— Уже забыл, — откликнулся я.
— Я рабыня, но ведь не идиотка, — сказала Пегги.
— Трудно забыть эту маленькую стерву, — признался я.
— В Виктории хорошо известно, как она предала тебя, — заметила Пегги.
— Где ты слышала об этом? — спросил я, — Неужто я, простой поденщик из порта, — такая заметная персона, чтобы обо мне толковал весь город?
— Тасдрон рассказывал об этом посетителям, ну а мы, рабыни, всегда слышим, о чем говорят свободные люди. От нас ведь никто особо и не таится.
Это соответствовало действительности. Полуголых девушек в ошейниках зачастую воспринимали как предмет обстановки, и именно по этой причине они бывали осведомлены о происходящем едва ли не лучше свободных горожан.
— Надо полагать, вся Виктория надо мной потешается, — с горечью промолвил я.
— Нет, господин, — заверила меня Пегги. — Тебе сочувствуют, хотя многие удивляются, почему ты, имея такую возможность, не сделал ее своей рабыней?
Я промолчал.
— В Виктории тебя знают и уважают, — продолжила девушка. — За тобой закрепилась слава непобедимого кулачного бойца, силача и хорошего работника. Это качества, которые ценятся горианцами.
— А известно людям о том, как мне пришлось уйти из Хиброновой «Пиратской цепи», оставив там леди Беверли? — спросил я с тяжелым вздохом.
— Ты называешь эту маленькую шлюху леди? — удивилась она.
Я посмотрел на нее строго.
— Прости меня, господин, — улыбнулась девушка, — но я ведь видела ее на Земле и могу с уверенностью сказать, что звания шлюхи эта особа вполне достойна. И уж конечно, она относится к тому типу женщин, которые самой природой предназначены для ошейника.
Я молча уставился в низкий потолок алькова.
— Да, — улыбнулась Пегги, — в Виктории хорошо известно, что произошло в таверне Хиброна, но никто тебя не осуждает. Ты ведь не мастер меча. А хоть бы и был им, пираты все равно имели большой численный перевес. Люди не упрекают тебя, честное слово. Многие считают, тот факт, что ты решился войти в таверну и попытался вырвать женщину из рук пиратов, уже служит признаком немалого мужества.
— Какое уж тут мужество, когда я не стал драться?
— У тебя не было выбора, — сказала она.
— Я просто ушел…
— У тебя не было выбора, — повторила она.
— Ушел как трус.
— Это неправда. Драться в таких обстоятельствах решился бы лишь мастер меча или безумец.
— Ясное дело.
— Разумный человек поступил бы как ты.
— Так поступил бы трус.
— Ты не трус, — возразила Пегги. — Глико, купец из Порт-Коса, всем рассказал о том, как храбро ты вел себя в порту, когда у него срезали мошну.
— Вот как?
— Да, он тебя вовсю расхваливал. И все видели, как вор Грат Быстроногий, от которого в Виктории не ведали, как избавиться, по твоему приказу убрался прочь из города.
— Интересно. Я ведь не знал даже имени этого прохвоста.
— Есть и такие, кто говорит, что Виктории пора обзавестись городской стражей, а тебя назначить начальником.
Я рассмеялся. Мысль о стражнике, который даже не владеет мечом, показалась мне забавной.
Мы помолчали.
— Укрепленная база Поликрата неприступна, — сказала Пегги.
— Ты умная женщина, — отозвался я.
— Лучше не пытайся.
Я промолчал, зная, что располагаю средством, которое в случае необходимости откроет мне доступ в мрачную цитадель, контролирующую речную бухту.
— Забудь о ней, господин, — посоветовала Пегги.
— Я видел в таверне Глико из Порт-Коса, — сказал я. — Он искал Каллимаха, а когда нашел, они стали проводить много времени в разговорах. При этом Каллимах угрюм и сдержан, а Глико, напротив, многословен и пылок.
— Да, это так, — подтвердила Пегги. — Они частенько проводят вечера у нас в таверне.
— А о чем они говорят?
— Не знаю, господин. Девушкам велено не подходить к их столику без приказа, а подзывают они нас только затем, чтобы приказать подать напитки или закуски.
— Как долго собирается Глико пробыть в Виктории? — спросил я.
— Я не знаю, господин, — сказала она, — Может быть, он уже уехал, потому что сегодня вечером его в таверне не было.
Пегги потрогала цепочку, свисавшую с ее ошейника, и добавила:
— Похоже, господин любопытен.
— Мне бы хотелось узнать о том, какое дело связывает Глико с Каллимахом.
— Это мне неизвестно, но я совершенно случайно узнала, что Глико остановился неподалеку от доков.
— Выходит, он живет не в гостинице?
— То-то и оно.
— Интересно, — сказал я.
— А еще говорят, — прошептала Пегги, приблизившись ко мне так, что ее цепочка коснулась моей груди, — будто Глико не простой купец, а важный член купеческого совета Порт-Коса.
— Интересно, что делает такой важный человек в Виктории и что за дела у него с Каллимахом?
— Не знаю, господин, — сказала она, прижавшись ко мне всем телом. — Я всего лишь рабыня, которой позволено жить исключительно по снисхождению господ, которых она покорно и старательно ублажает.
Охваченный желанием, я заключил Пегги в свои объятия.
После того как все кончилось, мы некоторое время лежали неподвижно. Ее голова покоилась на моем бедре.
Я снова посмотрел на потолок, на едва различимую в мерцающем красноватом свете грубую фактуру потрескавшейся оштукатуренной древесины.
— Господин задумался о своем? — спросила рабыня.
— Может быть.
— Ты все еще помнишь ее, верно?
— Может быть, — повторил я, с грубоватой нежностью запуская руку в ее волосы.
— Ты хорошо овладел мною, господин, — прошептала Пегги.
— Ты умеешь отдаваться.
— Я не могу отдаваться тебе неумело или без желания, — промолвила она.
— Ты просто боишься плети, — улыбнулся я.
— Конечно боюсь, — призналась Пегги, — мне ведь известно, как сурово накажет меня Тасдрон, если я своим поведением вызову хотя бы малейшее неудовольствие господина, снизошедшего до того, чтобы владеть мною в этом алькове. Но и не будь этой угрозы, я все равно отдавалась бы тебе со всем желанием и страстью настоящей рабыни.
Я выпустил волосы девушки и снова обнял ее, отбросив цепь назад через плечо.
— Какая женщина не захотела бы быть рабыней в твоих объятиях, — простонала она. — Умоляю, господин, возьми меня снова.
— Хорошо.
На сей раз я наслаждался ею особенно долго.
Что ни говори, а обладать покорной рабыней очень приятно.
— Цитадель Поликрата неприступна, — сказала она. — Забудь про нее.
— Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — спросил я с улыбкой.
