Любой другой на месте Клюгенштейна махнул бы рукой на пропавший напиток.
Но не Аркадий.
– Стоять, блин! – заорал Глюк, перебросил свое тренированное тело через парапет, съехал по наклонной стене внутрь загона и через секунду вступил в бой с обнаглевшим хищником, зацепившим десятисантиметровыми когтями чужую бутылку.
Из вольера громко матерящегося Клюгенштейна извлекала специальная бригада спасателей, призванная оградить занесенных в Красную книгу животных от полного истребления.
А чучело разорванного почти пополам полярного великана установили возле входа в зоопарк…
Секретарь Поросючиц быстро зачитала постановление судьи Коган о назначении заседания по рассмотрению жалобы гражданина Клюгенштейна на произвол следователей и его ходатайства об изменении меры пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде, села на свое место и взяла ручку.
Зинаида Валерьяновна уставилась на Панаренко.
– Излагайте вашу позицию.
Ирина Львовна с достоинством приподнялась, взяла в руку лист бумаги и прочистила горло. Сидящий позади нее Ди-Ди Севен быстро сунул руку в пакет, извлек продолговатый темный предмет и положил его на освободившееся сиденье стула грозной следовательши.
Панаренко начала издалека, с характеристики на подсудимого, полученной ею от участкового, обслуживавшего дом, где был прописан Аркадий.
Не очень умный старший лейтенант творчески подошел к заданию и составил бумагу, в которой основной упор делался на «склонность гражданина Клюгенштейна к употреблению жидких лакокрасочных изделий» и на его тягу к хулиганским поступкам, выразившуюся в том, что он в январе двухтысячного года, в жуткий гололед «намеренно разлил тормозную жидкость перед крыльцом здания местной администрации».
– Также довожу до вашего сведения, – Панаренко дошла до последней строчки характеристики, – что, по оперативным данным, в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году указанное лицо, работавшее грузчиком на конфетной фабрике, было лишено квартальной премии за низкий уровень культуры при очистке канализационного стока указанной фабрики. Число, подпись, – Ирина Львовна победно взглянула на адвоката.
– Это все, конечно, весьма интересно, – протянула Коган. – Но какое отношение данная характеристика имеет к сегодняшнему дню?
– Клюгенштейн – преступник! – выкрикнула Панаренко.
– Протестую! – Сулик Волосатый поднял руку, – Следователь оскорбляет моего подзащитного.
– Принимаю, – кивнула Зинаида Валерьяновна. – Переходите к сути дела.
– Хорошо, – злобно буркнула Ирина Львовна и схватила очередной листок, – Вот рапорт патрульных, на которых напал этот гражданин. Пожалуйста – «Избил младшего сержанта Маковского…», «Отобрал оружие у рядового Ханкина…», «Нецензурно выражался…», «Ударил ногой сержанта Конопелько в область крепления к телу полового органа так сильно, что с последнего слетела шапка…»*. Разве этого не достаточно?
По залу пронесся легкий шум. Ортопед выпучил глаза и повернулся к Денису.
– Это не я, – быстро сказал Рыбаков. – Они сами так написали. А я решил ничего не менять.
– Замечательно, – Коган спрятала улыбку. – Только вот в материалах дела я этого рапорта не обнаружила.
– Мы забыли его приобщить, – сонный Нефедко поднял голову.
– Попрошу исключить данный рапорт из круга рассматриваемых документов, – Волосатый обличительно ткнул перстом в сторону Панаренко.
– Принимается, – согласилась Зинаида Валерьяновна.
– Это произвол! – взвизгнул Нефедко.
– Я делаю вам первое предупреждение, – Коган мрачно посмотрела на съежившегося следователя прокуратуры. – Еще одна такая заявка на успех, и я прикажу вас вывести. – Судья зашелестела страницами уголовного дела.
Панаренко наклонилась к Ковальских-Дюжей и что-то прошептала. Та поджала губы и бочком выбралась из зала.
– Черт! – Рыбаков проводил следовательшу взглядом.
– Что такое? – обеспокоился Ортопед.
– Так, – Денис толкнул локтем Садиста и приподнялся. – Пропусти меня…
Опасения наблюдательного Рыбакова оправдались. Когда он выбрался из зала, Ковальских-Дюжая уже выписывала санкцию на задержание Клюгенштейна «по вновь открывшимся обстоятельствам» и инструктировала двоих рубоповцев.
