— То есть, это все-таки всевышний превратил ваше высочество в оборотня? — удивился Бенедикт.
— Очень надеюсь на это, — сказал Мелвин. — Это представляется вполне вероятным, но я не вполне убежден в этом. Слишком уж непостижимо, каким конкретным образом господь соизволил выразить свою волю. Слишком много там происходило странного и нелепого. Девка, например…
— Какая девка? — заинтересовался Бенедикт.
— Девка-оборотень, — объяснил Мелвин. — Вышла из болота, стала приставать к нам с братом с глупыми речами. Очень красивая девка была, как ангел, только не небесная, а земная. Мы сначала подумали, что это кикимора, решили вдуть, все равно, типа, помирать, прорваться-то мы не чаяли, ежу ясно, что заслон Роберт выставил непреодолимый. Ну, и вдули по разу. Девка не сопротивлялась, но потом стала говорить глупости и дерзости, и еще она оказалась неуязвима и нечувствительна. И одежда у нее была не настоящая, а такая, как сейчас на мне.
— Оборотень? — заинтересовалась Бонни. — Она вас с Робином заразила? Стало быть, оборотничество передается половым путем?
— Не дай бог, — ответил Мелвин и поежился. — Это ж какой пиздец настанет, если каждая блядь…
— Ты на кого это намекаешь? — спросила Бонни.
— А почему пиздец? — спросил Бенедикт.
— Эта девка по ходу на ладони отрастила челюсти с зубами, — ответил Мелвин Бенедикту. — Раскрыла ладонь, отрастила и клацнула, а потом рассосала. И сказала, что умеет такое в любом месте отращивать.
— Ух ты ни хуя себе прости господи, — выдохнул Бенедикт и перекрестился.
Бонни рассмеялась.
— Тоже хочу так уметь, — сказала она. — А прикольно будет, если ты меня заразил этим делом. Какие там были первые признаки?
— Паховый зуд, — ответил Мелвин. — Как при триппере, но другой. Потом проходит, но начинают проявляться новые свойства. Начинаешь видеть ночью, ловкий становишься неимоверно…
— А куда потом делась эта девка? — спросил Бенедикт.
Мелвин помолчал, затем сказал:
— Там хуйня вышла. Как мы с братом ее закончили пользовать, она словно ебанулась, начала какую-то херню нести, дескать, рабство — это плохо, и она, дескать, может вывести нас с болота незаметно для воинов Роберта, но так делать не будет, потому что рабство — это плохо… А потом стала просить, чтобы мы ее сильнее бранили, потому что ей это типа нравится. Ну, мы ее бранили-бранили, потом стали пиздить руками-ногами, потом мечами рубить. А ей похуй, она же оборотень, ей ногу отрубишь, а она обратно прирастает. В конце концов, сожгли эллинским огнем на хуй.
— И как, сработало? — заинтересовался Бенедикт.
— Непонятно, — пожал плечами Мелвин. — Девка исчезла, но сгорела или съебалась — хуй разберешь. Там так полыхнуло, что хер чего разглядишь. Мне показалось, она превратилась в летающую хуйню и улетела на хуй, как я с костра.
— Понятно, — сказал Бенедикт.
Неожиданно встал, подошел к Мелвину и Бонни, и уселся на бревно между ними. Повернулся к Бонни и сказал:
— Я бы на твоем месте, ведьма, бежал бы отсюда, куда глаза глядят с такой скоростью, словно за тобой черти гонятся.
— Почему? — удивилась Бонни.
— А вы там в келье разве не еблись? — удивился Бенедикт.
— Еблись, конечно, — ответила Бонни. — А что?
— Ты, возможно, заразилась от его высочества, — объяснил Бенедикт. — Ты теперь, возможно, тоже оборотень.
— Возможно, — кивнула Бонни. — И что теперь?
— Как что? Ты ему теперь опасна! Он тебя убьет при первом удобном случае!
Мелвин и Бонни одновременно рассмеялись, не сговариваясь.
— Долбоеб ты, Бенедикт, — сказал Мелвин. — Сразу видно долбоебского простолюдина, не имеющего понятия о дворянской чести. Бонни, не бойся, тебе от меня ничего не грозит.
— Я и не боюсь, — сказала Бонни. — Ты у меня не первый рыцарь, если посчитать всех, кто меня по сеновалам валяли — никаких пальцев не хватит. Короче, вашу дворянскую породу я знаю очень хорошо. Если ты кому чего должен — ты такому человеку никакого зла не причинишь, а если и причинишь, то потом покаешься и будешь молиться усердно за упокой невинно убиенной души. Так что я ничуть тебя не боюсь. Понял, Бенедикт? Вали на хуй с нашего бревна.
— Не «понял, Бенедикт», а «святой отец», — поправил Бенедикт девку. — И не «вали на хуй», а «позвольте нижайше попросить…»
— Вали на хуй! — перебил его Мелвин и гнусно заржал.
Мелвин свалил с бревна.
