Я всхлипнула:
— Я думала, что мы уже всё друг другу сказали.
Артём сел рядом со мной:
— По-моему, уже настало время для того, чтобы исправить ошибки прошлого.
— О каких ошибках ты говоришь? Я всем довольна.
— Люди, довольные своей жизнью, не ревут в кинотеатрах и не пишут романы о безответной любви. Обмани себя, Марина, обмани. Ведь Саша тоже пьёт свой самообман. Если после моего рассказа, ты не останешься со мной, что ж, я пойму, но дай мне хотя бы возможность очистить свою совесть, а там поступай, как знаешь.
— И что же ты хочешь мне рассказать?
Артём смутился. Он краснел и бледнел, как застенчивый мальчишка, которым, правда, никогда не был.
— Я знаю, что ты сделаешь в конце моего монолога. Ты будешь кричать на меня благим матом и надаёшь мне по щекам, поэтому прежде я…
Я внимательно его слушала. Мне в самом деле было интересно, что у них там с Сашей за детские секреты, но договаривать Артём не стал. Вместо душевного разговора меня ждал поцелуй; такой же, как и первый: неуверенный, но жадный.
— Ты с ума сошёл, — прошептала я.
— Не собираюсь тебя слушать, — он повалил меня на диван.
— Нет, остановись! Да остановись же ты! — я оттолкнула мужчину и быстро поднялась на ноги. — Если нас увидят, то…
— Да пусть видят! Всем всё равно не угодить, — на этот раз он прижал меня к барной стойке, заломив мои руки за спиной.
— Завтра вся Москва будет обсуждать, что Марина Герц изменяет своему молодому мужу…
— С таким же молодым любовником. Уходи от него, — его шепот прозвучал в районе моей шеи, — я оплачу тебе этот развод, я дам тебе нужную сумму, только беги от него, Марина. Беги.
— Нет. — я вновь оттолкнула любовь своей юности, и на этот раз я не шутила. — Я останусь с Сашей. Я должна остаться.
Артём смотрел на меня, как на умалишённую. Его глаза так и кричали: «Где эта девушка, которую я знал? Где та Марина, которую волновали только мечта и свобода? Где она?». А она умерла. Раньше была свобода, которая открывает безграничные возможности, сейчас же есть свобода, которая неразрывно связана с одиночеством. Либо я с Герцем, либо я одна. Десяти лет было достаточно, чтобы понять, что мы с Сашей никому не нужны, кроме как друг другу. И я не представляю, что должно случиться, чтобы я ушла от него, не раздумывая.
— Я смотрю, у вас тут своё кино, да?
Саша стоял в дверях зала, а за ним уже толпились журналисты, в предвкушении новой сенсации. Даже представить боюсь, что они завтра напишут.
Мужчина не стал дожидаться ответа, а быстрым шагом прошёл к выходу. Открыв дверь, он повернулся ко мне. А в противоположной стороне стоял Артём и смотрел на меня точно такими же глазами. Кто-то из гостей хихикнул: «Ей придётся выбирать». Выбирать. Мне опять придётся выбирать.
За ошибки прошлого нужно платить. И на этот раз я не хочу ошибиться с выбором.
Глава 47
Мы молча сидели в машине, не решаясь не то, что сказать хоть что-то, а просто заглянуть друг другу в глаза. Тем более, что я знала, что в его глазах сейчас недоумение смешивается с гордостью. Я победитель! Я смог! Победа осталась за мной!
Признаться честно, меня не особо волновало, о чём конкретно он сейчас думает, я пыталась разобраться в собственных мыслях. А правильно ли я поступила? Не буду ли я через десять лет жалеть о своём выборе?
И вот я курила одну за одной (а знаете, ведь я бросила это дело ещё лет восемь назад) и думала, думала, думала. Больше всего мне хотелось прочитать в его глазах, что он меня любит, найти в омуте карий глаз поддержку, но пересилить я себя не могла. Да и не стоило, наверное.
— Ты поможешь мне оформить развод?
— Конечно.
Он постукивал пальцами по рулю и тонул в никотиновом дыме.
— Не могу поверить, что ты вышла из зала со мной, а не с ним.
— Почему?
Мужчина цокнул языком:
— У вас же с ним любовь и всё такое.