«Так я и знал, – подумал Денис, медленно проходя по коридору якобы в поисках нужной двери и прислушиваясь к словам следовательши. – Перестраховались… Что ж делать-то?! Сейчас позовут СОБР, благо он рядом сидит, и кранты…»
Окрыленные выписанным постановлением и возможностью помахать кулаками рубоповцы побежали на выход. Надежда Борисовна с гордой ухмылкой вернулась в зал. Рыбаков огляделся. На лестничной площадке бурчал и извивался толстый шланг, откачивавший фекалии из туалета на третьем этаже.
Денису пришла в голову прогрессивная мысль.
Он рванул дверь ближайшего кабинета и просунул голову внутрь. Никого. На столе, как и во всех кабинетах официальных учреждений, торчал письменный прибор. Рыбаков схватил ножницы и пулей выскочил в коридор.
Грохнула дверь с улицы, и тамбур первого этажа заполнили автоматчики в бронежилетах, возглавляемые рубоповцем с постановлением Ковальских-Дюжей в руке.
– Ждем! – громко сказал руководитель группы захвата.
Собровцы немного расслабились.
Денис перекинул шланг в проем лестницы и вонзил в резину острые лезвия, вспарывая оболочку как можно глубже. Сквозь разрез хлынула бурая жижа и спустя две секунды на столпившихся в маленьком тамбуре милиционеров обрушился вонючий поток.
Рыбаков отскочил назад. Струя фекальных вод забрызгала шлемы, ударила в стену и окатила собравшихся. От вопля, раздавшегося одновременно из десятка глоток, заложило уши. Промокшие и липкие от судейского дерьма собровцы ринулись на выход. Последним на улицу вылетел офицер, сжимавший в кулаке то, что осталось от постановления. Поручение Ковальских-Дюжей было забыто.
Остро пахнущие стражи порядка бросились к своему микроавтобусу, откуда через секунду выпал зажимающий нос водитель. Один из собровцев занял его место, взревел мощный двигатель и машина, перескочив через трамвайные пути, унеслась в направлении улицы Чайковского.
Денис вымыл руки, послушал горестные стенания ассенизаторов, мечущихся по обгаженной лестнице, и вернулся в зал заседаний, где Панаренко пыталась убедить судью в том, что место гражданина Клюгенштейна – только за решеткой, а на свободе он будет представлять немыслимую опасность для окружающих.
– Нормалек? – поинтересовался Горыныч.
– Потом расскажу, – пробормотал Рыбаков и стал прислушиваться к перебранке, внезапно возникшей между Нефедко и Поросючиц.
Работник прокуратуры гуняво требовал внести в протокол свои возражения против нахождения в зале «посторонних», секретарь вяло отбрехивалась и косилась на Коган.
Зинаиде Валерьяновне скоро надоели глупые сентенции Нефедко, и она приказала ему заткнуться.
Моисей Филимонович обиженно умолк.
– Итак, – Коган хлопнула ладонью по судейскому столу, – все аргументы обвинения я выслушала. Скажу одно – более бездарного оформления бумаг я не видела. Это не уголовное дело, а демонстрация абсолютной беспомощности всей следственной бригады и попыток подделки процессуальных документов.
– Как так? – Панаренко откинула голову назад.
– А так, – торжествующе отреагировала судья и раскрыла один из томов. – Подписи большинства свидетелей на основных протоколах имеют явные следы подчисток… Даты следственных действий не совпадают с датами на сопроводительных документах… Многочисленные исправления показаний свидетелей… И вообще – как вы допрашивали людей, постоянно проживающих, например, в Париже? Что это за адрес места, где проводился допрос – набережная Орфевр, дом шесть*? Вы там были в командировке? Тогда где командировочные удостоверения, ордера из финчасти ГУВД? – Зинаида Валерьяновна отложила пухлую папку. – Что ж вы молчите? – Коган не смогла удержаться и добавила. – Это вам, голубушка, не чужих мужиков в постель затаскивать…
Следователь втянула голову в плечи, совершенно не понимая, за что на нее взъелась судья и каких мужиков она упомянула.
Рыбаков расплылся в улыбке.
– Основной свидетель, он же – потерпевший, как я понимаю, умер, – Коган перелистнула несколько страниц из второго тома. – Но вы чудесным образом смогли его допросить через месяц после смерти. Не поделитесь секретом, как вам сие удалось?
– Этого не может быть! – воскликнула Панаренко.
– Очень может быть, – себе под нос прошептал Денис.
– С этим будут разбираться уже в другом месте, – Коган презрительно усмехнулась. – Об обнаруженных мною фактах я вынесу отдельное постановление и поставлю вопрос о возбуждении дела уже в ваш адрес, Ирина Львовна. Обвиняемый должен быть освобожден из-под стражи немедленно.
