Женщина то начинала выть, то что-то кричала. Казалось, ей задают какие-то вопросы. Понять смысл было невозможно. Потом загоготала охрана.
– Надо что-то делать! – Дима Клоков вскочил с места.
Он больше не мог этого слышать. На его веснушчатых щеках горели красные пятна.
– Надо что-то делать! Мы не можем сидеть и молчать! Ее ведь пытают! Слышите?!
– Приткнись и не мельтеши! – приказал Леха-Гестапо. – Я уже раз сказал: любой, кто попытается сорвать ночной побег, получит перо под ребра!
– Господи! – Клоков обхватил голову руками. – Ребята! Братцы! Ведь мы же люди! Да, у нас произошли какие-то изменения в организме. Мы стали другими. Физиологически. Но мы же не прекратили быть людьми! Нельзя молчать, когда происходит такое… Нельзя оставаться в стороне! Надо что-то делать!
– Что?! – со злостью выкрикнул Доценко. – Что ты мечешься, Димон? Что мы можем сделать?! У меня нож есть, у Лехи нож. Все! А у них – стволы! Автоматы! И колючка под током! Да если б и не было колючки – ты знаешь, что такое «калаш»? Нас уложат на месте, всех! За тридцать секунд.
– Даже быстрее, если «валить» грамотно, с нескольких точек, – мрачно заверил Лишнев. – Перекрестным огнем – и десятка секунд хватит, чтобы отправить в мир иной безоружное стадо.
– Значит, будем сидеть и слушать, как ее истязают, да?! – крикнул Дима.
– Можешь молиться, как Фокин! – Леха-Гестапо рывком поднялся с места. Возле горла Клокова появился нож. – Ну что, рыжий? Выбирай! Хочешь умереть?
Они смотрели друг другу в глаза, и Дима потом не смог бы сказать, сколько это продолжалось. Может, всего лишь секунду. Может, пронеслись годы, а вместе с ними ушла вера в людей. Идеализм и романтика. Лезвие упиралось в сонную артерию и поворачивалось…
Клоков медленно покачал головой. «Нет!» Лезвие сверкнуло перед глазами и исчезло в рукаве.
– Тогда сядь и молись! Молись, чтоб эта баба протянула как можно дольше! Пока занимаются ею – им не до нас!
Клоков бросился в дальний конец барака, уперся лбом в стену. Закрыл глаза. Не выдержав, развернулся, сделал несколько шагов в сторону сидевших на земле.
– Но ведь следом за ней примутся за наших!
Еще оставалась маленькая надежда, что хоть это расшевелит Доценко или Лишнева. Но те опять промолчали, словно бы Клоков и не говорил ничего. Зато ответил Пинцет, дежуривший у щели в стене.
– Вот и хорошо! – он похлопал Дмитрия по плечу. – Пока охранники занимаются бабами, им не до мужиков. Как раз то, что и требуется! Нам до темноты дотянуть надо.
– Святослав! – в отчаянии выкрикнул Клоков. – Ну хоть ты не молчи! Ну, скажи же им! Мы ведь люди…
– На все воля Божья, – негромко ответил Фокин. – Если Бог захочет, он поможет и нам, и этой несчастной.
– Это лицемерие, Святослав! – Клоков, шатаясь, подошел к бывшему священнику, заглянул тому в глаза. – Ты хоть сам веришь в то, что говоришь?! Какому Богу ты служишь, если молчишь сейчас?! Можно ли хоть во что-то верить, если относиться ко всему так? До этой минуты я считал тебя человеком!
Фокин посмотрел на товарища по несчастью, у Клокова тряслись губы.
– Собака думает так: «Он меня кормит, он обо мне заботится, он дает мне кров. Должно быть, он – Бог!» А кошка думает так: «Он меня кормит, он обо мне заботится, он дает мне кров. Должно быть, я – Бог!».
– Что ты хочешь сказать этим, Святослав?
– На все воля Божья, Дмитрий. Молись и принимай с достоинством свою ношу. Испытания делают человека сильнее.
Крики стихли под вечер. Клоков лежал на полу, уткнувшись горячим лицом в землю. Про ужин охранники забыли, а может, и не поступило приказа еще раз кормить пленников. Потому большую часть сэкономленного провианта люди все равно съели до наступления темноты.
Неизвестная женщина больше не напоминала о себе. Охранники не пытались вытащить с женской части лагеря Любаню или Зинку. Наступило хрупкое равновесие. Словно затишье перед бурей.
А потом у входа в барак появились двое охранников с автоматами. Клокова вызывали в «офис» Смердина.
Зоя Величко, девятнадцатилетняя фотомодель из Москвы, перестала дышать в руках бойцов Смердина во второй половине дня. Девушка, приехавшая в столицу России из небольшого украинского городка и мечтавшая о невероятной, ослепительной карьере, умирала медленно, мучительно.
