я, черт возьми, знаю лучше.
Её бизнес уже терпит крах, и она нуждается во мне.
Какая-то часть меня хотела преподать ей урок — встать из-за стола и уйти, вообще не предлагая ей работу. «Я готова отказать тебе, просто чтобы доказать свою точку зрения. Ты не хочешь жертвовать своей новой линией. Вот почему ты здесь».
Меня бесит, что она права.
Раздражает до жути.
— Я жду, — говорит Хантер нараспев, делая глоток своей маргариты со льдом, приправленной сахаром, а не солью. Хорошо, что этот парень зарабатывает на жизнь тестированием приключенческого снаряжения.
— Что?
— Ты собираешься рассказать мне, как Пейтон послала тебя подальше, и как тебе пришлось умолять.
— Когда я в последний раз о чем-то умолял?
Хантер делает паузу, серьезно задумавшись. Щелкает пальцами.
— В восьмом классе ты умолял меня позвонить Саванне Гудрич и притвориться тобой, чтобы она оставила тебя в покое на танцах.
— Саванна Гудрич была прилипчивой стервой.
— Чувак, кстати, о стервозности, ты был таким плаксой.
— Неважно, нам было по тринадцать, забудь об этом. Я не помню, чтобы ты звонил кому-то, выдавая себя за меня.
Это полная чушь. Я помню все, словно это было вчера — я боялся девчонки-подростка, которая была по уши влюблена в меня, и не хотел, чтобы она следовала за мной по пятам на танцах в средней школе. Я умолял Хантера позвонить ей и сказать, что у меня на губе заразная бородавка, и я не хочу, чтобы она её видела. Все остальное время я прятался в тени, как киска, потому что был слишком труслив, чтобы танцевать с ней.
Мы с Хантером всегда занимались подобной ерундой — менялись местами, когда могли, и хулиганили. Хорошо, что мы были соседями и лучшими друзьями, а не однояйцевыми близнецами, потому что, господи, у нас было бы столько неприятностей.
Я верчу в руках кукурузный чипс, отламываю кусочек и засовываю его в рот, жую, чтобы выиграть время.
— Ты действительно странно себя ведешь, — ворчит Хантер. — Я имею право знать. Это и моя компания тоже.
Боже, я ненавижу, когда он прав.
— Ладно. Я нашел Пейтон в кофейне. Ей нужна была работа, я предложил её ей, конец истории.
Хантер фыркает в середине глотка, разбрызгивая клубничную маргариту изо рта.
— Перестань вести себя так равнодушно. Мы оба знаем, что тебе пришлось убеждать её.
— Неправда. — Не-а. Пейтон вынудила меня вести себя жестко, потому что она такая дерзкая, волевая женщина. И с каждым гребаным безжалостным словом, слетавшим с её губ, мне хотелось поцеловать их. Поглотить её. Но я не говорю об этом Хантеру. — Технически я мог бы разработать маркетинговый план и без её помощи. — В конце концов.
Я небрежно делаю глоток своего напитка, пока Хантер набивает рот чипсами.
— П*здец, ты действительно веришь в эту чепуху? Ты же знаешь, что мы не сможем сделать это без неё. — Улыбка играет на его губах, пока он жует. — Когда у нас с ней назначена встреча?
Я приподнимаю бровь.
— Что значит «у нас»?
— В этой игре моя шкура тоже на кону. Хочу убедиться, что мы на правильном пути, и я буду держать тебя в узде.
Последнее, чего я хочу, чтобы он вмешивался.
— Я справлюсь сам.
Что задумал Хантер?
Он никогда не интересовался маркетинговыми кампаниями — я не могу припомнить ни одной гребаной встречи, на которой он присутствовал. Что его интересует, так это палатки; у него какая-то странная одержимость инновациями в новых конструкциях палаток, и всякий раз, когда мы разрабатываем новый стиль, он хочет быть частью каждого аспекта.
Он тот, кто их проверяет. Он не имеет никакого отношения к тому, как их рекламируют, производят или продают.
Это моя сфера компетенции.
Хантер качает головой и вытирает руки о черную салфетку, лежащую у него на коленях.
— Отсюда не похоже, что ты в чем-то разбираешься. На самом деле, кажется, что ты тонешь. — Друг корчит гримасу рыбы. — Буль. Буль. Буль.
— Я не тону. Мой отдел маркетинга некомпетентен.
— Наш отдел маркетинга.
Я закатываю глаза.
Он строго указывает на меня пальцем.
— Это все на твоей совести, босс, я ставлю палатки в поле. — Он кладет в рот ещё один чипс с сальсой. — У меня есть её данные, я назначу встречу.
— Пожалуйста, не надо.
— Но я сделаю это. — Хантер потирает руки. — Мне скучно, а это будет так весело.
Почему мне кажется, что это будет нечто большее, нежели встреча, посвященная женской линии?
***
— Милое местечко, — говорит Хантер, оглядываясь по сторонам и отодвигая деревянный стул в дальнюю часть кофейни, подальше от всех остальных. — Очень современно, городской декор в стиле кантри. О, смотри. — Он указывает за мою спину с широкой улыбкой. — Деревянная обшивка.
Господи Иисусе.
Провожу рукой по лицу, это не закончится хорошо.
Сажусь в кабинку рядом с Хантером, он хмуро смотрит на сиденье.
— Какого хрена ты делаешь? — спрашивает друг, оглядывая меня с ног до головы.
В чем его проблема?
— Занимаю место, на что, бл*дь, это похоже?
— Если ты сядешь сюда, это будет выглядеть так, как будто мы одна из тех странных пар, которые сидят рядом, а не напротив.
— У меня вызывает отвращение тот факт, что ты думаешь, что мы могли бы стать приличной парой. Ты не в моем вкусе
Мои слова его не смущают.
— Я просто говорю. Я ненавижу этих людей. Меня от них тошнит.
— Мы должны сидеть рядом друг с другом, это встреча. Когда Пейтон придет сюда, она сядет там. — Я указываю на сиденье напротив нас. — И нам будет легче разговаривать.
— Ну, её здесь нет, и мы оба выглядим как идиоты. — Хантер указывает на другую сторону стола. — Сядь вон там, ради всего святого.
— Теперь это выглядит так, будто у нас любовная ссора. — Я смеюсь, когда он толкает меня бедром, пытаясь столкнуть со скамейки.
— Ты думаешь, я хочу, чтобы женщина увидела меня с тобой рядом? Я потеряю авторитет.
Плевать. Я не в настроении спорить с ним, поэтому встаю и занимаю место в углу, кладу iPad на стол и успеваю увидеть, как Пейтон заходит в кофейню через небольшие двери.
Её темные волосы длиной до плеч сегодня волнистые и растрепанные, как будто она провела утро на пляже, вдыхая соленый воздух. Длинная летняя юбка нейтрального серого оттенка облегает покачивающиеся бедра. На ней также обтягивающая блузка серого цвета, серебряное ожерелье свисает между грудей.
Держу пари, эти сиськи идеальны.
Бл*дь, она горячая.
А эти губы? Они блестящие и натуральные, мерцают в солнечном свете, льющемся через
