— Это правда, — приподнялась побитая мисс Кингман. — Ты меня то чуть не убил, что говорить о птичке?
Альбатрос мягко сел юноше на плечо и тряхнул хвостом.
— И что дальше? У тебя больше нет оружия. — Целитель знал, кто ему ответит на этот раз.
— Каким же ты стал сердобольным. Настоящий Целитель уже давно бы все здесь разнес, — усмехнулся тот. — Убей своих друзей, и у тебя будет шанс меня схватить.
— Целитель, — торопливо заговорил Ацель, — я понял, что не так было с ножом. Рукоять. Она другая! Эдвард, в смысле… тот, кто им управлял, ранил меня ножом с коричневой рукоятью, не с чёрной.
— Это значит…
— Я также могу пользоваться карманной Вселенной, брат.
Когда Блу попросилась в ученики к Целителю, она и не грезила о том, чтобы сражаться. На Флересе жилось до одури скучно: бесформенные тела, объединенные умы и совсем никакого драйва; вся забота — создавать течения, направлять стаи «киа-киа» (местных хищников, что своей наружностью походят на кита, а повадками — на акулу), чтобы эти глупые гиганты не смели со дна поселения радужных рыб, не застряли где-нибудь в ущелье и не заплыли в северные моря. Но Блу всегда верила в то, что судьба готовит для нее нечто большее, такое нечто, которого она достойна. Ведь если так посмотреть, она ни чуть не хуже любого гуманоида, она — личность, и Учитель пренепременно будет ею гордиться.
Девочка с золотой рыбкой заместо сердца применила свой коронный прием — «неожиданный всплеск». Смысл его был в том, чтобы настать врага максимально незаметно и в самый разгар его пафосной речи — облить водой. Исхода два: либо объект захлебнется и потеряет сознание, либо — подорвется его бдительность. Конечно, человеку она не хотела навредить и выбрала щадящий второй вариант.
Лже-Эдвард рефлекторно замахнулся ножом на Блу, ее фигура распалась надвое, но тут же восстановилась. Девочка едва уберегла рыбку — нож прошел под грудью.
Все происходит так стремительно… Цепи взвинчено дребезжат, вот-вот достигнут цели. Вон же, человеческая рука! Между пальцами сдавленна деревянная рукоять. Альбатрос не по своей милости соскакивает с плеча хозяина, но почему-то не взлетает — ослабши припадает брюхом к земле, на последнем издыхании волочит крылья, роняет голову. Юноша разгибает локоть, отвлекается, свободной конечностью умывает лицо и заправляет волосы за капюшон, вода стекает по подбородку, излишки возвращаются к Блу, сливаясь с ее платьем принцессы. Но вдруг Целитель замирает. Он не успел. Лже-Эдвард приставил холодное оружие к собственной шее и, отдышавшись, сказал:
— Я убью этого мальчика быстрее, чем ты вырвешь у меня нож.
— Ублюдок! — подал голос Ацель. — Оставь его! Вселись лучше в меня! У меня есть когти. Я могу драться когтями! Давай же!!!
Лже-Эдвард издал усталый смешок.
— О, Целитель, брат мой…
— Я тебе не брат.
— … Неужели ты не понимаешь ради чего я все это делаю? Я лишь хочу вернуть тебя на путь истинный, напомнить тебе о твоей сути. Посмотри на себя! Ты водишься со смертными и ради чего? Что же это? Проснулись теплые чувства? О, братец, братец, ты — химера, лишь химера, не Целитель и не Сьюзи…
— Кто такая Сьюзи?
— Этот вопрос должен был задать я… Кто такая Сьюзи, хм? — Лже-Эдвард склонился над озадаченным Целителем и пропустил сквозь пальцы левой руки тонкие каштановые локоны.
Блу сидела возле Кевина и капала в оранжевый клюв воду.
— Что ты сделал с птицей? — с досадой промолвила она. — Почему Кевин не просыпается? Почему моя вода не оживляет его? Учитель, ты же говорил, что вода — это жизнь… — Девочка беспомощно подняла бесцветные глаза.
— Боюсь, он мертв, Блу, — строго ответил Целитель. — Этот мерзавец слишком долго находился в его теле и высосал всю жизненную энергию, не так ли? — И он обратил презирающий взор на врага.
