то верно. Ты же в два раза шире.
Салони выглядела так, словно готова была лопнуть от ярости. Но вместо этого она величаво нацелила перст в ночную тьму:
– Убирайся из моего дома.
– Я не в твоем сраном доме. У тебя воспитания не хватило даже на то, чтобы пригласить меня войти.
Салони издала очередное фырканье, преисполненное глубокого отвращения:
– Какая же ты зануда! Всегда такой была. Иди уже отсюда.
– О, с удовольствием. – Гита не снимала сандалии, поэтому не пришлось тратить время – четыре шага, и она оказалась на земле.
Бандит залаял, встревоженный разговором на повышенных тонах.
– Ты что, притащила свою грязную шавку ко мне в дом? – взвизгнула Салони.
– Ой, заткнись. Моя собака чище твоих детей!
Салони, вскочив, уперла кулаки в обширные бедра и одарила Гиту слащавой улыбкой:
– Идеальная парочка – две редкостные суки!
– Дура. Это кобель.
– Ты почему еще здесь вообще?
– Жалко, что Карва-Чаутх бывает не каждый день, а то лишний пост помог бы тебе похудеть хоть чуть-чуть.
– Гадхэди[85]. Ты попробуй родить двоих и остаться стройняшкой. – Салони, прикрыв глаза, прижала ладонь к груди. – Но счастье материнства, конечно же…
– Высшая, блин, награда. Всем известно.
– Только не тебе.
Казалось, от их ярости искрит воздух. Гита свирепо прищурилась:
– О, как я тебя ненавижу!
– Я тебя ненавижу в два раза сильнее! И всем сердцем надеюсь, что Фарах грохнет тебя сегодня же ночью!
– Да уж лучше сдохнуть, чем еще раз увидеть твою жирную морду!
– Взаимно!
– Бандит! – взревела Гита. – Взять!
Салони охнула, но оказалось, что бояться ей нечего – в тот момент Бандит был озабочен изучением собственных гениталий.
Всю дорогу домой Гита клокотала от ярости. Сначала ее послал Карем, теперь Салони. Фантастика! Она в очередной раз продемонстрировала свою блистательную способность к общению с людьми. В каком таком временном помешательстве она решила обратиться за помощью именно к Салони, к ней одной из всех людей на земле? Страх лишил ее возможности соображать, и она в отчаянии помчалась к Салони, как брошенная собака, которая пытается найти хозяев.
Бедный Бандит был не готов к разбушевавшейся буре: когда они пришли домой, Гита принялась метаться по комнате, выкрикивая в адрес Салони такие эпитеты, которые раньше и шепотом не решилась бы произнести. В ассортименте были «долбаная свиноматка», «луковая жопа», «жирная мандавошка», «тухлое отродье гнилого семени», «ящерицын хер», «ящерицына пипка», «ящерицына дырка в заднице». Лишь исчерпав свои познания в анатомии ящериц, Гита замолчала и в изнеможении рухнула на кровать.
Бандит, парень сообразительный, предпочел пока из-под кровати не вылезать.
– Ладно, – прохрипела Гита в его адрес. – Черт с тобой. Ты такая же бесполезная тварь, как она.
14
На следующий день Салони прислала за Гитой своего сына. Они не были знакомы, но Гита видела этого мальчика, когда он играл с другими деревенскими детьми, и узнала по глазам. Глаза у него были каре-зеленые, не такие светлые, как у Салони, но той же формы и с густыми длинными ресницами, настолько пышными, что казалось, будто веки подведены сурьмой. Такая роскошь выглядела неуместной на лице ребенка, как гламурный хвост Бандита был неуместен для бродячей собаки. Гита молча стояла и смотрела на мальчика; странно было, что дитя Салони ходит по земле и остается для нее, Гиты, совершенно чужим. В какой-нибудь параллельной вселенной этот мальчик с пеленок называет ее Гита-маси – «тетя Гита». В той же вселенной она участвует в его воспитании. А в этой они друг другу никто.
