– Вытащите его, – приказал старлей Ким Ен Джун.
Сеть распутали, Куну связали руки за спиной и поставили перед командиром диверсионной группы. Бывший лагерный конвоир облизал разбитые в кровь губы и, обмирая, заглянул в глаза Ким Ен Джуна. Заглянул – и больше не мог отвести глаз; тот гипнотизировал его не хуже, чем удав кролика.
– Кто такой? Откуда советская форма? – тихо проговорил старлей. – На огород ехал?
Прочесывая лес, его люди сегодня наткнулись на огород, а потому и устроили здесь засаду.
Шесть лет Йон, почти окончивший университет, считавший себя диссидентом, вправлял мозги недалекому Куну, думая, что сделал из него свободного человека. Но стоило ему встретиться взглядом с кадровым военным КНДР, как у бывшего вертухая вновь возникло чувство страха, воспитанное системой. Кун опять почувствовал себя маленьким винтиком в огромном механизме, от которого ничего не зависит, который бессилен что либо изменить в этом мире.
– Товарищ старший лейтенант, я… – пробормотал Кун.
– Товарищ? – ехидно переспросил Ким Ен Джун и тут же резко ударил повара в живот.
Тот хрюкнул, согнулся пополам, упал на колени и воткнулся темечком в землю.
– Встать! – Ким Ен Джун несильно пнул его.
Страх сделал свое дело. Кун умудрился в одно мгновение превозмочь боль и вскочил на ноги.
– Вот так-то лучше. Отвечай на вопросы, враг народа.
– Я не виноват, меня заставили, грозили убить… – затараторил бывший лагерный конвоир.
От страха он бестолково выложил все, что знал о ситуации на острове. И про русских подводников, и про Боцмана с его диверсионной группой, и своих товарищах, скрывавшихся на бывшей авиабазе.
– … я все рассказал. Я всегда был верен партии, правительству и народу. Но меня заставляли жить здесь. Они бы убили меня, – Кун плюхнулся на колени и с мольбой во взгляде посмотрел на офицера. – Они заставили меня снять значок с портретом Великого Вождя Ким Ир Сена, – шепотом добавил он. – Они плевали на его портрет, а я не согласился, я только вид делал. Я потом закопал свой значок в лесу. Могу место показать…
Повар, поняв, что сморозил что-то не то, замолчал.
– Лучше покажешь нам, где они прячутся, – тихо сказал Ким Ен Джун. – Возможно, партия и посчитает, что тебе следует сохранить жизнь, предатель.
Кун опасливо косился на нож в руках рослого спецназовца, когда тот подходил к нему:
– Не убивайте! Я все сделаю, как вы скажете!
– Развяжите ему руки, – проговорил Ким Ен Джун.
Острое лезвие полоснуло по веревкам…
Известие о том, что большая часть экипажа находится на острове и старлей уже вышел на их след, воодушевило адмирала. Теперь у него появлялся козырь в споре с упрямым Дуловым. Каждый командир одинаково дорожит и своим кораблем, и командой. Если взять в плен экипаж, то, скорее всего, кавторанг ради спасения людей пожертвует подлодкой. Оставалось только захватить подводников и превратить их в заложников, которыми можно торговаться с командиром «Щуки».
…Пак Нам Чхоль стоял на палубе земснаряда и теперь уже другими глазами смотрел на застывший на месте перископ субмарины. Поблескивала оптика. Адмирал знал, что в этот момент несговорчивый русский командир смотрит на него и мысленно проклинает.
– А что ты можешь сделать? – ухмыльнулся Пак Нам Чхоль. – Ловушка захлопнулась. Твои люди, считай, в моих руках. Думал перехитрить? Не получилось, – вел заочный диалог с командиром субмарины корейский адмирал. – Кто-нибудь из членов команды обязательно сломается, как сломался Доморадов. Как это у вас, у русских, говорят? Один коготок увяз – всей птичке пропасть. А ты увяз по самые уши…
…По морю бежали невысокие волны, плескали в стойку перископа. Дулов и в самом деле смотрел в этот момент на Пак Нам Чхоля, видел, как тот беззвучно шевелит губами. Он глядел ему прямо в глаза и чувствовал ненависть, исходящую от адмирала. А противопоставить ему пока было нечего, кроме кнопки самоуничтожения подлодки. Она находилась совсем рядом, прикрытая стеклом и красным колпачком. Один поворот ключа, который Дулов носил на шее, – и боевой корабль разнесет на части.
«Но это не выход, – думал он. – На борту раненые, придется передать их корейцам, а уж тогда, когда я один останусь на борту, можно будет и снять цепочку с шеи».