В самом конце, когда уже не было ни сил, ни надежд на спасение, перед глазами молодой девчонки, висевшей на ремнях, сумасшедшим скоростным экспрессом промелькнули картины прошлого. Небольшой дворик и полная корзина черешни, улыбающаяся мама и перемазанные соком красные пальцы. Велосипед, расцарапанное в кровь колено. Ее слезы и голос отца: «Терпи!». Школьный выпускной бал и невероятно смелое, открытое платье. Белое платье, в котором она выглядела королевой. На нее смотрели все парни. Да! Она и была королевой того бала… Плацкартный вагон поезда до Москвы, полупьяные попутчики. Неприятные, потные ладони на груди, на бедрах. Слезы, истерика, бессонная ночь на боковой полке того же вагона. Мелькающие в ночи фонари и какие-то российские деревеньки, мимо которых состав пролетал с огромной скоростью. Тогда она поклялась себе, что никогда больше не станет игрушкой для опустившихся, пьяных мужиков. Да! Она мечтала изящной, гибкой кошкой пройтись по подиуму. Гордо и независимо. И пусть на нее смотрят все, как это было на выпускном балу… Пусть мечтают о ней, вспоминают ее в грезах. Но ни один не получит самое дорогое, что у нее есть, – душу.
Почему же Зоя стала игрушкой в руках мужчин? Так быстро и просто?.. Действительность оказалась совсем не похожей на ту, что виделась в наивных девичьих мечтаниях. Дорога к подиуму не была усыпана розами. Молодую красивую девчонку никто не ждал в Москве с распростертыми объятиями. Выяснилось, что здесь, на пути к трону королевы, ждут сотни – нет! – тысячи таких же молодых и красивых. Мечтавших о славе и всеобщем поклонении ничуть не меньше, чем Зоя. И многие из конкуренток оказались гораздо беспринципнее украинской девчонки. Они, ни капли не стесняясь, падали в чью-то постель, если это было необходимо, чтобы выступить на престижном конкурсе, получить хорошего спонсора или заключить выгодный контракт.
Очень быстро Зоя поняла, что одной красотой мало чего добьешься. В Москве этим трудно кого-то удивить. Главное же – то, о чем молчат и о чем знают все – готовность стать игрушкой в руках «денежного мешка».
И тогда тебе обеспечены хорошие места, возможно, победы на престижных конкурсах. Внимание агентов и выгодные контракты. Зная, что у тебя есть серьезная «крыша» в лице «друга», от тебя отстанут отморозки всех мастей. Что короткостриженные здоровяки, что лысо-потные «животики», которые так любили пастись на девичьих «смотринах». Кто бы мог подумать, что это целый бизнес?! Что юных конкурсанток выбирают то ли в любовницы, то ли в наложницы, словно товар в магазине.
Зоя, прошедшая все круги ада, вновь увидела улыбающееся, широкое лицо Максима – «спонсора». Длинный «Мерседес» с тонированными стеклами, в котором первый раз ею овладел Макс. Он даже не счел нужным отъехать в сторону, от здания, где проходил конкурс. Это она чего-то боялась, а «бойфренд» точно знал: никто ничего не разглядит через затемненные стекла…
Потом в глаза ударило ослепительное солнце. Зойка услышала радостный смех молодой глупой девчонки, которая стояла на палубе белоснежной яхты, ловила брызги в ладони…
Картины мелькали одна за другой, все быстрее и быстрее. Кипр, Мальта, первое погружение с аквалангом, дикий страх, когда оказалась под водой. Невероятный, ошеломляющий восторг от пестрого, загадочного подводного мира… Древние развалины в Египте. Толпа людей из разных стран, притихшая в ожидании восхода солнца. Пирамиды. Сыпучие барханы. Верблюд, с которого она смогла слезть, лишь отдав тридцать долларов предприимчивому «аборигену». Никогда и никто так легко не «разводил» Зою на бабки… Радостный гогот Толика, ее третьего или четвертого «бойфренда», который наблюдал эту картину со стороны.
Кто же был раньше? Илья или Толик? Теперь не понять, не вспомнить, что происходило сначала, что потом: Мальта с Ильей или Египет с Толиком… Картины потускнели, рассыпались на осколки. Веки Зои едва заметно дрогнули, все осталось в прошлом.
В прошлом – рев мотора Лехиного скутера. Беззаботный танец на берегу Баренцева моря. В прошлом – Пак и Миша, которых убили и утопили вместе с «Лэнд Круизером». В прошлом – Леха. Последний «спонсор», о его судьбе которого она так ничего и не узнала.
Все в прошлом.
«Прости, мама! Я ошиблась, думая, что это настоящая жизнь, – хотела прошептать девушка, но не смогла. Лишь ее веки слабо дрогнули в последний раз. – Прости меня, Господи, за ошибки…».
Сердце Зои Величко перестало биться.
– Подохла, сука! – с сожалением произнес один из подручных Смердина, дернув пленницу за волосы и убедившись, что та не дышит, не подает признаков жизни.
