- Ты уверен, что с ребенком все хорошо, эскулап? - слышу я сквозь сон требовательный голос Олега, и блеющий, оправдывающийся ответ доктора. - Смотри, с тебя спрошу, если что не так.
- Все нормально, Олег Анатольевич. Крепкий, здоровый малыш, и с мамочкой все хорошо будет. Понервничала просто. Ничего, витаминчиков попьет, отдохнет немного, как новенькая будет.
Дальше я уже не слышу, успокоившись, проваливаюсь в лекарственный сон, радуясь, что малыш жив и здоров.
Просыпаюсь от взгляда, который, просто, физически чувствую на своей коже, по которой тут же пробегают сотни щекотных мурашек. Я знаю, кто так неприкрыто рассматривает меня, и не хочу открывать глаза. Олег сидит в кресле напротив, подперев рукой голову. Увидев, что я проснулась, он делает движение ко мне, но останавливается, наткнувшись на мой протестующий жест.
- Тебе, что - нибудь нужно? - спрашивает Олег, с тревогой заглядывая мне в лицо.
- От тебя нет. Где баба Глаша?
- Андрей отвез ее домой. Она устала и перенервничала. В ее возрасте такие встряски опасны.
- Олег, неужели ты не видишь, не понимаешь? Ты не нужен мне, я не люблю, и никогда тебя не полюблю. Все мои несчастья от тебя, ты внес хаос в мою жизнь, в свою. Оставь меня в покое, если любишь, дай мне спокойно жить.
- С кем жить то? С Толиком, который даже не ищет тебя, которому ты не нужна. Он отказался от тебя сразу, мне отдал. Тебя, которая готова была ради него терпеть издевательства и муки. Которая по углям шла, лишь бы укрыть, уберечь своего Анатоля - горько усмехается Олег. - Он отказался от своей любви сразу, не желая даже разобраться в ситуации. Не выслушав тебя, не дав оправдаться. Его слова, хлесткие, резкие, словно удары хлыста рассекают воздух, заставляя кровоточить мои, еще не зажившие душевные раны. Я могу сделать тебя счастливой, могу дать твоему ребенку заботу и безбедную жизнь. Даже бабку твою осчастливлю, с нами будет жить. Не отталкивай меня, Соня. Самое страшное, что он во многом прав. И в глубине души я готова согласиться с его доводами, но глупое сердце бьется, не давая совершить мне очередную, непоправимую ошибку.
- Зачем тебе все это?- удивленно спрашиваю я, пытаясь понять, что движет человеком, не способным любить и сострадать.
- Люблю я тебя, и ребенок твой, не чужой мне. Соня, Сонечка, родная моя девочка. Одно твое « Да» и я горы сверну.
- Нет, Олег. Уходи и не возвращайся. Насильно мил не будешь.
- Дура, ты - кричит Олег, отшвыривая, ни в чем неповинное кресло. Оно ударяется об белоснежную стену, оставляя на штукатурке уродливые вмятины. - Сдохнешь, вместе с выродком своим, под забором.
- Я люблю Анатолия, не тебя - жестоко говорю я, без страха глядя в ледяные, синие глаза Олега. - И если не он, то никто мне не нужен. И уж тем более, не ты. Уходи.
