Змей был невероятно длинен: его голова и передние лапы уже ушли под воду на той стороне судна, а круп еще не показывался. Туловище извивалось, мерцая радужной чешуей. Лоуренс никогда еще не видел подобного экземпляра: атлантические морские змеи даже в теплых водах у побережья Бразилии насчитывали не больше двенадцати футов в длину, а тихоокеанские при встрече с кораблем всегда уходили вглубь, и над водой виднелись только их плавники.
Помощник штурмана Сэклер бежал вверх по трапу с широкой лопатой, наспех привязанной к куску рангоута: до флотской службы он ходил первым помощником на китобое в Южных морях.
– Сэр, сэр, поберегитесь! Ей-богу, он нас в кольцо зажимает, – крикнул он Лоуренсу, вылезая из люка.
Лоуренсу вспомнилось, как морские змеи душат свою добычу – меч-рыбу или тунца. Райли, тоже слышавший Сэклера, послал людей за топорами и саблями. Лоуренс выхватил из переданной по трапу корзины первое попавшееся орудие и стал вместе с другими рубить змеиное тулово. Змей, однако, продолжал двигаться. Мелкие порезы на его шкуре обнажали белесый жир, но мышц не затрагивали.
– За головой следите. – Сэклер с лопатой занял позицию у фальшборта, перебирая руками по длинному древку. Лоуренс бросил топор и попытался навести Отчаянного на цель: тот так и кружил вверху, не смея атаковать опутанного такелажем врага.
Змеиная голова, как и предсказывал Сэклер, вынырнула из воды прямо под ним. Живые тиски понемногу сжимались вокруг корабля, фальшборт трещал, угрожая вот-вот сломаться.
Парбек навел свою карронаду.
– Спокойно, ребята, ждем крена на этот борт.
– Погодите! – зачем-то крикнул сверху Отчаянный, но Парбек, не слушая, скомандовал:
– Огонь! – Ядро попало чудищу в шею, и над водой запахло горелым мясом, но удар не был смертельным: змей завизжал от боли и еще сильнее сдавил корабль.
Парбек стоял, как скала, всего в половине фута от змеиного туловища.
– Прочищай! – скомандовал он. Следующего выстрела можно было ждать не раньше, чем через три минуты, а трудная позиция и толкотня многочисленного расчета еще больше затягивали дело.
Участок правого фальшборта у самой пушки разлетелся в щепки, не менее смертоносные, чем осколки снаряда. Одна вонзилась глубоко в руку Парбека, окрасив кровью рукав. Червинс повалился навзничь с куском дерева в горле; Дайфид, которому щепка пробила челюсть, оттащил его тело в сторону.
Отчаянный, рыча, описывал круги в воздухе. К реву он не решался прибегнуть: волна вроде той, что потопила «Валери», наверняка сокрушила бы заодно со змеем и корабль. Лоуренс, однако, считал, что надо рискнуть. Прочная змеиная шкура не поддавалась усилиям рубящих, и «Верности» грозила большая беда. Если шпангоут треснет или, хуже того, киль погнется, судно уже никогда не дойдет до порта.
Но Отчаянный не дождался его приказа. Он взмыл высоко, сложил крылья и камнем, наставив когти, упал прямо на голову змея. Вместе с ней он ушел под воду, где тут же расплылось густое кровавое облако.
– Отчаянный! – Лоуренс перелез через дергающееся змеиное тело, промчался по скользкой окровавленной палубе и перелез через борт на цепи грот-мачты. Грэнби погнался за ним, но остановить не успел.
Лоуренс скинул сапоги в воду, не слишком хорошо понимая, что делать дальше. Плавал он неважно и не имел при себе ни ножа, ни пистолета. Грэнби хотел последовать за ним и не мог: корабль прыгал туда-сюда, как детская лошадка-качалка. По серебристому тулову прошла дрожь. Хвост показался из воды, конвульсивно дернулся и с громовым всплеском упал обратно. После этого змей наконец-то затих.
Отчаянный выскочил на поверхность как пробка, кашляя и отплевываясь. Морда у него была вся в крови.
– Кажется, все. Он умер. – Выговорив это, он подплыл к борту, но не стал взбираться наверх, а лишь прислонился к «Верности», держась на воде благодаря природной плавучести. Лоуренс сам слез к нему, примостился, как мальчишка, на резном барельефе и стал гладить Отчаянного, успокаивая заодно и себя.
