилась и жутко чесалась. «Ничего, – с облегчением думал я, – Юрий Сергеевич сказал, что на следующей неделе окончательно будет снимать гипс. Конечно, меня закуют в жесткий лангет, и я продолжу лежать, но хотя бы смогу почесаться».
Спустя какое-то время пришла санитарка Люба, самая добрая и разговорчивая из всех дежурных. Ей было около пятидесяти, но выглядела она не по годам молодо. Инна всегда подолгу болтала с Любой, стоя около моей палаты, они тихонько хохотали, а я всегда злился, что остался без внимания.
– Привет, Данечка, – Люба приветливо улыбнулась и взяла мою кружку с тумбочки, – сегодня куриный бульон. Я тебе еще кашу жидкую подогрела, как суп выпьешь, налью. Не стала тебя на завтрак будить, подумала: «дай оставлю Дане кашу, пусть спит».
Люба налила бульон и помогла мне присесть. Я поблагодарил ее.
– Сегодня Инна ночевала, что ли, с тобой? – спросила Люба, хитро глядя на меня и, не дожидаясь ответа, добавила. – Эх, не видела вас Софья Павловна, а то бы такой разнос вам устроила. И так Инна приходит по утрам к тебе без разрешения.
Люба покачала головой, вытирая капли супа с кружки и осторожно передавая ее мне. Софья Павловна – злющая дежурная медсестра на моем этаже, от которой даже всегда спокойная и дружелюбная Инна готова была впасть в дикую ярость.
– Люба, а вы
