тут необычного? Вы, наверно, мало детей знаете.
– Вообще не знаю.
– Ну, ничего, бывает, – милостиво покивал мальчик.
Сегодня вся деревня была охвачена праздничной суетой. Замужние женщины постились и потому были освобождены от повседневных домашних обязанностей; на улицах можно было встретить только незамужних. Гита со своим конвоиром свернула на тропинку, и вскоре их обогнала девушка, у которой на голове балансировали две металлические кастрюли, прикрытые расшитой подушкой. Следом гуськом шагали два подростка, держа на плечах длинную палку с подвешенными к ней ведрами с водой.
Мужчины украшали дома к вечернему торжеству, некоторые лезли по приставным бамбуковым лестницам к балконам вторых этажей. Гирлянды из бархатцев и золотистой мишуры обрамляли дверные проемы и оконные рамы. Почти на всех домах красовался индуистский священный символ – свастика с четырьмя красными точками. Торговцы катили тележки с угощениями, зазывая покупателей.
– Эх-хей! Давайте купим пакору[87]! – Сын Салони окинул взглядом однотонную одежду Гиты. – Вы ведь не поститесь сегодня, да? Потому что у вас ведь нет мужа. То есть он вроде как был, но потом вы слетели с катушек и скормили его…
– Собакам?
Мальчик вытаращил на нее глаза:
– Мне говорили – леопардам… А на самом деле собакам да? То есть… своей собаке? Той, которая у вас дома?!
Гита вздохнула.
– Слушайте, а как вы стали чурел? По-моему, ужасно круто уметь превращать людей в тараканов, или делать так, чтобы они покрывались целиком фурункулами, или заставлять их есть червей…
– Вот последним я бы занялась прямо сейчас.
– А что ваш муж такого сделал, отчего вы прям с катушек слетели?
– Задавал слишком много дурацких вопросов.
Мальчик сочувственно покивал:
– Это я понимаю – у меня младшая сестра есть. Так вы не поститесь сегодня, нет?
– Нет.
– Класс! Мама не разрешает приносить пакору домой, но мы можем быстро съесть ее на улице.
– А деньги у тебя есть?
Он нахмурился:
– Честно говоря, нет.
– И как ты купишь пакору?
– Ну, вы же можете дать мне денег.
Гите в последнее время порядком поднадоели люди, претендующие на ее заработок.
– Да ты взрослеешь не по годам, такими темпами скоро мужчиной станешь.
Мальчик переступил с ноги на ногу:
– Так мы… покупаем пакору?
Гита задумалась на мгновение.
– Я куплю тебе пакору, если ты пообещаешь искупать моего пса.
– Заметано!
Они ударили по рукам, и Гита купила кулек овощей во фритюре. Мальчик не стал ждать, когда они остынут, – заохал и запыхтел, закидывая в рот горячую еду. Вокруг его лица завихрился пар.
– Похоже, аппетит у тебя, как у твоей матушки, – хмыкнула Гита.
– О да, – заулыбался он с набитым ртом, демонстрируя ей полупрожеванную пакору. – Но таким толстым, как она, я ни за что не буду.
– Ну, мало ли. Все меняется. Ты, конечно, не помнишь, но до того, как родилась твоя сестра, мама тоже была худенькая.
Мальчик изумленно отвесил челюсть, и Гита кивнула:
– Правда-правда. В школе она за шваброй спрятаться могла.
– Так вы знали мою маму? Когда она была маленькой, да?
– Конечно. Мы с ней родились и выросли здесь, в этой деревне, так же, как и ты.
– Погодите… – Он замедлил шаг. – Так вы, значит, тоже были маленькой? А чурел вы уже тогда стали? Мини-чурел?
– Да. Нет. Нет.
– А какой мама была в детстве?
– Командовала всеми подряд.
Он возвел глаза к небу:
– Значит, такой же, как сейчас. Эй, а почему вы ни разу к нам домой не приходили?
