— Пожалуй, ты права. Я принесу ее. — Эгор решительно кивнул.
— Ну, вот и молодец. Возьми с собой, зальешь ей в рот знакомого тебе уж «Деламорэ-деламортэ», напиток поможет ей перенести тяжелый переход из мира в мир. — Королева вложила ему в руку маленький розовый пузырек.
— Только скажите мне, — спросил Эгор, — как человек может жить в своем собственном внутреннем мире?
— Прекрасно, — сказал Кот. — Мы закольцуем миры, и Кити будет жить здесь вечно. Как будто заблудившись в своем сне.
— Отлично. Ждите нас, мы скоро будем. Пойдем, толстяк. Куда наш путь? — Эгор говорил громко и надрывно, словно приняв очень важное решение.
— Да, в общем, мы на месте. Я попал из морга прямо во дворец, нам вон в тот люк в полу. Я вылез из него, — сказал клоун, несколько запутанный тем, как разрешалась ситуация. Но упрашивать Эгора отдать свою жизнь Кити не стал: может, и правда все наконец-то будут живы и счастливы.
Они подошли к люку, когда к ним подбежали Тру-Пак и Покойник.
— Эгор, брат, ты уж там без глупостей! — сказал Тру-Пак.
— Мы пошли бы с вами, но нам нельзя.
— Не парься, Покойник, я справлюсь. Если что, позаботься о Мании, обещаешь? — сказал Эгор.
— Если что? — удивился Покойник, но Тру-Пак уже отодвинул тяжелый люк, и клоун, а за ним и Эмобой прыгнули в него.
— Если что? — еще раз спросил Покойник у Тру-Пака. — Я не понял…
ГЛАВА 24
«Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать»
Семен Иванович Чуткий не верил в Бога. И в загробный мир он тоже, соответственно, не верил. Проработав двадцать лет в морге, он понял только одно: нужно получить от этой жизни все, пока ты не попал на железный стол. А еще Семен Иванович не верил в Бога потому, что, если бы справедливое Всевидящее Око существовало, он давно должен был обратиться в соляной столб, или сгореть от стыда, или хотя бы быть замученным собственной совестью за гнусные дела свои. Ан нет. Чувствовал Чуткий себя прекрасно, вид имел благообразный: борода, очки, животик, жена, двое детей. Все это совсем не соответствовало тем безобразиям, которые он частенько вытворял с безответными телами на работе. Сам себе Семен Иванович объяснял особенности своей тяги к мертвым молодым женщинам спецификой работы, разрушившей его чувствительную психику. Тем более что он не был маньяком и место работы подбирал не специально, как некоторые жалкие личности с трясущимися руками, у которых только одно на уме. У Семена Ивановича на уме было отнюдь не «одно». С некоторых пор он стал приторговывать фото через Интернет, и его болезненная страсть приобрела вполне четкую финансовую основу.
Так что Семен Чуткий в Бога не верил и его не боялся, а верил в удачу и везение. И ему сегодня крупно повезло. Когда пару месяцев назад какая-то темная личность сунула ему в карман безликую визитку с телефоном и сказала: «Ну, вы понимаете, Семен Иванович, чем черт не шутит, вдруг к вам случайно привезут еще живого человека, бывают же врачебные ошибки. Я тут читал… Мы, очень хорошо вас отблагодарим…» — Чуткий понял, что это — перст судьбы, и начал ждать. И вот дождался. Удача не замедлила случиться. Да еще какая. Редкая, практически невозможная. Придурки со «скорой» привезли живую девушку, впавшую в глубокую кому, практически в анабиоз. И ему теперь предстояло сделать вскрытие и подменить ее живое сердце на орган мертвой бесхозной бомжихи… Но мало того что он продал ее сердце и теперь ждал «черных» трансплантологов, девушка оказалась красавицей и девственницей. И вот теперь Семен Иванович ходил вокруг железного стола, на котором лежала голая Кити, как кот вокруг сметаны. Яркий свет дневных ламп заливал комнату до рези в глазах, от взгляда Чуткого не ускользал ни единый уголок на теле Кити, которое казалось высеченным из мягкого розового мрамора. Она прекрасна и принадлежит только ему, он будет ее первым и последним мужчиной, целый час у него еще есть в запасе, а фантазий накопилось… Но Семен Иванович был человеком интеллигентным и не мог наброситься на девушку, даже так бесстыдно разлегшуюся перед ним на столе, не поговорив с ней, не наладив контакт. В конце концов, он же не насильник какой.
— А ведь ты мне в дочки годишься, деточка! — начал Чуткий ласково, но понял, что говорит не то. Он в который раз обошел изумительное тело, любуясь девственными формами, и начал снова:
— Тебе повезло, деточка. Твоим первым мужчиной будет не какой-нибудь сопливый жлоб, а опытный и ласковый партнер, к тому же чуткий. — Он усмехнулся собственному каламбуру. — Хотя, похоже, ты любила боль. Все эти металлические штучки, которые я из тебя достал, наколка на спине… Не пойму я вас, молодых. Ну, ничего, зато ты жизнь свою не зря прожила, теперь благодаря твоему доброму сердцу я смогу купить себе хорошую машину и квартиру в ипотеку. — Неожиданная мысль пронзила лысеющую голову Семена Ивановича. — А может быть, Бог есть и он мне почему-то помогает?
