В то же самое время Министерство просвещения подготовило новую учебную программу, которая делала особый акцент на универсальных ценностях в противовес еврейским. В новом этическом кодексе израильской армии исчезло слово «сионизм» и подобные ему термины, строительство Государства Израиль и связь с диаспорой оказались где-то на задворках. В течение многих лет считалось, что поездки израильской молодежи в польские концентрационные лагеря времен Второй мировой войны помогают ей лучше понять еврейскую историю и важность создания Государства Израиль Но в усилившейся после подписанных в Осло атмосфере postidentity и на эти поездки стали смотреть косо После одной из таких поездок с группой учащихся старших классов в Освенцим тогдашний министр просвещения Шуламит Алони выступила против их продолжения, утверждая, что они возбуждают националистические чувства среди молодежи По всей видимости, ей не понравилось то, что во время самых тяжелых и драматических моментов посещения концлагерей многие молодые люди заворачивались в израильские флаги. Мои две дочери, которые побывали в этих поездках, рассказывали мне, как важно в эти тяжелые минуты, когда кажется, что рушится весь мир, ощущать свою израильскую identity, ощущать, что благодаря существованию Израиля Холокост не повторится и что еврейская жизнь несмотря ни на что продолжается. Иной точки зрения придерживалась тогдашний министр просвещения подойдя к одному из школьников, который держал в руках израильский флаг, Алони спросила, зачем он ему нужен. Разве не достаточно быть просто порядочным человеком, чтобы протестовать против бесчеловечности и звериной жестокости? Или, как она сформулировала это позже: «Важно то, чтобы из этих поездок дети приезжали лучшими людьми, а не лучшими евреями».
Так называемый «мирный процесс», начало которому было положено в Осло, развивался между двумя обществами, двигавшимися, с точки зрения identity, в диаметрально противоположном направлении В то время как израильское общество стремительно двигалось по направлению к космополитизму, коррумпированная диктатура Арафата делала все для того, чтобы усилить ненависть к евреям, Израилю, сионизму, превращая отрицание еврейско-израильской identity в основу своей собственной. Таким образом, надежда на мир стала зависеть от того, насколько быстро Израиль откажется от сеоей собственной identity и насколько успешными будут усилия Арафата по разрушению зародышей демократии в своем собственном обществе. На одной стороне находилась демократия с ослабленной identity, на другой — identity без демократии. Взрыв был неизбежен.
Мирный процесс очень быстро стал процессом войны, и таким он остается до сих пор. Гражданское общество на территории Палестинской автономии было разрушено, палестинская ненависть по отношению к Израилю росла, израильская identity сознательно подрывалась. Никакого отношения к действительному мирному процессу это не имело и не имеет.
Ослабление identity
Дважды я уходил в отставку с поста министра в израильском правительстве. В обоих случаях причиной являлось то, что я осознавал: наша готовность к уступкам ради мира в конечном итоге угрожала как миру, так и безопасности Израиля.
В первый раз это произошло, когда Эхуд Барак во время переговоров в Кемп-Дэвиде пошел на беспрецедентные уступки палестинцам, включая раздел Иерусалима. Тогдашний израильский премьер готов был поступиться всем, что, как он считал, было так важно для Арафата мусульманским и христианским кварталами Старого города Иерусалима, Храмовой горой, он был готов даже организовать специальные автобусные рейсы, который будут перевозить евреев к Стене Плача. Барак взвешивал возможность сделки, в соответствии с которой все, что находится на поверхности Храмовой горы, будет отдано арабам, а все, что находится в ее недрах, будет принадлежать евреям он как бы соглашался с тем, что наша identity и наша древняя история — это вопрос для археологов, она принадлежит прошлому, а не будущему. Для Барака эти уступки были ценой, которую стоит заплатить за соглашение о мире. Надеясь убедить меня остаться в правительстве и даже поехать с ним в Кемп-Дэвид, он объяснял мне свою логику: «Если Арафат примет эти предложения, то, как бы ни были болезненны уступки, в обмен на них мы получим мир, а это — самое главное Если же Арафат откажется от такого щедрого предложения, то симпатии всего мира будут на нашей стороне, ни у кого не возникнет сомнений в справедливости нашей позиции и нашей борьбы».
Я неоднократно пытался отговорить Барака от его намерения поступиться всем тем, за что еврейский народ боролся столько пет, за наше право на свою культуру и историю, за само наше существование как народа. Когда это не удалось, я отказался поехать в Кемп-Дэвид и подал в отставку. «Принося в жертву нашу identity, вы не сможете привезти из Кемп-Дэвида мир. — предупреждал я Барака — Демонстрируя беспредельную слабость и страх, желая мира любой, неважно какой ценой, мы в итоге получим войну».