– Приходила. Я каждую неделю бываю у вас на собраниях заемщиц.
– Нет, почему не ходите к маме просто так, в гости?
– У нас не те отношения для походов в гости. Мы не подруги.
– Так, может, подружились бы, если бы вы к ней приходили?
Они уже подошли к дому, где Салони временно открыла у себя студию росписи хной. Женщины болтали, ожидая своей очереди к кому-нибудь из двух мастеров, которых пригласила хозяйка дома. Прити сидела на качелах, и художник разрисовывал замысловатыми узорами ее руку, положенную на подушечку. При виде Гиты она замахала ей свободной рукой: «Рам-Рам!» – что показалось Гите странным, поскольку они не были подругами. Фарах отсутствовала, ведь появление вдовы на празднике – к несчастью, а здесь собрались женщины, чтобы выполнить обряды, призванные несчастье от них отвести.
При этом, похоже, никому не показалось странным, что на Карва-Чаутх пришла Гита, да еще и впервые. Несмотря на то что ее сюда специально позвали, она в глубине души опасалась, что ее прогонят. Как миссис Амин. Та уже вдовствовала, когда настала пора выдавать замуж старшую дочь, и как только она явилась на торжество, другие гости выставили ее за дверь («Вдова – к несчастью. Сглазит непременно»). У миссис Амин был свой маленький бизнес, она сама растила детей, обеспечила приданое дочери и оплатила ту свадьбу, на которую ее не пустили. Для Гиты это был всего лишь очередной пример того, что женщинам приходится загонять свою жизнь в рамки, установленные кем-то другим. Ей вспомнились слова Фарах: «Они не должны все решать за нас. Мы тоже имеем право принимать решения». Прозвучало это тогда заманчиво, но на самом деле никаких прав у них не было.
– Беги к маме, – сказала Гита мальчику, и тот направился было к дому, но она его остановила: – Как тебя зовут?
– Архан.
– Архан, у тебя крошки, вот здесь, – она указала на его нижнюю губу.
Мальчик быстро слизнул крошки от пакоры языком.
– Спасибо, тетя Гита.
«Возможно, этот невежа не так уж безнадежен», – подумала она.
Салони показалась в дверном проеме между двумя распахнутыми створками. Сейчас, когда веранда была залита солнечным светом и на ней весело щебетали женщины, Гите с трудом верилось, что всего несколько часов назад они вдвоем в сумраке бранились тут почем зря. Еще труднее верилось от того, что Салони, похоже, обрадовалась ее приходу.
– Ну наконец-то! – просияла она, схватив Гиту за руку, и потащила ее в дом. Радостное возбуждение преобразило лицо Салони, и Гита обнаружила, что ее бывшая подруга все еще очень привлекательная женщина. – Я думала о тебе всю ночь.
– Я тоже, – сказала Гита, пытаясь примириться со своим открытием. И заговорила, надеясь, что ей удалось принять высокомерный, но преисполненный достоинства вид: – У тебя нет дру… тьфу, то есть союзниц среди женщин. Ты…
– О! – закатила глаза Салони. – Если хочешь начать по новой, давай начнем, я, знаешь ли, тоже много чего имею тебе сказать. Но только не в праздник и не тогда, когда я пытаюсь тебе помочь, неблагодарная. Ты ни капельки не изменилась! Занята только собой. И ты еще говоришь, что это у меня нет друзей? Дубина!
– Ты позвала меня специально, чтобы оскорбить?
– Нет, это бонус, – заулыбалась Салони. – Я позвала тебя, потому что знаю, как нам найти Рамеша.
У Гиты вдруг загудело в ушах так, будто ей на голову нахлобучили медный таз.
– Что?! – Вопрос прозвучал чуть агрессивнее, чем она хотела.
– Тс-с! – прошипела Салони, оглядевшись, чтобы удостовериться: никто из гостей их