Отчаянный слишком ослаб для гимнастических упражнений, и Лоуренс с Кейнсом вышли на ялике посмотреть, не ранен ли он. Обнаружилось несколько царапин, одну из которых причинили страшные, подобные пилам зубы. Все повреждения ограничивались этим, но Кейнс выслушал Отчаянного и сказал с беспокойством, что в легкие ему попала вода.
После многочисленных уговоров Отчаянный все-таки влез на судно. Потрепанная «Верность» осела при этом больше обычного, и сломанные поручни пострадали еще сильнее. Но даже Парбек, с болью в сердце принимающий все поломки, не сказал ни слова в упрек, и Отчаянного встретили хоть и утомленным, но дружным «ура».
– Свесь голову за борт, – попросил Кейнс, как только дракон угнездился на палубе. Отчаянный, которому очень хотелось спать, захныкал, но подчинился. Жалуясь на головокружение, он выкашлял сколько-то соленой воды. Удовлетворенный Кейнс отпустил его, и он жалобно свернулся в комок.
– Не хочешь ли чего-нибудь свеженького? – спросил его Лоуренс. – Барашка? Его приготовят, как скажешь ты.
– Нет, Лоуренс, есть я совсем не могу, – ответил из-под крыла Отчаянный. Его спина между лопатками заметно дрожала. – Пожалуйста, пусть его уберут.
Тело морского змея, который теперь стал виден во всю длину, так и лежало на палубе. Голова покачивалась на воде с левого борта. Райли послал людей на шлюпках измерить его. В нем оказалось 250 футов – почти вдвое больше, чем в самом большом медном регале, известном Лоуренсу, хотя голова насчитывала в диаметре меньше двадцати футов. Неудивительно, что он сумел зажать в кольцо даже такое судно, как «Верность».
– Цяо, морской дракон, – определил Шун Кай. В Китайском море, сказал он, водятся такие же, но значительно меньше.
Употребить его в пищу желающих не нашлось. Когда измерения были сделаны и китайский поэт, он же художник, сделал свои наброски, топоры заработали снова. Сэклер показывал пример, орудуя своей острой лопатой. Вскоре Пратт в три приема перерубил мощный хребет. Остальное довершили собственный вес змея и медленное движение корабля: туловище со звуком рвущейся ткани распалось надвое и соскользнуло в воду с обоих бортов.
Акулы и другие хищные рыбы уже кишели в море, терзая змеиную голову; теперь началась борьба за две гигантские половины.
– Давайте-ка убираться отсюда подобру-поздорову, – сказал Райли Парбеку. Паруса грот-мачты и бизани были сильно повреждены, но такелаж фок-мачты остался цел, только немного запутался. Судно двинулось по ветру прежним курсом.
Час спустя мертвый змей уже казался серебряной черточкой на воде. Палубу вымыли, отдраили пемзой и еще раз окатили водой. Плотник и его подручные вытесывали реи для грота и бизань-марселя.
Из трюмов достали запасную парусину. К ярости Райли, ее сильно изгрызли крысы. Начали ставить заплаты, но солнце уже садилось, и с установкой новых снастей приходилось ждать до утра. Людей отправляли ужинать и спать или по вахтам, без обычной поверки.
Лоуренс, все еще босой, выпил кофе и сгрыз сухари, принесенные Роланд. Отчаянный притих и по-прежнему не хотел есть. Лоуренс пытался разговорить его, опасаясь, что он все-таки получил какие-то скрытые раны.
– Да нет же, я совершенно здоров, – невесело, вопреки собственным словам, ответил Отчаянный.
– Почему же ты тогда такой грустный? Ты сегодня поступил как герой и спас наш корабль.
– Я убил его, вот и все – не вижу, чем тут гордиться. Он не был нашим врагом, он просто проголодался. А напал уже после, потому что испугался стрельбы. Жаль, что он не понял меня. Я бы уговорил его уплыть прочь.
Лоуренса поразило, что Отчаянному в отличие от людей морской змей совсем не показался страшным чудовищем.
– Послушай, ты не должен рассматривать его как дракона. Это существо не владеет речью, не наделено разумом. Ты, видимо, прав – им руководил голод, но всякое животное способно охотиться.
– Как ты можешь так говорить? Да, он не владел английским, французским или китайским, но ведь вырос он в океане. Откуда ему было научиться человеческой речи, если он не слышал ее в яйце? Если бы я сам не умел говорить, это бы еще не значило, что я не умею думать.