— Не так ли?.. — вторил тот, словно не понимая себя самого, и пожал плечами, коварное выражение заморозило его лицо. — Именно! Если ты не хочешь убивать своих драгоценных друзей, то это сделаю я. Мальчишка умрет в любом случае. Но ты все еще можешь выбрать — убить его самому и вернуть воспоминания или… ждать, ждать, пока его не настигнет участь крылатого зверька. Но тогда ты продолжишь ранить Вселенную. Прислушайся к своему нечеловеческому сознанию, нутром ты понимаешь, что поступаешь неправильно. Ты забываешь о законах баланса!
После этих слов Ацель окончательно слетел с катушек. Мисс Кингман видела, как у него вздуваются вены на руках, как пальцы затвердевают, а когти превращаются в стальные крюки.
— Вот теперь то тебе точно стоит поторопиться и что-то придумать, Целитель, — прорычал он, в этом животном оскале чувствовался волчий нрав. Откуда в нем это? Онгэ никогда не впадал в зверство. Он убивал, грыз глотки, но без позерства, без запугивания, а этот дикарь, то и дело, обнажает клыки, из кожи вон лезет, чтобы показаться большим и страшным.
— Что ты делаешь? — У Кэйти разнылось сердце. Однако, как обычно, ее забота осталась обделенной вниманием.
— Стой, — перегородил ему дорогу Целитель, воздвигнув ограду. Но черный ящер обеими руками взялся за цепи, и нет — не разорвал их, не разорвал, но потянул на себя с такой яростью, что Целитель повалился назад. «Как… Как он это делает? — спрашивал он у Вселенной. — Никто из живых прежде не мог прикоснуться ко мне без моего дозволения. Ах, да… Я и позабыл… Он же лишь видимость жизни, отныне его атомы сродни моим».
— Ацель, ради бога, прекратите! — запротестовала мисс Кингман. — Целитель же на нашей стороне!
— Нет, все из-за него! Ясное же дело, этот урод охотится за Целителем, а мы — лишь пешки в его игре! Если с Эдвардом что-то случится, — лихорадочно скрипел он зубами, — знай, так и знай, Целитель, я уничтожу тебя, уничтожу!
Впервые за свою нечеловеческую жизнь Целитель был напуган: дай этому ящеру сверхсилы, и Вселенная затрещит по швам.
Отчуждение Кэйти поспособствовало повышенной сосредоточенности на вещах окружающих. И пока Ацель пререкался с Целителем, она приметила вероятную слабость Лже-Эдварда — он эпизодично посматривал на мертвую птицу, и, о боже! — человек, да еще и сочувствующий, всегда и везде узнает лик сожаления. Какое благо, что мисс Кингман подходила под оба критерия сразу.
— Неплохо, — похлопал в ладоши одержимый. — Я впечатлен, рептилия!
— Замолчи! — импульсивно отрезал тот.
— Эй, Эдвард! — воскликнула Кэйти. — Да, ты! Я обращаюсь к тебе, Эдвард, именно к тебе! Я знаю, что ты меня слышишь! Птица… Кевин. Тот кто захватил твое сознание убил Кевина. И если ты продолжишь быть слабаком, — он убьет всех нас!
— Что ты делаешь? — расставшись с Целителем, но все еще не поостыв от гнева, Ацель не злостно, но с любопытством сверкнул из-под очков незрячими глазами.
— Я думаю, Эдвард все слышит, смотрите! — И ее слова подтвердились — Эдвард податливо схватился за волосы.
Блу наблюдала за тем, как Ацель бесприкословно соглашается с Кэйти, и ей легчало на душе. Если так пойдет и дальше, может грядет черед и для ауры единения, и никто не будет кривить языком, говорить гадости, уродуя кристаллы ее воды.
— Эдвард, не смей так глупо подыхать! — молвил он. — Мы же еще даже не сходили на тот дурацкий фестиваль!
Лже-Эдвард улыбнулся той живой улыбкой, по которой черный ящер уже успел соскучится.
— И как же Пенни? Что если она захочет признаться тебе на фестивале? А миссис Мэллоу? Представь, как будет горевать старуха, когда я скажу ей, что ты мертв? Когда все закончится, я, так и быть, приму ее приглашение, и мы будем пить тот безвкусный чай с пирожными. Ну так что, Эдвард?
Наконец, нож выскользнул, и пока юноша был зачарован речами Ацеля, мисс Кингман выкрала оружие и швырнула его с башни в океан, почти получив одобрительное «дай пять» от пришельца. К сожалению, в последний момент Ацель вспомнил, что они не в ладах.
Ветер неистово завывал, на небе будто взгромоздилась глубокая ночь, и даже желтые ветки молний не могли прорости сквозь эту черную стену и распуститься белым светом, коим обычно расцветает гроза.
