Она заскулила и положила голову мне на плечо.
Я подумал, что для женщин, освобожденных клеймом и ошейником от необходимости копировать мужские стереотипы поведения, потребность в сексуальном служении становится самой сильной из потребностей, зависимостью даже более полной, чем их зависимость от всевластного хозяина.
Я находил это забавным. Может быть, потому, что был родом с Земли. Для земной девушки было бы особенно унизительно понять, что она обладает глубочайшими внутренними потребностями, для удовлетворения которых ей необходимо покоряться. Этот аспект женской сексуальности наверняка был бы воспринят земными феминистками как нечто неподобающее, непристойное, возмутительное и недопустимое.
А вот для рабыни нет ничего необычного в том, чтобы пасть перед мужчиной на колени и, склонив голову, молить его овладеть ею. Нередко рабовладельцы перед тем, как выставить девушку на продажу, лишают ее на несколько дней счастья принадлежать мужчине: как правило, это приводит к потрясающему подъему ее сексуальности, а стало быть, и к повышению продажной цены.
Стремление отдаться, выраженное в жестах и позах, неизбежно возбуждает покупателей.
Любопытно, подумалось мне, многие ли женщины Земли медленно обнажаются перед мужчиной, становятся перед ним на колени, целуют его ноги и, робко подняв на него глаза, умоляют овладеть ими?
— Ты на цепи, — заметил я.
— Да, господин.
Я взял Пегги рукой за подбородок и легонько, но твердо задрал его. Цепь натянулась.
— Ты и вправду на цепи.
— Да, господин.
— Почему? — спросил я.
— Потому что так было угодно господину, — сказала Пегги, целуя мою руку. — Пожалуйста, господин, овладей своей рабыней.
— Подумаю. Возможно, я снизойду до твоей мольбы, а возможно, и нет.
Пегги заплакала.
— Пожалуйста, господин, — рыдала она.
— Помолчи!
— Да, господин.
Иногда рабыню приходится буквально отрывать от чьих-то ног, и в таких случаях оказывается очень кстати, если она сидит на цепи, прикованная к стене.
Я рассмеялся, схватил ее и грубо подмял под себя.
Пегги вскрикнула от удовольствия.
— Что это за звуки? — спросил я.
— Я так счастлива, господин, — простонала она, вытянувшись рядом со мной.
— Разве ты не слышишь?
— Я слышу только людской гомон да звон чаш.
— Сандалии! — неожиданно рявкнул я.
Горианскую команду нет нужды повторять. Пегги с широко раскрытыми глазами поднялась на колени и схватила мои сандалии. Привстав — в низком алькове мне едва удавалось выпрямиться, — я натянул тунику, а она поцеловала мои сандалии, надела их мне на ноги и плотно завязала ремешки. Я застегнул пояс с подвешенным к нему кошельком и перекинул через левое плечо ремень, прикрепленный к заплечным ножнам меча.
— Что встревожило господина? — робко спросила Пегги.
— Неужели ты не слышишь это? — спросил я.
Закончив завязывать ремешки моих сандалий, она поцеловала каждый узелок, после чего склонила голову к моим стопам в выражении покорности. Такую услугу оказывают своим господам как домашние рабыни, так и альковные девушки для удовольствий. Однако когда Пегги подняла глаза, в них угадывалось недоумение: моего вопроса, она, похоже, не поняла.
— Неужели не слышишь? — повторил я.
— Из таверны больше не доносится гомон, — растерянно промолвила она. — Разговоры почему-то смолкли.
— Вот именно. Теперь уж ты должна услышать. Прислушайся!
— Да, господин. Я слышу… но что это?
— Неужели ты не слышишь? Это тревожный набат, — пояснил я. — Он доносится с пристани.
— Но что он означает? — спросила девушка.
— Сам не знаю, — ответил я, торопливо расстегивая кожаные занавески. — Боюсь, ничего хорошего.
— А куда собрался господин?
— В порт, куда же еще? — ответил я.
— Не надо, не ходи!
Уже раздвинув занавеси, я оглянулся на испуганную девушку, стоявшую на коленях с цепью на шее.
— Не ходи, господин, — умоляюще произнесла она мне вдогонку.
Я повернулся и быстро зашагал между столиками. Пегги рванулась следом, но надежная цепь, разумеется, удержала ее на месте. Люди, сидевшие за столиками, отводили от меня глаза. Желающих встать и присоединиться ко мне в таверне не нашлось.
— Не ходи, — посоветовал Тасдрон.
Не удостоив его ответом, я вышел из таверны и бегом припустил к речным причалам.
22. ЧТО ПРОИЗОШЛО НА ВЕРФЯХ И В ОКРЕСТНОСТЯХ ТАВЕРНЫ ТАСДРОНА
— Назад! Тебе что, жить надоело? — крикнул кто-то.
Двое молодцов схватили меня и оттащили назад, в толпу. На моей разрезанной тунике выступила кровь: меч пьяного пирата задел мою грудь, оставив длинную царапину. Несколько человек с помощью шестов, какими обычно отталкивают от причала галеры, оттесняли негодующую толпу. Я оказался в самой ее гуще, меня сдавили со всех сторон. Ранивший меня пират расхохотался и отвернулся.
— Где стражники? — закричал я, — В городе квартируют бойцы из Порт-Коса и из Ара. Где они?
— Заняты важным делом, — хмуро обронил какой-то портовый рабочий, — защищают дома, в которых обосновались. До Виктории им нет дела.
На моих глазах около полусотни пиратов, не встречая никакого отпора, грабили портовые склады, в то время как горожане под угрозой оружия грузили награбленное добро на повозки, стоявшие у причала. Некоторые из речных разбойников несли факелы, явно собираясь после разграбления поджечь склады.
— К утру они соберут свою дань в полном объеме, — сказал человек, стоявший рядом со мной.
Пираты, расхаживая по причалу с бутылками паги, пили из горлышка, проливая себе на грудь. Они разбивали бочки, ломали клети и потрошили ящики. Это не имело смысла, однако пираты, видимо, хотели не только ограбить, но и запугать город.
— У нас численный перевес пятьдесят к одному, — сказал я. — Почему бы нам не задать им взбучку? Давайте я нападу на них первым.
— Ты что? — испуганно шикнул на меня мой сосед. — Это же настоящие головорезы! Лучше не дергайся, глядишь, и не тронут. В Виктории они всегда ведут себя как хозяева.
Я услышал крик и увидел, как один из пиратов, рослый, мускулистый малый, вскинув на плечо женщину, понес ее на свое судно.
— Что с ней будет? — спросила какая-то женщина из толпы.
— Если она красива, — отозвался мужчина, находившийся рядом с нами, — на нее наденут ошейник и оставят в цитадели Поликрата ублажать его молодцов. Ну а коли сочтут дурнушкой, то перережут глотку и выбросят за борт.
Женщина ахнула и схватилась за вуаль.