— В Истборне была похожая история, мне мама рассказывала, — сказала Бонни. — Вышел из леса прелестный юноша с обручем на башке, и торчал из того обруча драгоценный камень огромной величины. И был тот юноша одет в невиданные одежды, и не было на его теле ни следа никакой немощи. Только ебанут он был на всю голову, притом не в переносном смысле, а в самом прямом. Ходил по деревне, выспрашивал всякую херню, а когда его о чем-то спрашивали — отвечал невпопад, как безумец. Парни его сначала боялись, а потом поняли, что безобидный, перестали бояться и отпиздили дрынами из забора. Только ему было похуй, точь-в-точь, как ты, Мелвин, рассказывал…
— Не «ты, Мелвин», а «ваше высочество», — перебил Мелвин ведьму.
— Иди на хуй, Мелвин! — отозвалась ведьма. — А будешь пиздеть не по делу — будешь потом сам себя расколдовывать.
— Продолжай, — сказал Мелвин.
— Что значит «продолжай»? — не понял Бенедикт. — Ваше высочество прощает это оскорбление?
— Конечно, прощаю, — кивнул Мелвин. — Она же обосновала, что имеет право меня оскорблять. Только, Бонни, лучше не злоупотребляй. А то, не дай бог, выйду из себя и сначала отмудохаю тебя до смерти, а потом уже задумаюсь о последствиях.
— Это уж точно не дай бог, — сказала Бонни. — Но ты не бойся, Мелвин, я не такая дурочка. Так о чем я… Да, про того малохольного уебка из Истборна… Короче, отпиздили его местные пацаны так, что любой смертный на его месте десять раз уже помер бы, а ему все похуй. Тогда стали его острыми дрынами тыкать, как упыря, а ему все равно похуй. Позвали попа, он святой водой побрызгал, а парню по-прежнему похуй. Такие дела.
— А чем все кончилось? — спросил Бенедикт.
— А хер его знает, — ответила Бонни. — Не знаю я конца этой саги.
— Интересно, — сказал Мелвин. — А ведь та девка тогда много чего говорила. Вспомнить бы…
— А какие проблемы? — деланно удивилась Бонни. — Я знаю колдовство для пробуждения скрытой памяти. Но оно действует только по доброй воле второго участника. И еще мне нужно что-нибудь маленькое и блестящее. Можно, святой отец, ваше серебряное кольцо одолжить на четверть часа?
Бенедикт посмотрел на массивную гайку на своем пальце и сказал:
— Там же крест выгравирован!
— Этому колдовству крест не мешает, — заверила его Бонни.
— Ну, как знаешь, — сказал Бенедикт и снял кольцо с пальца.
Колдовство подействовало, крест не помешал. Мелвин вспомнил все события той ночи от явления и до исчезновения загадочной девки, но понятнее не стало.
— В речи той девки много искаженной латыни, — сказал Бенедикт, когда Бонни пробудила Мелвина от колдовского сна и они стали обсуждать вспомненное им. — Гуманоид, например, это человекоподобный.
— Человекоподобный кто? — не понял Мелвин.
— Кто угодно, — ответил Бенедикт. — Я не говорю, что понимаю смысл, я просто перевожу отдельные слова. Гуманоид — человекоподобный. Имитатор — подражатель. А планета — это одна из пяти светящихся точек на небесной сфере, не прикрепленных неподвижно, как звезды, а блуждающих…
— Хуйня какая-то получается, — перебила его Бонни. — Что за полевая работа может быть на планете? Как можно вспахивать и боронить блуждающую точку на небесной сфере? И что такое кибер?
— Не знаю, — ответил Бенедикт. — Интеллект — это разум, автономный — самостоятельный, программа — замысел.
— Рукотворный разум с самостоятельным замыслом, — сказал Мелвин. — Стало быть, та девка была не заколдованный человек, но гомунклус, сотворенный колдовством от начала до конца. Ну да, потом она то же самое повторила вульгарным наречием.
— А что такое наноматериал? — спросила Бонни.
— Ткань, уменьшенная в тысячу тысяч тысяч раз, — ответил Бенедикт.
— Хуйня какая-то, — сказал Мелвин.
— Угу, — кивнул Бенедикт.
— А что такое комкон? — спросила Бонни.
— Не знаю, — ответил Бенедикт. — По звучанию похоже на искаженную латынь, но я такого слова не знаю. Телепатия — кстати, слово не традиционно латинское, но эзотерическое, означает проникновение колдовством в чужие мысли.
— Ни хера мы не поймем, — вздохнул Мелвин. — Как с Робертом разберемся, надо будет посетить Гримпен с большой экспедицией. Чую, много загадок осталось неразгаданными на тех болотах. Но это потом.
— Я еще одну вещь не понимаю, — сказал Бенедикт. — Откуда дракон взялся?
— А чего тут непонятного? — пожал плечами Мелвин. — Очередной наноматериальный оборотень. Первым был тот уебок, о котором Бонни рассказала, вторым — девка, от которой я заразился, третьим, стало быть — дракон. А откуда он еще мог взяться? Робин погиб, а больше ту девку никто не трахал.
