– Иди за мной, красавица, – прошептал он ей на ухо. – Я хочу научить тебя кое-чему действительно важному.
Она позволила ему провести ее сначала по лестнице, потом по длинному, сумрачному коридору. Дверь. За дверью крохотная темная комнатушка. В углу кровать.
– Зачем мы здесь? – Слова во рту раздувались, превращаясь в неуклюжие комья.
– А вот зачем. – Он захлопнул дверь. – Я владею тобой. Когда я зову, ты приходишь. Когда я говорю, ты подчиняешься…
Шара кивнула.
Виктерис подвел ее к кровати. Она села. Он опустился перед ней на колени.
– Распусти волосы. Мне так больше нравится.
Она сняла заколку. Длинные черные пряди упали на плечи.
– Дыши со мной. Раскройся. Почувствуй комнату.
– Здесь так много воспоминаний.
– Воспоминаний?
– Люди, когда уходят, оставляют мысли и чувства. Как следы. Я ощущаю их. Их здесь так много.
Виктерис на мгновение нахмурился.
– На что они похожи?
– Они мерцают. Вся комната наполнена их светом.
Он огляделся и снова повернулся к ней.
– Что еще?
– Это бордель. Сотни женщин ложились на эту кровать с тысячами мужчин.
Его руки скользнули под платье. Ловкие пальцы быстро справились с узелками и сжали грудь.
– И что же они все оставили после себя?
Дышать становилось все труднее. Шара сглотнула и опустила голову.
– Мне здесь не нравится. Я хочу уйти отсюда.
– Не бойся того, что тебя окружает. Почувствуй это. Прими в себя. Сделай своим.
Получилось. По крайней мере, дыхание вернулось.
– Что еще ты чувствуешь?
– Печаль. Смущение. Невыносимую бесчувственность.
Он обхватил ее за талию и привлек к себе. Быстрым движением обнажил плечи. Платье неслышно сползло к ногам.
Виктерис улыбнулся.
– Это, наверно, относится к женщинам. А что же мужчины?
– Я ощущаю их желание. Отчаяние. Они приходят сюда с надеждой найти что-то, но уходят с пустыми руками.
– Так. Иди глубже. Что там?
– Одиночество. Ужасное одиночество.
Он прижал ее к себе, горячо дыша в ухо.
– Еще глубже.
– Там нет уже ничего. Только желание. И надежда.
– Надежда на что?
– На что-то хорошее. Что-то чистое. – Она взяла паузу – дыхание вновь сбивалось. – На что-то… живое.
Виктерис отвернулся, сжав зубы, со стоном, словно его тошнило.
– Секс именно для этого, для жизни. И не только жизни ребенка, но и ради искры жизни в каждом из нас. У нас, Зелани, та же цель – пробуждение жизни. По крайней мере у меня. Вся моя магия служит жизни.
– Вот как? Жизни?
Он бросил Шару на кровать и склонился над ней, сжимая кулаки.
– Что-то не так? – спросила она.
Магистр глубоко вздохнул и криво усмехнулся.
– Я хочу тебя, дитя. Ты такая особенная. В тебе есть то, что должно быть моим.
Шара хотела помочь наставнику, но, потянувшись к нему, наткнулась на глухую стену.
– Подожди, красавица. Потом. Сначала нам нужно кое-что сделать.
– Конечно.
Он взял ее за руку и повел к окну. Нагая, она последовала за ним. Они вышли на выложенную керамическими плитками крышу и направились к лестнице, спускавшейся во внутренний дворик. Шара глянула вниз и пошатнулась. В глубокой луже грязи, дерьма и мочи возились, хрюкали, сопели десятки свиней.
– Ну же. – Виктерис потянул ее к краю.
– Нет. Мне не нравится это место. Я не хочу спускаться.
– Почему?
– Запах. Я ненавижу этот запах.
– Почему?
– Я… я чувствую себя ребенком… маленьким и беззащитным.
– Но ведь там, внизу, жизнь. Всякая жизнь прекрасна, разве нет? Разве не об этом ты говорила? Все ради жизни.
– Нет. Нет… я…
– Не забывай, ты принадлежишь мне. Душой и телом.
– Нет. Не хочу…
– Спускайся, красавица.
– He хочу.
Он положил руку между грудями, на сердце, и ее пронзила дрожь. Шара поставила на ступеньку одну ногу… вторую… Ступенек было немного, и, достигнув последней, она ступила в отвратительную тягучую, вязкую грязь. Ступила и, всхлипнув, попыталась вытянуть ногу. Но кругом была только мерзкая хлюпающая жижа, а за спиной – каменная стена. Свиньи ползали рядом, тычась в нее чавкающими рылами и колючими боками. Шара вскрикнула и рванулась в сторону.
Спустивший вниз Виктерис разогнал животных, расчистив небольшой пятачок.
Через тонкую стену проникали звуки драки, но окон на этой стороне не было. Солнце уже село, луна только что появилась. Шара и Виктерис были одни, и никто, кроме свиней, их не видел.
– Опустись на колени, моя красавица.
– Нет, – захныкала она. – Пожалуйста, не надо.
Он погладил ее по щеке.
– Давай, дитя, я хочу, чтобы ты встала на колени.
Она подчинилась. Свиньи снова окружили ее. Здоровенный боров врезался в Шару, и ей, чтобы не упасть, пришлось опереться рукой о землю. Вытащив руку, она принялась соскабливать жижу, словно это была расплавленная смола.
Виктерис, встав сзади, положил ладони ей на бедра. Шара вздрогнула от прикосновения.
– Опусти вторую руку, милая.
– Почему…
– Потому что я так хочу. Обопрись на локти.
Он не спеша развязал шнурки на поясе бриджей и тоже встал на колени.
– Ты вздумала меряться со мной силой? – прошептал Виктерис. – Ты, видящая воспоминания и толкующая о жизни? Ты, вчерашняя ученица, вознамерилась победить магистра? Сила Зелани – это власть, дающая право брать то, что хочешь. Если у тебя есть то, чего нет у меня, я возьму это. Если у тебя есть жизнь, я сделаю ее своей.
Шара застонала, когда он вошел в нее. Ни сопротивляться, ни даже пошевелиться она уже не могла. Она снова была маленькой девочкой, упавшей в вонючую жижу, и свиньи, толпясь вокруг, не давали подняться.
– Сегодня утром ты была Зелани, вознамерившейся одолеть наставника. А сейчас, моя милая… – Он снова и снова таранил ее, вторгался в нее, втаптывал ее в грязь…
– Кто ты сейчас?
– Кто ты сейчас?
– Кто ты сейчас?
ГЛАВА 20
Порывшись в резной мраморной шкатулке, Беландра нашла то, что искала: изящно выполненную заколку для волос в форме золотой бабочки. При нажатии на брюшко насекомого из него выскакивало тоненькое лезвие. Заколку со скрытым жалом подарил ей много лет назад вернувшийся из Физендрии Косарь. Никогда прежде Беландра ею не пользовалась.
Она потрогала лезвие – на подушечке пальца осталась тонкая красная полоска.
Как получилось, что дело зашло настолько далеко? Ответ был прост. Год за годом они с Креллисом исполняли один и тот же танец. Она старалась смягчить его сердце, сделать из Креллиса настоящего огндариенца. Он улыбался, отвечал поцелуями и говорил то, что ей нравилось слышать. И смеялся, должно быть, в душе, ожидая подходящего момента, чтобы предать ее любовь и реализовать свои политические планы. Как же она ошибалась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
