Его Сиятельство великий и ужасный черный маг довольно быстро бросил свою любимую супругу на произвол судьбы и исчез в неизвестном направлении. Если б не свадебный обряд, пора была б обвинять ненаглядного мужа в измене.
— Ах, милочка, какие на вас изысканные украшения!
Это что еще такое? Какому очередному идиоту жизни лишиться хочется? Невысокая плотная дама средних лет, мне не знакома, взгляд как у жены ростовщика, такой же оценивающий, сама наряжена в меха: несмотря на жару во дворце. Вечер какой-то непонятный. Странные люди, странные разговоры… Да еще и «милочка». Что за покровительственно-снисходительный тон? Явно не местная. Завсегдатаи дворцовых «вечеринок» успели довольно хорошо изучить характер супруги советника Императора, и уж «милочки» точно от них не дождешься — побоятся моего недовольства и раздражения Варта.
— Мы знакомы? — чуть приподнятая правая бровь нужного эффекта не произвела.
— Пока нет. Но это всегда можно исправить. Я — баронесса норт Эрвильская!
Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. Это что ж такое делается, люди добрые? К жене первого советника какая-то замшелая провинциалка пристала! Спасите- помогите!
Эрвиль… Слышала, да. Этакое глубокое захолустье неподалеку от Дорена, третьего государства на данном континенте. Если память мне ни с кем не изменяет, Дорен — небольшое княжество с дикими нравами, то есть с совершенно непривычным для Антонии равноправием полов. Значит, вот это вот нахальное чучело, стоявшее в данный момент напротив меня и глядевшее на герцогиню с высоты своих баронских каблуков, вполне могло перенять замашки доренских женщин. Что ж, тогда и надменность, и высокомерный вид, и оценивающий взгляд, и нежелание соблюдать этикет, представляясь лично, без какого-либо общего знакомого, вполне объяснимы. Мадам, вероятно, считает себя этаким глотком свободы в нашем темном, патриархальном царстве. Да уж. Как много на свете недообследованных людей…
— Я рада за вас, баронесса, жаль только, что в Эрвиле перестали обучать этикету, — пришлось осадить. А что поделать. Некоторые по-другому не понимают.
Дама пошла алыми пятнами, и мне почему-то мгновенно вспомнился «верный враг», встреченный нами с Вартом при появлении здесь. Уж не родственники ли они с баронессой? Титулы одинаковые. По возрасту примерно равны. Значит, муж и жена или брат и сестра. В любом случае, два неотесанных чурбана на великосветском приеме. Как их вообще сюда пустили?
— Вы! Да вы!
Ой-е. Да что ж ты так орешь, дурища. На нас уже ползала смотрит. Ты ж сама себя в неприглядном свете выставляешь, закатывая никому не нужную истерику.
— Я. Герцогиня ранос дорт Антариониус. — проймет? Нет? Все же о роде супруга известно почти везде.
Не проняло. Моя собеседница надулась, как тот шар.
— Да мне все равно, кто вы! Вы нахалка!
Да кто бы говорил…
— Кого я вижу! Ирма! — Амалия, высокая и довольно объемная брюнетка, одна из многочисленных не очень красивых дочерей богатой, но глупой герцогини Ульмы ранос дорт Вереней, дальней родственницы Императора, просияла практически искренней улыбкой и, не обращая ни малейшего внимания на шарик с титулом баронессы, доверительно, громким шепотом, «по секрету всему свету», сообщила, чуть склонившись к Моему Сиятельству:
— Мой брат завтра отправляется в Дорен. Свататься. Привезет жену сюда. Ирида давно мечтает пожить у нас, говорит тут чудесная обстановка, в отличие от их захудалого княжества. Миленькая девушка, тихая, скромная, и настоящая красавица!
Смех сбоку дал понять, что частное дело стало общим, и теперь вся аристократия в едином порыве топит одну заносчивую провинциалку. Удачно, кстати: женщина снова пошла пятнами, развернулась на каблуках и буквально сбежала с поля боя.
— Не бери в голову, Ирма, — улыбнулась Амалия. — У них в Эрвиле ужасные нравы.