Дулов видел, как адмиралу поднесли на подносе трубку спутникового телефона, она лежала на чистейшей матерчатой салфетке. Это было сделано так торжественно, что не оставалось сомнений – Пак Нам Чхолю предстоит беседа с высшим должностным лицом страны. Тем более и сам адмирал стал серьезным, улыбка исчезла с его лица. Сперва Пак Нам Чхоль напряженно слушал, отвечал односложно, а затем, прикрыв глаза, заговорил сам. Естественно, слов не было слышно, но кавторанг прекрасно понимал, что адмирал не только оправдывается за сегодняшнюю неудачу, но обещает что-то вполне конкретное. Не блефует, а сам верит в скорый успех, вот только извиняется за задержку.
Окончив разговор, адмирал бережно уложил трубку спутникового телефона на поднос, а затем с ехидной улыбкой глянул в сторону перископа. И Дулову даже показалось, что рука Пак Нам Чхоля обозначила движение, будто он хотел отдать честь командиру «Щуки».
«Наверное, все же что-то человеческое осталось в его душе, – подумал Игорь Игнатьевич. – До адмирала абы кто не дослужится. Надо иметь серьезные заслуги. Однако есть и писаный, и неписаный морские кодексы, которые он уже нарушил. А потому он даже не противник, он преступник и враг».
Адмирал вздохнул и медленно пошел по палубе. Вздрогнул штормтрап, по которому он спустился в катер. Вспенилась за кормой вода. Катер быстро уходил к видневшемуся в отдалении флагманскому фрегату «Сохо».
* * *Ледокольный буксир «Витязь» по-прежнему дрейфовал в Японском море, словно современный «Летучий Голландец». Молчала силовая установка. На палубе не видно экипажа. Рация работала лишь на прием. Даже по ночам никто не зажигал огни на мачтах. Единственным звуком, исходившим от судна, был плеск волн о борта.
Корейцы, захватившие «Витязь» под видом китайских пиратов, играли в карты. На столике в тарелке лежал банк. Стодолларовые купюры из тех, что были получены к качестве аванса за выкуп судна. Естественно, спецназовцы Ким Ен Джуна не собирались их присвоить. С долларами в Северной Корее делать нечего, разве что хочешь угодить в концлагерь за хранение «буржуазной заразы». Шлепали карты, складывались взятки, записывались колонки цифр. Сержант и двое рядовых играли азартно, будто и не помнили о том, что зеленые банкноты им предстоит сдать командиру по окончании операции. Сержант бросил на стол последнюю карту и сгреб банк, а затем посмотрел на часы.
– Перевести таймер на мине в машинном отделении, – приказал он.
Рядовой, которому был адресован приказ, вскочил с места:
– Есть переставить таймер. Пленников проверить?
– Не надо, никуда они не денутся.
Сержант принялся рассматривать доллары. Ему казалось странным, что такая важная валюта, без которой не может обойтись даже его страна, выглядит так непрезентабельно. Сержант удивился бы еще больше, узнав, что доллары в его пальцах фальшивые – правда, изготовлены очень умело по заказу флотского ГРУ. Такие бумажки контр-адмирал Нагибин использовал в тех случаях, когда точно знал, что его агентам придется действовать в таких регионах, где никто доллары в обменник не понесет, люди просто рассчитываются ими между собой.
Капитан «Витязя» сидел на брошенном на пол матрасе и с отвращением смотрел на чашку с бурым напитком. Только что он сделал из нее глоток и теперь осмыслял.
– Редкая гадость, – проговорил он.
– А чего вы хотели, – с готовностью отозвался штурман. – Кофе варить надо, а не всю ночь на холодной воде настаивать. Вот и имеем, что имеем.
– Плитку жечь не разрешаю – ни себе, ни кому-то другому, – парировал капитан. – Она нам еще пригодится.
– Ну, тогда представьте себе, что это кофе-глясе, – задумчиво произнес штурман. – И пьете вы его не в трюме, а в кафе на берегу теплого моря.
– А вокруг ходят красавицы и призывно на меня поглядывают, – подхватил капитан. – От таких мыслей только тошно становится. Угораздило нас попасть в переделку! Раньше хоть дело у нас было – лебедку разбирали. А теперь и этого нет… – Он вытащил из-под станины вал с увесистой шестерней и принялся полировать и без того блестящий металл тряпкой.
– Принудительное безделье – самое страшное наказание. Наверное, в аду грешников именно так и мучают, – вздохнул штурман.
– Все раньше или позже кончается. И хорошее, и плохое. Остается ждать.
Капитан глянул на матроса, который стоял на ящике под иллюминатором и пялился в небо. После первого появления вертолета команда «Витязя» опасалась пропустить его следующий прилет, а потому капитан и в заточении выставил вахтенного, чтобы сквозь небольшой иллюминатор следить за «воздухом».
