Руководители партии, проявляя должный пиетет по отношению к руководству Интернационала, приняли Троцкого внешне приветливо. Он выступил на съезде с докладом «Русская революция»,[286] а затем произнес речь на ту же тему в саду Рабочего дома (клуба «тесносоциалистической» партии) перед жителями болгарской столицы.[287] Оратор утверждал, что за последние годы на мировой арене не было ни одного события, на которое не легла бы печать русской революции. Он ссылался как на события на Ближнем Востоке (прежде всего так называемую «младотурецкую революцию», которая вначале рассматривалась как пролог модернизации Турции и мирного воссоединения болгарского народа, часть которого оставалась под властью Османской империи), так и на события в Западной Европе (в частности, на усиление влияния социал-демократии в Германии и борьбу за всеобщее избирательное право в Австро-Венгрии). Он в очередной раз разъяснял концепцию перманентной революции, опираясь на сходство условийв России и Балканских странах. Источники не дают почти никакой информации, какие действия предпринимал Троцкий во исполнение своей основной миссии — способствовать восстановлению единства болгарского социалистического движения. Можно, однако, не сомневаться, что он беседовал по этому вопросу как с руководителями «тесняков», так и с лидерами «широких социалистов» — Янко Сакызовым, Петром Джидровым и другими.
Косвенным свидетельством того, что некие действия предпринимались, является открытое письмо Троцкого, а также других зарубежных делегатов «тесняцкого» съезда в редакцию близкой к «широким» газеты «Камбана» («Колокол»), В письме опровергался слух, что эти деятели желают принять участие в заседании ЦК «широких».[288] Видимо, слух действительно не был точным, что явилось основанием для опровержения. Скорее всего, имели место неофициальные контакты. О том, что это было так, свидетельствует, в частности, факт одновременного проведения съезда «широких», на котором делегатом от румынских социалистов был близкий Троцкому К. Раковский.[289] Невозможно представить себе, что, находясь одновременно в Софии, Троцкий и Раковский не встретились.
Однако, как и следовало ожидать, переговоры об объединении не дали результата, главным образом по причине догматического настроя Благоева и его соратников. Последние призывали к «непримиримой классовой борьбе» и навешивали презрительные ярлыки на немногих из своих последователей, у которых возникало тяготение к единству.
Расставание Троцкого с руководством «тесняков» было дружественным.[290] Вскоре, однако, вспыхнула острая полемика, связанная с появлением нескольких статей Троцкого по впечатлениям от его визита. Лейтмотивом была идея необходимости единства социалистов как в отдельных Балканских странах, так и в масштабах всего полуострова.
Основанием для подготовки этих материалов были, помимо личных впечатлений, инициативы, связанные с выдвижением социалистами идеи создания Балканской федеративной республики (сразу отметим умозрительность и утопичность этой идеи в принципе, которая могла реализоваться только в европейских рамках и при решении крайне сложных вопросов самоопределения ряда народов «порохового погреба» Европы).
Этому комплексу вопросов Троцкий посвятил три статьи: «На Балканах и о Балканах. (Вместо отчета)», «Болгарская и сербская социал-демократия» и «Балканский вопрос и социал-демократия».
Первая из них была рапортом о безуспешной миссии в Софию.[291] По адресу «тесняков» направлялись осторожные упреки в организационной замкнутости, «политическом самоограничении», но свое подлинное чувство раздражения Троцкий проявил в заявлении, что тесные социалисты превращают «политическую партию в семинарию».
Благоев ответил гневным письмом в редакцию «Социал-демократа», куда также послал свой ответ на статью Троцкого,[292] обвинив его в «ошибочных вещах, даже вещах, просто удивительных». Благоев возражал против высказанного его оппонентом мнения, что раскол болгарской социал-демократии произошел под прямым влиянием аналогичных явлений в России. Троцкий не счел целесообразным отвечать по существу, чтобы не углублять остроты спора, но в других статьях, навеянных поездкой в Болгарию, продолжал излагать сложившееся впечатление.
Почти тотчас после возвращения в Вену Троцкий вновь отправился в другую страну, но на этот раз не на юг, а на север. Он принял участие в конгрессе II Интернационала в столице Дании Копенгагене 28 августа — 3 сентября 1910 года. На одном из вокзалов, где была пересадка, Троцкий, ехавший из Вены, столкнулся с Лениным, следовавшим из Парижа. Ленин слушал Троцкого с интересом, когда тот произносил осуждающие пассажи по адресу австрийских социал-демократических руководителей. Совершенно иной характер разговор принял, когда Троцкий рассказал Ленину о своей последней статье, которая должна была вот-вот появиться в газете германской социал-демократии «Vorwärts».[293] Специально приуроченная к конгрессу и автором и редакцией, статья осуждала как меньшевиков, так и большевиков, призывала восстановить единство российской социал-демократии. Троцкий нарушил «национальную солидарность», вынес «сор из избы». С его суждениями мирились на лондонском съезде, но тогда его слушали только русские социал-демократы, теперь же речь шла о международной аудитории. Такова была изнанка «интернационализма», которым кичилась социал-демократия!
«А нельзя ли ее по телеграфу задержать?» — настаивал Ленин. «Нет, — отвечал Лев, — статья должна была появиться сегодня утром, да и зачем же ее задерживать? Статья правильная».[294]
Конгресс открылся в обстановке резко враждебного отношения обеих фракций российской социал-демократии к Троцкому. Это был один из немногих случаев, когда у большевиков и меньшевиков обнаружилось почти полное согласие. Льву припоминали и прежние неудачные выступления. «А какая возмутительная статья его в «Neue Z[eit]», — писал П. Б. Аксельрод Ю. О. Мартову в октябре 1911 года. — Пожалуй, более возмутительная, чем в «Vorwärts».
Первые годы второй эмиграции Л. Д. Троцкого в известном смысле знаменовали остановку в его политическом развитии. Бурный взлет в предыдущее пятилетие затормозился. Троцкий стал известным в международных кругах деятелем. Он стоял на центристских позициях, тяготея к левому крылу, но не пользовался доверием ни в Интернационале, ни в собственной партии. И большевики, и меньшевики относились к нему с опаской. Особенным недоверием пользовался он в кругу Ленина и его близких соратников, к которым принадлежали прежде всего Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев. Последний, правда, к этому времени вступил в родственные отношения с Троцким, став супругом его младшей сестры Ольги, но в политической сфере между ним и Троцким оставались лишь официальные отношения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
