меня тем сияющим синим взглядом, который наверняка бил наповал всех поклонников и заставлял их выполнять любое желание прекрасной донны. Но я-то кремень. Девушек вокруг много, а картошку, поди, найди в этом Всевышним забытом месте, так что я притворился, что намека не понимаю, и сказал:
— Возможно, в другой раз, донна. Сейчас все, чего я хочу, — добраться наконец до подушки. Сегодняшний день выдался на редкость насыщенным.
— Вы совершенно правы, дон Контрерас. Пожалуй, я последую вашему примеру и тоже попытаюсь восстановить силы целительным сном.
Перед уходом она все же посмотрела с тоской на сковородку, заставив меня испытать муки совести. Чтобы их заглушить, поднимаясь по лестнице я поинтересовался:
— О каком принце вы говорили? О гравидийском или мибийском? Из вашего ответа было не слишком понятно.
— Я видела и наших, и вашего. В прошлом году Рамиро Мибийский приезжал с дипломатической миссией.
С гадливостью, которая появилась у нее при этом воспоминании, донне удалось справиться почти сразу.
— Он вам не понравился?
— Он мерзкий, — выпалила она и, покраснев, тут же извинилась: — Простите, дон Контрерас, я не должна была так говорить о вашем будущем правителе.
Рамиро в любом случае моим правителем не будет: получится ритуал — умрет он, не получится — умру я. Поэтому всего лишь сказал:
— Я его лично не видел, донна Болуарте, но судя по статьям и рисункам в газетах, он красив и является образцом добродетели.
— Насчет того, что он красив, я, пожалуй, соглашусь. Хотя красота у него тоже какая-то неприятная, отталкивающая. Не знаю, почему я вам это рассказываю, дон Конрерас, — спохватилась она. — Наверное, действие вашего сангреларского растения.
Я всегда знал, что жареная картошка кому хочешь может развязать язык, но только при условии, что ее запиваешь чем-то покрепче, чем чай.
— Вы так болезненно реагируете на его имя. Случился скандал с его участием и вашим?
— Разумеется, нет. Я хотела сказать, скандал был, но не со мной, а с моей подругой. Очень некрасивая история, ее с трудом удалось замять. А еще пропало несколько слуг, которые к принцу были приставлены. Ходили слухи, что увлечения Рамиро Мурицийского далеки от нормальных. Но их жестко пресекали, потому что никому не нужны проблемы с соседней страной. Но если хотите знать мое мнение, дон Контрерас, при условии, что оно останется между нами…
Мы остановились перед дверью в мою бывшую спальню. Исабель молчала и смотрела на меня ожидающе, пришлось заверить:
— Разумеется, донна Болуарте. Как вы могли подумать, что я передам ваши слова кому-то еще?
— Проблемы будут в любом случае, потому что у принца Рамиро голова не в порядке, — прошептала она мне в губы так, как будто намекала на поцелуй, после чего скользнула за дверь и захлопнула ее перед моим носом.
Разочарования я не испытал, потому что развлечений сегодняшнего дня мне хватило с лихвой и единственное, что меня сейчас манило, — хоть какая-то горизонтальная поверхность, на которой можно было вытянуться и уснуть. Флиртовала ли со мной Исабель, подумаю завтра, а пока я пожелал ей спокойной ночи через дверь и пошел спать аж на четвертый этаж в комнату к Серхио.
Насколько я устал, понял только там, потому что стоило улечься на матрас, как я отключился. И снилась мне всяческая гадость из фильмов ужасов прошлой жизни. Так что, с одной стороны, я выспался, а с другой — встал с больной головой и в отвратительнейшем настроении, которое еще усугубил Шарик, предложивший провести ритуал сразу, не дожидаясь завтрака. Моя больная голова его не впечатлила, он имел наглость заявить, что это значения не имеет, потому что у нас на двоих мозг один, и тот — в голове у ками. После чего быстро рванул куда-то в сторону, чтобы не огрести, а я окончательно проснулся и отправился в душ придавать себе хоть немного бодрости.
После душа я почувствовал себя достаточно живым, чтобы задуматься о ритуале. Мои моральные нормы это действие все также нарушало, пусть даже уже из нескольких источников стало известно, что Рамиро — не самый прекрасный принц и больше похож на бешеную собаку, которую должен уничтожить каждый, кому она встретится по пути, или она уничтожит его и много других людей. Меня больше беспокоили попутные жертвы из тех моих братьев по отцу, что должны были лечь на алтарь. Об этом я и сказал Шарику.
— Хандро, мы с тобой это обсуждали уже, — возмутился он. — Не уберешь принца, они все лягут на алтарь. При такой смерти душа не получает перерождения, то есть смерть окончательная и очень мучительная. А после ритуала — быстрая безболезненная и с перерождением.
— Я алтарь заблокировал, теперь на нем никто не умрет, да и в замок больше никто не попадет, я его куполом накрыл.
— Он может слететь после твоей смерти, которая случится, если ты и дальше будешь сопли жевать, — безжалостно припечатал Шарик. — Этих юношей в любом случае ждет смерть, потому что королевской кровью просто так не разбрасываются. Не станут нужны как жертвы — их тихо придушат или еще чего придумают. Сам же слышал, что Рамиро изобретателен в этом отношении. Нельзя больше тянуть, Хандро. Я это чувствую.
Я решил прислушаться к интуиции Шарика и направился в лабораторию, запер за собой дверь и принялся готовится к ритуалу.
Глава 18
О том, что ритуал прошел как надо, мне сообщил Шарик, потому что по завершении оного я вульгарно грохнулся в обморок, как припадочная девица. Хорошо хоть сознание отключилось не сразу и на пол я сполз, а не свалился с грохотом. Поэтому в себя я приходил, чувствуя только слабость и никакой боли от разбитого затылка или сломанного носа. В моем положении — уже хорошо.
— Откат тебя все же накрыл, — сообщил Шарик. — Я был уверен, что прилетит совсем слабо, но не учел, что кровь королевская, усиленная. Нужно было дополнительный контур ставить, тогда бы легче прошло.
— Я знаю точно наперед — сегодня кто-нибудь умрет, — проворчал я, намекая, что ками мог бы учесть это раньше, тогда я не валялся бы сейчас на полу.
— Почему умрет? Все, умер уже. Можешь чуть попозже Серхио за газетами отправлять, там наверняка обнаружится красивый некролог на принца, — гордо сообщил Шарик. — Видишь — все линии замкнулись. Это значит, ритуал нашел все цели и завершен.
Я с трудом повернул голову и осмотрел рисунок из этого неудобного положения. Помнится, до того как я свалился, линии начинали гореть, а сейчас на их месте лишь