Тем не менее своих объединительных попыток Троцкий не только не прерывал, а усиливал их, надеясь, что центростремительная тенденция возобладает, а это поставит его во главе партии. Так в поведении на съезде воедино сливались политические и личные мотивы. На деле же он оказывался не в том центре, который объединяет, а в таком, по которому наносятся удары с обоих полюсов, особенно имея в виду личные качества Льва как человека высокомерного и надменного.
Казалось, на съезде Троцкий был ближе к меньшевикам, но это обманчивое впечатление было связано с тем, что большевистская фракция занимала непримиримую позицию не только по отношению к меньшевикам, но и к тем, кого презрительно именовала «центристами», считая подчас, что центризм еще хуже оппортунизма. Остались в прошлом дни, когда Троцкий в последние месяцы 1905 года имел возможность выступать как фактический медиатор между фракциями. Теперь он был от них равноудален. Тем не менее попытки продемонстрировать не только объединительную, но и по сути центристскую позицию Троцкий предпринимал на протяжении всего съезда.
8 (21) мая он выступил в прениях по отчету думской социал-демократической фракции, выразив несогласие с фактически внесенным большевиками вотумом недоверия ей.[259] Ленин, прислушиваясь к тому, что говорил Троцкий, фиксировал внимание не на фактических предложениях, а на некотором сходстве позиций, рассчитывая обратить оратора в свою веру.
Троцкий тем не менее не ослаблял своих усилий. Он критиковал думскую фракцию за «соглашательство» с кадетами, причем преимущественно его критические суждения направлялись по адресу меньшевиков. Но в то же время звучало обращение: «Я говорю вам, товарищи большевики: если для вас дороги те политические задачи, во имя которых вы боретесь, подчините им вашу фракционную нетерпимость, возьмите назад вашу резолюцию, вступите в соглашение с течениями и группами, которые в общем и целом занимают близкую к вам позицию, и внесите резолюцию, которая сплотит большинство и создаст для фракции возможность планомерной работы». В этом месте Ленин перебил Троцкого возгласом: «Внесите вы!» Оратор продолжал: «Да? Вы требуете, чтобы я внес на съезд примирительную резолюцию в то время, как вы всем своим поведением подрываете самую возможность компромисса».[260]
Споры Ленина и Троцкого по поводу перманентной революции происходили главным образом в кулуарах. Как-то в полушутливой дискуссии Троцкий сослался на авторитет Розы Люксембург, которая поддержала его особую позицию, считая ее подлинно революционной. Ленин сказал, что Роза поддержала Троцкого, потому что недостаточно хорошо говорит по-русски. «Зато она хорошо говорит по-марксистски», — парировал Лев под смех делегатов, окруживших спорщиков.[261]
Во время съезда Троцкий набросал проект резолюции по профсоюзному вопросу, исходивший из автономности профорганизаций. Предусматривалось материальное и моральное содействие партии профсоюзам, привлечение представителей профсоюзов к обсуждению вопросов, волнующих пролетариат.[262] По ряду положений резолюция была созвучна тексту, который утвердил съезд.
На съезде Троцкий познакомился с Максимом Горьким и его женой, актрисой Московского Художественного театра Марией Федоровной Андреевой, примыкавшей к большевикам. Инициатором знакомства был Горький, как-то в коридоре остановивший Троцкого словами: «Я — ваш почитатель». Горький имел в виду памфлеты, написанные Троцким в петербургских тюрьмах. Троцкий ответил, что также является почитателем писателя. Вместе с Горьким и Андреевой он вновь осматривал достопримечательности Лондона, где был второй раз. В мемуарах можно встретить живые детали: «Когда нищий захлопывал за нами дверцу кэба, Горький обращался просительно: «Надо бы ему дать эти самые пенсы». На что Андреева отвечала: «Дадено, Алешенька, дадено»».[263]
Трудно сказать, был ли Горький действительно почитателем Троцкого, но то, что писатель проявлял интерес к публикациям и личности этого нефракционного социал-демократа, безусловно. 2 (15) июля 1907 года Горький просил заведующего конторой издательского товарищества «Знание» в Санкт-Петербурге С. П. Боголюбова прислать ему брошюру Троцкого «В защиту партии».[264]
На Пятом съезде с совещательным голосом присутствовал представитель кавказских большевиков Иванович, оставшийся незаметным, ни разу не выступив. Это был один из первых выходов на общепартийную арену Иосифа Джугашвили, которого в то время знали главным образом по псевдониму Коба. Будущий Сталин сдержанно, не без без зависти и угрюмого любопытства наблюдал, как свободно и непринужденно используют искусство полемики «старые» и «молодые» социал-демократы. Правда, «старым» подчас, как Ленину, не было и сорока лет, а к «молодым» в числе прочих относился ровесник Джугашвили 28-летний Троцкий. В книге о Сталине, над которой Троцкий работал в последние годы жизни, он писал, что об этом человеке не знал тогда вообще ничего.[265] Для птицы высокого полета, каковой он уже стал, Иванович-Коба оставался мелким провинциальным аппаратчиком.
В то же время Иванович следил за Троцким во время съезда с недоброжелательностью. В опубликованном в бакинской газете отчете о лондонском форуме он обозвал Троцкого «красивой ненужностью»,[266] вложив в эту ремарку личную неприязнь, проявившуюся в той же статье, где он обратил внимание на преобладание евреев среди меньшевиков и полуиронично, но с серьезным подтекстом приписал кому-то из делегатов («кажется, Алексинскому») пожелание «устроить в партии погром».[267]
Германия и Австрия
Из Лондона Лев отправился в Берлин. Там была назначена встреча с женой, которая должна была приехать из Петербурга.[268] Об этой договоренности, да и о самой встрече Троцкий пишет в воспоминаниях как об ординарном событии. Можно лишь поражаться равнодушному отношению российских властей к революционерам-экстремистам, имея в виду, что Наталья свободно получила возможность выехать за границу к супругу, который недавно дерзко бежал с этапа по дороге на вечное поселение. Правда, ребенка она пока не привезла, считая поездку за рубеж «семейной разведкой».
Троцкий был отнюдь не единственным, кому удался побег. Вслед за ним из ссылки бежал Парвус, с которым был возобновлен контакт, правда, теперь на иных началах, чем ранее. Парвус уже не был учителем, а Троцкий — внимательным учеником. Оба являлись известными социал-демократами. Парвус к тому же стал человеком богатым. Он занялся изданием на немецком языке брошюры «Туда и обратно». Троцкий решил написать к этому изданию предисловие. Но предисловие разрослось и превратилось в книгу, в которую были инкорпорированы воспоминания о побеге и ряд статей о революции. Еще четче проводились в этой работе идеи перманентной революции.[269]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
