— М-да! — протянул он. — Фоторобот «Странника» составлен по агентурному сообщению это убиенного?
— Само собой. Догадайся с одного раза, у кого он был на связи? Будет возможность, поинтересуйся у Рожухина, как ему тогда мешалкой промеж ног врезали. За дурную инициативу, бля! — хохотнул Барабин.
— В смысле?
— А нефиг высовываться. Слух, конечно, но приказ свернуть поисковую операцию отдал сам Ларин. И уж совсем непроверенный слух, что надавил на него сам товарищ Старостин. Такие вот расклады!
Петровский нахмурился. Барабин хмыкнул.
— Что сдулся? У меня самого проблемы, Седой. Слыхал, моего шефа на днях скидывать будут?
— За что?
— За дело, само собой! Он Ларину три месяца дела из архива не выдавал.
— Серьёзно?! Во даёт! — подыграл Седой.
— Ларин жучара, обиду затаил и тихой сапой Борисыча моего принялся сживать. Вот сейчас должна пролиться чья-то кровь. Так что есть основания опасаться, пришлют мне варяга, и кончилась малина. Для тебя, кстати, тоже. А парня, я так понял, ты сегодня зацепил?
Барабин, сам был не последним опером, время и тон вопроса рассчитал точно.
Седой чуть помедлил, можно, ещё можно было уклониться от прямого ответа, опыта бы хватило, и Барабин понял бы и не обиделся, но он вдруг осознал, что дело не только в дружеском участии, за информацию предъявлен счёт. Рискованно, иди гадай, кем стал и с кем сейчас его бывший сосед по кабинету. Нет ничего вечного среди людей, нет. Кроме желания поиметь ближнего.
— Да. Опознал, но задержать не сложилось. Вояки, мать их за ногу, со своей облавой вспугнули. — Седой вытер о колени влажные ладони. — Ладно, бог — не фраер, будем надеяться, что этот Рембо не сегодня-завтра спалиться в облавах, тогда и поговорим.
Барабин смачно зевнул.
— Оханьки! А что там за облавы? У меня же тут болото, ни фига новостей не слышно. Просветил бы, боевой друг.
— Ай, лютуют по всему городу. Как в жопу ужаленные, — отмахнулся Седой.
— С шумом по «центральному террору» связано? — как-то вскользь спросил Барабин.
— Ещё не знаю. Но скипидаром им под хвостом намазали конкретно.
Барабин покачал круглой, как арбуз, головой. Что-то просчитывал в уме. Седой посмотрел за окно, где в серой влажной хмаре мутными пятнами светились зашторенные окна кабинетов. Управление заходилось в ежевечерней последней судороге активности.
— Уу-ух. А по Карнаухову не ваш отдел пашет?
Барабин, задав вопрос, даже не изменился в лице. Слезящиеся от зевка глазки смотрели ласково.
Седой нервно сглотнул. Как оказалось, Барабин даже в архивной глухомани умудрялся быть в курсе последний новостей. Не ответить было нельзя. И врать было нельзя. Неизвестно, как ещё аукнется.
— Наш. Оперативно подчинили Службе Филатова. Рожухин по такому поводу гоголем ходит. Надеется, сука, отличиться, чтобы назад взяли. Он же к нам из СОПа пришёл, помнишь?
Барабин безо всякого интереса кивнул. Покосился на пустые стаканы.
— Приходи как-нибудь в гости, Мишаня. Со второй половиной. Отправим баб на кухню, а сами, под водочку с закусочкой, посидим по-людски, а? Как раньше, помнишь?
— Да всё дела, жить некогда, Стёпа. Как белка в колесе крутишься, а живёшь, как картошка — если зимой не сожрут, то весной непременно посадят.
«Чего он перепрыгнул? Вроде, действительно, пропал мужик. А какой был опер!» — с тоской подумал Седой, не глядя на Барабина.
— Вот такие дела, Мишань. Не лезь, сиди тихо, оно и легче будет. Не егози на старости лет. Рано нам с тобой на улицу вылетать, да и идти некуда.
Седой резко повернулся.
— Степан, не шути так! Если Рожухин в деле — то мне хана!
— Я не шучу, Миша, а нарушаю все инструкции и приказы по конторе от Дзержинского до наших дней, показывая тебе эти материалы. Потому что ты мне друг. И такой же дурак, как и я. А теперь иди, геройствуй. Я тебя предупредил. Естественно, этого разговора не было. Благородство, оно, — он кивнул на папку, — у нас боком выходит. Ступай, Мишаня, мне пора Ирке юбку задрать. Третий день баба без ласки ходит. Как начальник считаю своим долгом удовлетворить.
* * *
Выпроводив Седого и услав Ирину с папкой в хранилище, он стряхнул с себя пьяную расслабленность, быстро набрал номер.
— Барабин говорит. Тут забегал Петровский, вы его не знаете, он из отдела Рожухина. Да. Такие дела, не знаю как, но он зацепил концы акции в Выселках. Случайно вычислил основного фигуранта. Утверждает, что он сейчас в Москве. Хотя по учётам списан в расход. Такие дела… Вы просили держать дело на контроле, вот я и докладываю. Нет, Петровский, — по слогам продиктовал Барабин. — Да. Да. Хорошо, я понял.
Он положил трубку. Вольготно вытянул под столом толстые, как тумбы ноги. Предстояло ждать полчаса, он был уверен, не больше. Если он всё правильно рассчитал, а до этого правильно представил паутину разновеликих интересов, опутавших всех снизу доверху, этот звонок ему зачтётся.
Невидимая война против Ларина достигла предельного накала. Некие невидимые силы, сплочённые общим интересом, разыгрывали самый ходовой сценарий — «новый начальник не сработался с аппаратом».
«Кадровые», как они себя называли, по-своему были правы; порочная практика назначения на должность «главного чекиста» варяга из политической тусовки рано или поздно входила в противоречие с интересами самого специфичного из ведомств. Здесь никогда не терпели двурушников. Если не с нами, значит, против нас, так всю жизнь учили «кадровых», а понятия кастового братства и чувство исключительности надёжных и проверенных до седьмого колена, вдалбливались с первых дней вхождения неофита в систему «органов».
Через «кадровых» протягивали свой интерес «старые кадры»; в какие бездны уходил и х интерес, Барабин предпочитал не дознаваться, себе дороже. Но он был, этот интерес. Причём такой, что «старые кадры» сознательно склоняли ход событий к крайним мерам. Самый быстрый и надёжный способ устранить неподходящего — спалить его на лично проведённой и безнадёжно проваленной операции.
Дураку было ясно, Ларина сожрут, те или эти, но сожрут непременно. А потом придёт новый. Будет мести, как на Руси полагается, новой метлой. Куда направит невидимая рука эту метлу, Барабину было небезынтересно.
Но малая чистка, на