Любовь. Да. А кто-нибудь вообще знает, где начинается граница той самой любви? Как отличить её от влюблённости, симпатии и страсти? Я посмотрела на него, и на губах застыл вопрос: «Он меня любит. А ты?».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Иногда я вспоминаю, как мы познакомились. Ты меня, наверное, приняла за идиота, когда я начал к тебе подкатывать.
Я улыбнулась:
— Я приняла тебя за обычного подростка.
— Ты знаешь, Марина, а ведь я всё это помню. Все эти невнятные слова, мотоциклы, встречи. Я помню всё так, будто это было вчера. Будь я поумней, этого разговор между нами мог и не состояться.
— Ты винишь себя?
— Отчасти. В большей степени я всё равно виню его. Ведь он знал, что ты мне нравишься, знал и влез туда, куда его влезать совсем не просили. Зачем он это сделал? Думаешь, потому что сгорал от юношеских чувств? Вовсе нет. Он просто хотел доказать самому себе, что тоже чего-то стоит.
— Вы были лучшими друзьями, — тихо сказала я.
— Мы были им ровно до той минуты, пока не появилась ты. Только для одного это была игра, а для другого…
— А для другого дело принципа.
Он вздохнул:
— Я избавлю тебя от бюрократической канители, и сам подам на развод. — Саша открыл дверцу автомобиля с моей стороны. — Иди к нему. Избавь себя от этого креста, и меня заодно перестань мучать. Сделай, наконец, то, о чём ты так давно мечтала.
Я хлопнула дверцей.
— Я уже сделала свой выбор. Я осталась с тобой.
— На этот раз из жалости? Деньги-то у тебя уже есть.
Мы встретились взглядами.
— Потому что люблю тебя, дурак.
Глава 48
В конце концов, мы с Сашей решили не испытывать судьбу, поэтому наша поездка в Москву вместо запланированной ранее недели ограничилась тремя днями. Вчера мы были на премьере, сегодня едем к Олесе на Рублёвке, а уже завтра вернёмся в Лондон, и теперь уже наверняка перечеркнём прошлое жирной линией. Развода-то никто из нас не хотел. Я думала, что Герц сам меня бросит после того концерта, который мы закатили с Артёмом в фойе, однако, мужчина сказал, что раз между нами ничего не было (надеюсь, Саша никогда не узнает про поцелуй!), то и причин для развода он тоже не видит. А в машине про развод было сказано просто так. Точнее, мужчина думал, что я хочу с ним развестись. А я тоже ляпнула об этом, не подумав. К счастью, в итоге мы разобрались, что никто ни с кем разводиться не желает. А вообще мы с Сашей идеальная пара, верно?
Когда мы завернули на знакомую улицу, до боли знакомую улицу, я невольно закусила губу. Сколько драм разворачивалось в этих домах, сколько слёз было пролито, а слов, сколько слов было сказано не тем людям и не в том месте?
— К Олесе?
Я вздохнула:
— Нет. Сначала покажи мне наш дом. — он едва заметно улыбнулся. Как ни крути, а ему было приятно слышать от меня такую просьбу.
Честно сказать, наш дом мало чем отличался от дома Алексея Владимировича, может, был чуть больше, а в остальном — доски даже краской были покрыты такой же. То ли у младшего Герца фантазия отсутствовала напрочь, то ли он неосознанно во всём копировал своего отца. Благо, наш дом находился вообще на другой улице, поэтому о частых визитах свёкра и речи быть не могло.
— На втором этаже две спальни, на первом, соответственно, одна. В доме не проведено пока отопление, поэтому какое-то время мы поживём у отца.
— Наша комната находится на втором?
Он приподнял бровь:
— Наша комната располагается на первом этаже.
— А зачем тогда столько спален на втором? — я никак не могла разобраться в замыслах супруга.
— Предполагается, что там будут спать дети.
Кем предполагается? Чьи дети? Мы вчера вообще хотели с тобой развестись, Герц, ты помнишь?
— Рано или поздно у нас же будут дети, да?
— Да.
Да. Только у моих будет другой отец, а у твоих другая мать.
Судя по всему, эта фраза была написана на моём лбу, раз Саша поспешил сменить тему.
— Как ты думаешь, эта машинка понравится Афанасию?