Почти все утро она провела перед зеркалом на дверце шкафа, выщипывая жесткие волоски на подбородке, которые вдруг настырно полезли год назад непонятно с чего; на них приходилось охотиться, вертеть головой, чтобы поймать солнечный свет. Гита злилась, неловко орудуя пинцетом, и сочиняла монолог со всеми своими претензиями к Салони, как то: Салони могла бы использовать свой авторитет у местных жителей во благо, к примеру, для того, чтобы помочь Гите и Руни, а она лишь сеяла зло; Салони – безжалостная эгоистка; у Салони нет ни одной подруги. Слово «подруги» она заменила на «союзницы», одновременно победоносно выдернув наконец упрямый черный волосок. В этот момент и раздался стук.
– Чего тебе? – проворчала Гита, открыв дверь, перед которой стоял мальчик.
Он опасливо попятился:
– Пожалуйста, не делайте так, чтобы мои кишки поджарились и вывалились из попы.
Тут она могла бы закатить глаза и захлопнуть дверь, но такого Гита о своих способностях еще не слышала и не могла не оценить полет воображения.
– Ладно. Твои кишки останутся на месте.
– Спасибо. – Он на мгновение закрыл глаза и облегченно вздохнул. – Мама сказала, что вы должны срочно к ней прийти.
– Меня не волнует, что говорит твоя мама.
– Почему вы такая злая?
В доме тявкнул Бандит, и круглое лицо мальчика просияло:
– Эй, у вас там собачка? Я люблю собачек, но мы не можем завести питомца, потому что у мамы аллергия на шерсть.
– У твоей мамы аллергия только на здравый смысл, – фыркнула Гита.
Мальчик попытался заглянуть в дом:
– А снеки[86] у вас есть?
«Безобразие», – мысленно ужаснулась Гита. Все-таки то, что этот невежа в коротких штанишках вырос без ее воспитания, было большим упущением.
– Нет у меня снеков, нахаленок. Ты такой же невоспитанный, как твоя мамаша. Иди домой. – И она захлопнула-таки дверь.
Но он постучал снова, и пришлось открыть.
– Тетя, пожалуйста, пойдемте со мной! Мама рассердится, если я вернусь без вас!
Гита помедлила, решив пока не хлопать дверью во второй раз:
– Она что, побьет тебя?
Мальчик изумленно уставился на нее:
– Нет…
– Жаль.
– Она сказала, что если вы откажетесь прийти, я должен напомнить вам про… – Сын Салони напрягся, пытаясь вспомнить, и его лицо собралось в кучку, как будто он боролся с продолжительным запором, а потом расслабилось, когда он сдался. – Не помню. Что-то про тетю Фарах, и самосы, и…
– Пошли.
Они сделали несколько шагов в благословенном молчании, после чего мальчика снова прорвало.
– А у тети Фарах есть еще самосы? – поинтересовался он голосом, полным светлых надежд. – Я люблю самосы.
– От ее самос лучше держаться подальше, – проворчала Гита.
– Почему? – Ответа дожидаться он не стал и без паузы продолжил: – Мама никогда не покупает снеки, потому что она всегда на диете или типа того. Папа говорит, она поэтому такая злая. Прям как вы! Вы, что ли, тоже на диете?
– Нет.
– А почему вы тогда такая злая?
– Давай сыграем в игру.
– Окей! – Мальчик отвлекся, потому что они проходили мимо дома Аминов, и крикнул хозяйке: – Рам-Рам!
Перед лачугой была расстелено большое полотенце с горкой острого перца – яркого еще, но сморщенного. Миссис Амин кивнула сыну Салони в ответ на приветствие и продолжила сортировать перец.
– А это будет не очень спокойная игра? – снова затрещал мальчик. – Взрослые соглашаются играть со мной только в спокойные игры.
– С чего бы это, ума не приложу.
– Я люблю все снеки, но больше всего конфеты.
– Как необычно.
Он покосился на Гиту с недоумением:
– Чего ж