Ирма:
Интернет… Этот необыкновенный, волшебный, виртуальный мир, так похожий на реальный, но более доступный… Всю неделю, что длились каникулы, я практически не вылезала из Сети, причем сама там ничего не писала, ни с кем не спорила, ничего никому не доказывала, только читала, впитывая, как губка, различную информацию, независимо от темы. Домработница три раза в день звала меня к столу, в остальное время я жила там, в иной реальности, частенько забывая об остывавшей рядом, на письменном столе, чашке кофе.
Когда домой вернулись дети и муж, я заставила себя отключить Интернет и вернуться к исполнению обязанностей матери и жены. Три дня все было в относительном порядке, хоть меня и тянуло к компьютеру со страшной силой. Потом я почувствовала желание писать. Только на этот раз не прозу.
— Стихи? Ирма, ты меня пугаешь. Это такая необычная реакция на Интернет? Да? Странно… И сколько уже написала?
— Пять.
— Ой… Что-то мне уже страшно. Читай уж, горе ты мое луковое, но только одно. Я взяла в руки заветную тетрадь, открыла на нужной странице, откашлялась и начала:
Восток алеет за рекой,
Как будто раненный Мессия.
Вновь потревожен твой покой,
Моя страна, моя Россия.
И снова черная угроза
Висит над Родиной моей.
И неба пламенные слезы
Умоют землю, как елей.
Седеет лес, бездушно поле.
Вокруг сплошная пустота.
И люди в горькой своей доле
Вдруг вспомнят вечный лик Христа…
На этот раз Ира не смеялась. Собеседница смотрела на меня с той стороны зеркала внимательно и задумчиво.
— Каша. Манная. Без комочков. В голове. Нет, Ирма, серьезно: это ж надо было так умудриться — смешать в небольшом трехстишье религию, описание природы и мистику. Хвалю, подруга. Это талант. К абсурду. Антону читала?
— Нет еще.
— И не надо. Жалко мужика — не мальчик уже, чтобы его так, неподготовленного… Что-то попроще ему подсунь, поспокойней, с меньшей эмоциональностью. Только на хохот не обижайся. Жертва Интернета, блин. Ты совсем ни с кем там не общалась?
— Не успела.
— Это за неделю-то? Мда… Тебе нужно было высказаться, почувствовать себя уверенней, пусть и при виртуальном общении. А ты чем занялась? Читала все подряд. Я уже и подумать боюсь, что там в других стихах…
Ира скоро отключилась, сославшись на необходимость посетить очередной званый вечер у Императора, а я осталась сидеть перед зеркалом. Как обычно, несколькими фразами, подруга искусно показала, что мои, как я считала, гениальные вирши — просто глупость и абсурд. Но если пользовались успехом и популярностью рассказы и романы, то почему бы не издать стихи? Возможно, и эта форма моего творчества найдет своих почитателей. Пусть даже будут смеяться, но все равно — прочитают же. А значит, нужно продолжать выражать свое мнение через рифмованные строчки..
С такими мыслями я продолжила заниматься творчеством.
— Милая? — муж пришел сегодня домой относительно рано, сел на кровать, обнял меня за плечи. Я прижалась к родному человеку, тихо вздохнула.
— Опять тебя Ира обидела? — нежно улыбнулся супруг. Как хорошо он успел меня выучить…
— Не обидела, нет. To, что она говорит, правильно, но… Я же стараюсь..
— Родная, хочется тебе самовыражаться через поэзию — я всегда за. Пиши, высказывайся. А Ира… Скажем так: у твоей подруги чересчур утонченный вкус.
Ирина:
Второй званый вечер, состоявшийся через несколько дней, по скуке превосходил первый. Народ угощался закусками и легкими винами, болтал, изредка лениво наблюдал за самыми молодыми и глупыми, решившими вместо набивания желудка зачем-то растрясти ценный жирок и немного потанцевать. На этот раз барона с супругой не пригласили, так что даже такого сомнительного развлечения высший свет был лишен.
Понятия не имею, каким образом в подобной обстановке Дженерас собирался подобрать себе вторую половинку, особенно учитывая интерес Императора к постоянным заумным разговорам с несколькими советниками и полное нежелание общаться с юными прекрасными особами, ради него надевшими на вечер самые лучшие, довольно откровенные наряды и тяжелые фамильные драгоценности.
