Я не мог понять, зачем он все это записал. Может, просто чтобы убить время — но с чего вдруг ни с того, ни с сего собирать все эти истории? Я хотел прямо спросить, для чего он это делал, но боялся, что нанесу ему очередную травму. Мне вспомнился его странный интерес к сосне и стираксу в парке — вероятно, это связано со сбором мифов — я был удивлен, но чувствовал, что не должен вмешиваться.
Но что же значил сон Сунми, сюжет которого будто взят из тетради брата? Ее сон был правдоподобным, детальным — разве это всего лишь сказка? Нет ли в ней намека? Может быть, брат хотел сам стать деревом? Может быть, он воплотил свое желание в ее сне? Но как это возможно? Как могут исполняться мечты одного человека в сновидениях другого? Читала ли Сунми тетрадь брата? Вряд ли. Брат сделал так, чтобы Сунми увидела этот сон? Я был лишь сторонним наблюдателем, проникнуть в мир ее снов я не мог, а для него, значит, это было возможно? Значит, ее сны до сих пор были в его власти? Он удивительным, чудесным образом чувствовал ее, а она — его, рядом с таким мистическим взаимопониманием я со своими чувствами был как оборванный попрошайка у ворот богатого дома. Брат создавал ее сны, а я был тут всего лишь для того, чтобы давать им толкования. Это моя судьба. Как мучительны были эти мысли.
Услышав мое бормотание, она спросила, что я такое говорю.
— Это была пальма? — вырвалось у меня.
— Что? — переспросила Сунми.
Я лихорадочно соображал, как же ей все объяснить.
— В вашем сне, — пробормотал я.
Солнечные лучи светили ей прямо в глаза. От этого они казались прозрачными и прекрасными. «Какие красивые глаза!» — подумал я, и комок подступил к моему горлу. Колоссальным усилием воли я сдерживал свои чувства.
— Дерево, которое вам приснилось, — это пальма? — осторожно начал я.
— Как вы узнали? — Она смотрела на меня округлившимися от изумления глазами.
Я подозревал, что окажусь прав, но когда доказательство моей правоты прозвучало из ее уст, мне стало не по себе. Сомнений больше не могло быть. Я хорошо знал, какая роль мне отведена. Какая-то сила, таинственным образом влияющая на мои чувства, привела меня к осознанию ситуации, такому четкому, что уже не отвертеться. Брат был этой силой? Не знаю точно, но и отвергнуть эту мысль я не могу. Моей задачей было отвезти Сунми в Намчхон, в тот дом на вершине утеса, где растет огромная пальма, — я совершенно ясно это чувствовал.
Я сидел некоторое время, уставившись на стекла машины, на прилипших к ним мошек, точнее на то, что от них осталось, потом вышел из салона. Потер окна рукой. Оказалось, их не так-то легко очистить. Я достал из багажника тряпку и протер стекла.
— Нужно выяснить, куда мы заехали. И заправить машину, — сказал я, сжимая тряпку в кулаке.
— Вы не знаете, где мы? — Сунми тоже вышла из машины.
— Пока нет… Мы гнали на полной скорости всю ночь, — ответил я, и во внезапном порыве ветра мне снова почудился солоноватый запах моря.
Бросив тряпку на дно багажника, я вдруг ахнул. Какое-то предчувствие внезапно овладело мной. Я поднял голову и внимательно посмотрел на залитую солнцем извилистую дорогу перед нами. Дорога шла в гору.
— Кажется, мне знакома эта дорога… — вырвалось у меня.
Нет, все это было неспроста. Я гнал машину, не разбирая направления, а приехал сюда. Бешеная скорость прошлой ночи была частью какого-то плана? Все-таки от судьбы не уйдешь. Я был уверен, что за горой мы увидим море и утес с красующейся на его вершине пальмой. Да-да, сомнений не было — мы приехали в Намчхон.
30
Я наудачу попробовал еще раз провернуть стартер, но машина не сдвинулась с места. Поглядев на извилистую дорогу, спрятавшую свой хвост у подножья горы, я предложил Сунми немного прогуляться пешком. Она спросила, куда мы пойдем.
— В ваш сон, — ответил я, печально улыбнувшись.
Она вопросительно посмотрела на меня. Я стоял перед ней с таким видом, будто не происходит ничего особенного.
— Вы же сказали, что не знаете, где мы?
Сунми следовала за мной, но сомнения мучили ее с того самого момента, как мы ступили на узкую тропинку, ведущую в гору, — дойдя до утеса, с которого видно море, она наконец решилась заговорить о переполнявших ее опасениях. Она старалась не встречаться со мной взглядом. Мои губы так и норовили расползтись в улыбке, но я сдерживался, боясь смутить Сунми еще больше.
— Мы почти пришли. Осталось совсем немного.
Внизу серебрились волны. Солнечные лучи разбивались о морскую гладь, рассыпаясь по волнам блестящими огоньками. Я все думал, сказать или не сказать Сунми про пальму на утесе до того, как будет поворот. Не знал, с чего начать. Потом решительно отмел мысль об этом, рассудив, что это совершенно не нужно. В большинстве случаев на наши чувства влияют не чужие рассказы, а то, что мы видим своими глазами. В тот момент, когда Сунми увидела пальму, я понял, что был прав, что никакие дополнительные объяснения ей не требовались.
— Как… Этого не может быть! — воскликнула Сунми.
Я не спрашивал, о чем она. Зачем? Она смотрела на пальму. Наверное, дерево на крутом утесе, устремленное в небеса, было точно таким же, как в ее сне.
— Я до сих пор сплю? — Похоже, Сунми не могла поверить своим глазам.
— Может быть, вы снова вернулись в свой сон. — Мои слова были совершенно лишними.
— Боже мой! Как же это… Как это возможно…
— Это сон — а может быть то, что видели вы, вовсе не было сном, — неуверенно проговорил я.
Внезапно я почувствовал, будто одержим какой-то силой, будто стал волшебником или колдуном. «Каждое дерево — воплощение чьей-то несчастливой любви». Эти слова брата снова вертелись на языке.
— Это место, которого нет в реальности. Похоже на то, что вы видели во сне, правда? — говорил я, и мне показалось на миг, что я не толкую сон, а вижу его. Нет-нет, я не хотел снова попасть в плен иллюзий и поспешил добавить:
— Но я не участвую в этом сне, я нахожусь за его пределами.
Она не спрашивала, кто герои сна. Она вообще не смотрела на меня. Слышала ли она мои слова, понимала ли, что происходит? У меня в душе была пустота, и ничего другого ожидать не приходилось.
Я вспомнил о той роли, которая мне отведена. Я отыскал Сунми, чтобы она встретилась с братом, и она в конце концов согласилась. Она бросала в свой адрес страшные обвинения, но, видимо, она не могла иначе. Нам обоим нужен был повод: мне — чтобы найти Сунми, а ей — чтобы встретиться с братом. Я стоял между ними. С одной стороны брат, мечтающий стать деревом, лишь бы сбежать от собственной любви, с другой — Сунми, которая готова была сделаться проституткой, лишь бы быть хоть чем-то нужной брату. У их желаний было одно и то же внутреннее содержание. Любовь. Они оба жаждали вознаграждения, которое компенсировало бы годы разлуки. Перестать быть человеком или потерять честь, — какая разница, все меркло перед той любовью, что может покрыть любые страдания, той любовью, что была так долго недоступна для них. Реальность была против них. Поэтому им обоим нужен был сон. Им нужна была пьеса, которая еще не написана ни одним автором. А вот моя роль определена. И я был полон решимости доиграть ее до конца.