Мне уже не страшно. Я больше не боюсь, сидящего напротив меня, играющего желваками мужчину. Сейчас у меня одна, единственная цель, доносить и родить моего сына, единственно родное, связывающее меня навсегда, с тем, кого люблю, существо. Малыш шевелится внутри, наполняя меня уверенностью в том, что я, наконец - то, все делаю правильно. - Проваливай! - уже кричу я, - исчезни из моей жизни. Олег уходит, не оглядываясь, я смотрю на его пошатывающуюся фигуру, опущенные плечи и предательская жалость запускает свои щупальца в мое сердце. Я гоню ее, рассматривая, заваленную деликатесами, прикроватную тумбочку. Опустив ноги на пол, я еще долго сижу, пытаясь унять пляшущую, плывущую в глазах комнату, а потом отправляю дорогие продукты, принесенные мне Олегом в мусорное ведро, желая лишь одного, что бы ничего в этом мире, не напоминало мне о человеке, сломавшем жизнь мне и моему, еще не родившемуся, ребенку. - Сонечка, можно войти. Я вот вам с Толечкой пирожков принесла - слышу я голос бабы Глаши. Она стоит в дверях, раскрасневшаяся от мороза, наполняя мою жизнь светлой радостью. - Этот то ушел. Ух и аспид. И что им всем от тебя нужно? - Кому, всем то, баб Глаш?- спрашиваю я, весело жуя пирожок с капустой и яйцом, мой любимый. - Так, я только домой зашла, еще один объявился. Тебя спрашивал. Высокий такой, видный, глаза синие - синие. Я сказала, уехала ты, и не вернешься больше. Что с тобой дочка, белее полотна стала. Позвать врача? - испуганно хлопочет Глафира Павловна. Я сижу с пирожком в руке и чувствую, как предательские слезы подкатывают к горлу, не давая мне проглотить любимое лакомство. - Ох, я дура старая. Так это он был, твой Анатолий, а я ему наговорила глупостей. Чего ж делать то теперь? - сокрушенно качает головой старушка. Я не могу злиться на нее, ведь она старалась защитить, огородить от бед, ставших ей родными, людей. - Ничего, баб Глаша, все равно он никогда не простит меня - говорю я сквозь слезы, обнимая, бабушку. «Что такое любовь?» - спросила я однажды Анатолия, теперь я знаю, что это способность отпустить человека, дать ему возможность быть счастливым. А не жить с мраком в душе, видя каждый день, предавшую его любовь, женщину. А душа все равно ликует, значит, соврал Олег, ищет меня Анатолий, жаль, что слишком поздно и невозможно, что - либо изменить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
[Он]
- Ты опять весь день по городу мотался?- недовольно бубнит Павел. - Думаешь, найдешь ее, шаря по дворам?
- А что делать, Паша? Нотариус дал мне адреса квартир ее матери и бабушки, но там нет никого. Соседи говорят, что она уехала. У Ангела нет ее, я звонил. Паша, я в отчаянии. И самое страшное, что она может быть с Олегом и счастлива.
-Ну, человек бесследно не может пропасть - уверенно говорит Павел, глотая горячий кофе. Мы сидим в недорогой кофейне, возле университета. Я смотрю в замызганное окно, в надежде увидеть родную фигурку, спешащую на занятия, но все мои ожидания бесплодны, как и затянувшиеся поиски.- А ты позвони Олегу, и расставь все по своим местам. Иначе можно с ума сойти - советует Павел - от того, что ты, словно страус, прячешь в голову в песок, только хуже. Пустые надежды, не ,хуже чем слепая вера в недостижимое счастье. Я молча смотрю на своего друга, не желая принимать его философию.
- Иди, отдохни Толя, найдем мы твою красавицу. Сессия скоро, там я и отловлю ее, обещаю. И разберемся тогда во всем. А пока, займись работой, которой у тебя, кстати, порядочно накопилось. Любовь, любовью, а кушать всегда хочется.
Я иду по замерзшей улице домой, в квартиру, ставшую мне чужой, полную лжи и недосказанности, лицемерия и ненастоящей любви. С тех пор, как Олег рассказал мне о моем семействе, я не могу жить в этом душном, наполненном лицемерием и фальшью доме, в котором, оказывается, никогда не было счастья, за исключением тех коротких месяцев, которые озарила своим присутствием Софья. А вечером изо всех углов выползают тени, они разбредаются по квартире, разнося запахи счастливой жизни, разбрасывая по углам милые мелочи, принадлежащие той, кого люблю до безумия, напоминая мне о моей потере. Я знаю, что Пашка, верный и честный, сдержит свое слово, и сделает для этого все возможное и невозможное. Но сможет ли она простить мне мое невнимание и причиненную ей боль.
ГЛАВА 33
ГЛАВА36
[Она]
- Стойте, Софья, да подождите же - слышу я голос Павла, несущийся мне вслед, над шумным коридором университета, но лишь прибавляю шаг. У меня нет желания встречаться с добродушным другом Анатолия.
- Да стойте же. И не стыдно Вам заставлять бегать старого, больного ректора? - весело улыбается Павел Александрович, оглядывая меня с головы до ног. Взгляд его упирается в мой подросший объемистый живот и улыбка с лица исчезает, словно стертая с картины ластиком, деталь. В глазах его застывает немой вопрос, который вот - вот, готов сорваться с губ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Да, это ребенок Анатолия, вы ведь это хотите спросить?- с вызовом спрашиваю я, чувствую руку Павла на моем локте. Он не даст мне уйти не объяснившись. Что ж, это его право.
- Соня, пойдемте в мой кабинет, нам предстоит серьезный разговор. Именно ради этого я здесь с утра стою в карауле.