В то время как Барак пытался убедить себя и всех нас, что мир важнее самоидентификации. Арафат ясно продемонстрировал, что он прекрасно понимает важность identity, важность связи народа с его культурой и историей. В тот самый момент, когда Барак предлагал Арафату Иерусалим, последний продолжал утверждать, что еврейский Храм никогда не существовал на Храмовой горе В то время как Барак во имя мира готов был поступиться нашим настоящим и будущим. Арафат был занят тем, что пытался отобрать у нас наше прошлое.
В то время как Барак находился в Кемп-Дэвиде, я был в палатке протеста, которую установил сразу же после моей отставки напротив здания канцелярии главы правительства. Сидя в ней, я услышал по радио выступление Арафата, который утверждал, что Иерусалим — это «сердце и кровь» палестинского народа и что он «никогда не сделает никаких уступок, связанных с Иерусалимом, не проконсультировавшись предварительно с остальными мусульманскими нациями». Арафат настаивал на том, что Иерусалим принадлежит всем мусульманам мира. Барак же действовал так, как будто Иерусалим не имел никакого значения для еврейского народа в целом и для евреев-израильтян в частности. Когда в тот же самый вечер Барак позвонил мне из Кемп-Дэвида, я процитировал ему Арафата и сказал: «Арафат обращается ко всем мусульманам, а вы, несмотря на то что у вас нет поддержки еврейского народа, осмеливаетесь пожертвовать Иерусалимом — сердцем нашей identity?»
То, до какой степени архитекторы мирного процесса были безразличны к вопросам identity, проявилось в ходе короткого разговора, который состояпся у меня на заседании правительства с министром юстиции Йоси Бейпином в том же году. Он убеждал меня в том, что в обмен на мусульманский и христианский кварталы Старого города Иерусалима Арафат будет готов заключить с нами мирный договор. Я возражал, ссыпаясь на заявления, сделанные самим палестинским лидером. В них он требовал не только мусульманский и христианский кварталы, но и Храмовую гору и прилегающие к ней территории. «Но давайте оставим в покое мусульманский квартал. — сказал я Бейлину. — объясните мне, почему нужно отдавать Арафату христианский квартал и все священные для христиан места, включая Голгофу и церковь Гроба Господня? Что, у Арафата больше прав на христианские святыни, чем у нас, он что, лучше, чем Израиль, обеспечит свободу доступа к святым местам? История доказывает, что любое место, которое оказывается под контролем Арафата, проходит процесс интенсивной исламизации, и Вифлеем, наверное, самый яркий пример этого со времени создания Палестинской автономии впервые за многие века здесь больше мусульман, чем христиан».
Бейлин посмотрел на меня с искренним удивлением и заявил: «Если Арафат хочет этого, пусть забирает. Какое нам дело до того, что палестинцы будут контролировать христианский квартал, если в обмен на это мы получим мир?» Я ответил ему: «Арафат знает, что делает. Если он будет контролировать христианский квартал, то под его властью окажутся самые святые для более чем миллиарда христиан всего мира места Влияние, которое он таким образом получит, будет использовано вовсе не для укрепления мира — оно будет использовано против Израиля».
Бейлин, похоже, не понимал, о чем я говорю. Впрочем, это было неудивительно: когда человек не ценит силу своей собственной identity, он вряд ли сможет правильно оценить силу и значение identity сотен миллионов других людей.
Подход Барака создал абсурдную ситуацию для Арафата и его сторонников самым важным был Иерусалим, в то время как для израильских лидеров еврейская столица стала разменной монетой в торге за мир — тот самый мир, который будет построен на отрицании связи евреев и Иерусалима. Я чувствовал, что такая ситуация совершенно нетерпима, что мир должен воочию увидеть, какую огромную роль играет для еврейского народа его сердце — Иерусалим. Так родилась идея провести массовую демонстрацию солидарности в Иерусалиме, инициатором которой выступила моя жена Авиталь. По оценкам полиции, около 400 ООО демонстрантов собрались вокруг стен Старого города для того, чтобы принести присягу на верность Иерусалиму. Для того чтобы спланировать и организовать такую большую демонстрацию, обычно нужны месяцы — на сей раз нам потребовалось чуть больше недели. Евреи Израиля решительно заявили всему миру: без Иерусалима, без сердца нашей identity, не может быть мира.
