бормотание на непонятном мне языке, жетскую постель и мокрую тряпку на лице с ярко выраженным запахом трав.
Тяжелое прикосновение чьих-то пальцев к лежащей на лице примочке, обдало меня новым потоком боли. Вздрогнув, я застонала и бормотание тут же прекратилось. Дым от заженных трав исчез, и я медленно открыла глаз. Второй не открывался.
Надо мной был дощатый потолок, увешаный пучками цветов и трав сушеных насекомых и еще чего-то непонятного. Постепенно я стала различать запахи целебных растений, дыма, и каких-то настоек.
Надо мной склонилось морщинистое лицо Нейны, травницы из Ристора.
- Деточка! Жива! Слава Луне-Хранительнице! - она еще что-то проговоила на незнакомом мне языке. - Потерпи милая, будет больно. - И она, смочив ткань в какой-то маслянистой настойке, с ярким неприятным ароматом, стала протирать мне лицо. Боль прострелила щеку и висок. А второй глаз я, вообще, так и не смогла открыть.
- Нейна! - Услышала я голос Тамилы, которая ворвалась в комнатушку, где я лежала. - Инге очнулась? Я слыша, как ты возносила хвалу Луне.
- Очнулась-очнулась. Я уж и нечаяла вытащить девочку из лап Темной Госпожи. - Тихо Говорила Нейна продожая протирать мое лицо. - Иди, скажи ему, пусть не подпирает дверь, а идет спать, не дело это, трое суток не спать и не есть! К Инге не пущу, швы еще не схватились достаточно хорошо! И дай ему с водой сонного настоя.
Я вздрогнула от услышанного. Сколько? Ранульф не спал трое суток? Сколько же я здесь нахожусь? И где Айза? Что случилось? Я лишь помню, что промахнулась, а потом жгучую боль и темноту, пока не увидела свет и серебристо-белую волчицу.
- Слава Луне-Милосердной! - Устало воскликнула Тамила и зашуршала своими юбками, видимо выполнять поручение.
***
Ранульф
Когда я освободился и пришел в дом Нейны, она уже осмотрела раны Инге и сказал, что онихоть и серьезные, но не смертельные. Инге будет жить.
Я вздохнул с облегчением.
Но, на следующиее утро у Инге началась лихорадка. Слишком долго мы везли ее домой, и она успела замерзуть. Все же весна - это не лето. Тем более такая, как на Ристоре. И Нейна уже не давала ни каких гарантий. Единственное,что мы все сейчас могли сделать это обратиться к Луне.
Я провел несколько дней у ее постели, ухаживая за любимой и молясь о ее выздоровлении. Пока Нейна не выгнала меня. И тогда, я просто сел возле двери старой травницы. Я не мог уйти, так я чувствовал пульсацию жизни в теле Инге, пусть и слабая, но она была. Была! И я не готов был просто взять и уйти!
- Шел бы ты домой Ранульф. - Роган тоже был здесь и не отходил от своей беременной жены, хотя и его тоже выгнали в итоге. - Я знаю, Нейна вытянет ее. Он ободряюще коснулся моего плеча, но я рефлекторно скинул его руку, дернув плечом. Меньше всего мне хотелось сейчас видеть и слышать Рогана. У него с женой все в полном порядке, она ждёт ребенка и счастлива. А моя женщина находилась на грани жизни и смерти. Боролась за свою жизнь в одиночестве, где-то в подлунном мире. Я уже молчал о том, что у Инге не было лица. Айза букваль срезала его! Нейна не знала, будет ли она видеть вообще. Швы она наложила, но вот глаз, для этого нужен был маг. А на Ристоре магов такого уровня не было.
Я закрыл глаза руками и зарычал от бессилия. Я был слеп, и не видел дальше своего носа. То, что мне рассказал Олав повергло меня в шок. И единственное, что удерживало моего внутреннего зверя от жажды крови - это любимая женщина, борющаяся за свою жизнь. Я ведь тогда не поверил Айелет, я готов был ее растерзать прямо там, в доме ее отца, но мой волк уже ушёл, а ее отец выбрал высшую меру наказания для младшей дочери, он отлучил ее от рода лишив поддержки семьи и Луны-Хранительницы.
Айелет твердила, что не причём, что она всего лишь забрала то, что заказывала Давина и пила этот чай вместе с ней. Она любила сестру. Да, она тоже была влюблена в меня, но когда я пришел не к ней, приняла мой выбор. А потом, я узнал, что Айелет сбежала. Больше меня ничего не держало в Хивве, и я ушел. После этого Яхон нашел меня, и мы прибыли на Ристор, где я заново учился жить, но уже, как обычный человек. И мне бы обратить внимание на Айзу, на ее лихорадочный блеск глаз, на ее сумашедшую радость и не детские прикосновения ко мне. Но я оказался слепцом, не видящем дальше своего носа!
Глава 25. Выздоровление
На протяжении мучительных недель я боролась за свое выздоровление. Каждый день начинался с агонии, когда раны на моем лице пульсировали и зудели, напоминая мне о жестокости Айзы. Едкая боль раздирала меня изнутри, заставляя порой кричать или плакать от безсилия. Нейна запрешала мне вставать, и прикасаться к лицу первое время. Мой левый глаз, когда-то яркий и сияющий, теперь был бельмом, помутневшим и бесцветным. Я знала, что навсегда потеряла зрение, и эта мысль угнетала меня больше всего. Мое лицо, пусть и не такое прекрасное, покрылось ужасными шрамами, которые, как я боялась, навсегда останутся со мной, хоть Нейна и утверждала, что их будет почти не видно, а Тамила сокрушалась, что я не оборотень, а то бы перелиняла и все шрамы бы сошли .
Нейна приходила и уходила, выполняя свои обязанности с состраданием и терпением. Она промывала мне раны, меняла повязки и давала какой-то горко-сладкий настой, от которого боль утихала и меня клонилл в сон. Боль порой была невыносимой, как будто адский огонь, она пожирал мою плоть.
Но я отказывалась сдаваться. Я цеплялась за каждую унцию надежды, мне было ради кого жить. Я верила, что однажды боль утихнет, а шрамы заживут. Пусть они останутся, ка напоминание, но все же, они будут не так заметны.
Постепенно, понемногу, раны начали заживать. Красные, воспаленные шрамы становились более бледными и менее заметными. Боль постепенно уменьшалась, хотя никогда не проходила полностью.
Ранульф приходил ежедневно, как только мне стало чуть полегче. В первый раз, когда он пришел, его не пустили, и он влез окно, разлив какие-то настойки и Нейна смирилась.
- Моя волчья ягодка,