Он быстрее зашагал вокруг стола с Кити, пожирая ее глазами. Потом, решив, что он готов, резко остановился перед ее розовыми светящимися ступнями и, лихорадочно расстегнув халат, поднял руки к потолку с гудящими лампами и экстатически закричал:
— Если я не прав — останови меня! — и уже приготовился засмеяться демоническим смехом и взобраться на Кити, но тут в глазах у него потемнело. Он успел разглядеть горящий злобой красный глаз перед своим лицом, после чего крылатое черное нечто, материализовавшись перед ним, всадило ему в лоб свою острую, как скальпель, рваную черную челку. Она прошила голову Семена Ивановича Чуткого насквозь, выбив из нее мозг. Эгор стукнулся лбом о лоб уже мертвого мерзавца, который рухнул всей своей волосатой тушей, прикрытой лишь расстегнутым халатом, на истертый линолеум пола.
Эгор повернулся к Кити и обомлел: она была так красива в ярком свете хирургических ламп. Красива, беззащитна и желанна, но никогда им вместе уже не быть.
Тик- Так стоял рядом с Кити, нежно гладил пушок на ее левой руке и плакал. Эгор еще ни разу не видел его таким. По его толстым щекам текли не клоунские брызги, а настоящие соленые человеческие слезы.
— Эй, толстый, отвали от моей девушки. Хватит глазеть на нее, еще и лапать.
— Я, может быть, в последний раз вижу ее такой. Вдруг она превратится в жабу в Эмомире.
Эгор только презрительно фыркнул и сказал:
— Что, Тик, жалеешь, что не сказал всю правду про себя и Кити мне при первой встрече?
— Меня тебя послали веселить, поддерживать и, может, даже злить. Чтоб мог эмоциями ты своими жить. Я — клоун, не герой, в твоей судьбе хоть что-то изменить не в силах был, как ни старался. И делать все по правилам пытался, но собрались играть сплошные шулера. И Мания, и Кот, и королева — играли все свою игру, заканчивать ее пора. Все слишком далеко зашло.
Эгор снова фыркнул, подхватил легкую Кити жилистыми руками и, поднявшись с ней на полметра от пола, полетел к выходу. — Эй, ты куда? Разлом ведь не там. Эй, подожди! — Клоун, еще хлюпая носом и размазывая по красным щекам слезы, побежал за Эмобоем.
Эгор пролетел по галерее помещений морга и вылетел в бархат июльской ночи, подсвеченный полной луной. Он искал место, где проститься с любимой и где ей не страшно будет очнуться. Наконец его взгляд упал на поляну в самом конце неухоженного старого кладбища при морге. Она вся поросла высоченной травой, и заметить там Кити можно было бы только с высоты птичьего полета. «То, что надо», — подумал Эмобой. Он опустился в центр поляны и бережно положил тело Кити на траву. Она светилась тихим ровным светом, на который стали собираться дальние родственники Эгора — ночные мотыльки. Эмобой снял черный хитон и прикрыл им не знающее стыда спящее тело, оставив под луной белокурую голову с детско-кукольным лицом. «Спи, моя милая Кити, — думал он. — Когда ты проснешься, меня уже не будет». Эгор стоял, наклонив голову над губами Кити, и любовался ею в последний раз, но тут идиллию опять нарушил запыхавшийся клоун, с трудом отыскавший влюбленных.
— Эгор, да что с тобой? Ведь обещал ты королеве, что принесешь ей Кити.
— Немного поумнел. Не стал я чувств своих показывать при Маргит, чтоб не смогла мне помешать. Я жизнь отдам за Кити. Пусть умру, но я умру счастливым.
— Что сделаешь ты?
— Счастье заберу. Свое законное, прощай, мой толстый друг. Как мог подумать ты, что я поверю Маргит после того, что с Кити сделала она? Как мог поверить, что рискну любимой? Что заточу ее навеки в этот страшный, убитый королевой Эмомир! Она — прекрасное создание Реала, так пусть живет, собою украшая свет. Да если б десять жизней было у меня, я, не задумываясь, отдал бы сейчас их за Кити поцелуй.
Эгор приблизил свои губы к лицу Кити, но в последний момент отпрянул:
— Крамольнейшая мысль мне в голову пришла. Раз Эмомир — лишь плод фантазий Кити, то Кот, Маргит и Мания — лишь часть ее подсознания? Спасенье Ритки и все, что там произошло со мною, лишь пар над супом тайных мыслей Кити? Что, если эта ночь и это трогательное, любимое и беззащитное созданье, что без моей любви умрет, всего лишь мысль, мечта подспудная, терзающая Кити? А я исчезну навсегда?