— Я тоже, — поравнялся с ним черный ящер.
— Да кого его? — вскипела Кэйти.
— Врага! — откликнулся Целитель.
— Эдварда! — одновременно с ним отозвался пришелец.
— Стойте-ка, Эдвард? Тот невысокий паренек? Он… ваш враг? — все не брала в толк девушка.
Но внятным ответом ее никто не порадовал:
— Да! — был уверен первый.
— Нет, — отрицал второй. — Глупая принцесска, объясни ей уже!
— С удовольствием, — встрепенулась Блу — не часто ей предоставляли слово, и мисс Кингман десять раз пожалела, что не родилась глухой.
Эдвард откинулся на крышку колодца. Ему было невдомек, что готовит Ида. Но кое-что он понимал: тюрьма открывается только снаружи, а значит — она навечно изолировала саму себя. Юноша утомился лить слезы, иссох, как австралийские земли без дождей. У него началось состояние, именуемое «паникой Робинзона Круза»: чем больше он осознавал свое одиночество, тем суше становилось в горле и тем громче журчало в животе. Была бы при нем его спортивная сумка со снэками! Своего «Пятницу» Эдвард нашел в лице Кевина. И пусть товарищ из альбатроса вышел ненадежный, птице даже не пришлось выбивать прощение за недавнее предательство — она бессовестно хохлилась у того под боком и никаких упреков не получала.
А шторм все ревел… Башня трещала от напора океанской громады, эхо ходило ходуном, минорно дышало где-то в колодце и разносилось до верха. Юноша подпевал этой песне, наслаждаясь пещерной эхолокацией. Но когда он не сумел попасть в тональность, и этот своеобразный транс был нарушен, — Эдвард сообразил — что-то не так. Перья Кевина, которые тот сам же выдрал из-под крыла, задрожали, а стены пришли в движение, будто шестеренки в каком-то огромном механизме.
Посадив птицу на плечо, юноша спрятался за колонной аркады.
— Тссс, тише, Кевин, — зашикал он на альбатроса, который активно отстаивал право на свободу выбора.
Эдвард осторожно выглянул из-за колонны и увидел, как состыковываются элементы, как камни складываются в проход, точно «Кубик-Рубика», как в позолоченной окантовке света трясутся четыре короткие тени.
— И потом акула такая — арр! А я такая — бух! — встаю поперек ее челюстей, и…
— Я знаю, Блу! — завяла Кэйти. — Я тоже там была…
— О, ну ладно, — невинно улыбнулась водная принцесса. — А я уже рассказывала про королеву Викторию?
— Упоминаешь каждые тридцать секунд!
— О…
Целитель встал в боевую позицию и зазвенел цепями, но Ацель распаленно рыкнул на него:
— Убери свои игрушки!
— Он здесь, — холодно оправдался тот.
— Именно поэтому не смей распускать руки…в смысле — цепи! Эдвард, выходи, я знаю, что ты прячешься за колонной! — позвал пришелец.
Юноша вжался спиной к аркаде, ощущая позвоночником каждый камешек. Он был так счастлив, что Ацель нашел его! Но почему же ему так больно на него смотреть? Да, конечно же! Все дело в кухонном ноже, запачканном кровью кухонном ноже и ужасающем темно-алом пятне на белой рубашке. Он ранен? Я ранил его? Журил себя Эдвард. Что если мы больше не друзья? Что если он меня ненавидит?
Кевин беспокойно раскричался, и юноша услышал голос Ацеля — совсем близко.
— Эдвард, ты в порядке?
— Это я сделал? — с сожалением спросил юноша, не повернув головы.
— А, ты про это? — Пришелец оттянул рубашку. — Пустяки. Просто царапина.
— Царапина? — Целитель предостерегающе сотрясал цепи. — Я тебя с того Света вытащил. Лучше бы ты отошел от него подальше, черный ящер, я все еще чую в нем врага.
Эдвард отшагнул назад, поразительно молебно и горько смотрели светлые глаза, опухшие от страданий.
— Целитель прав, — плачевно согласился он. — Ты имеешь полное право мне не доверять, ведь я…
Вопреки порицаниям сверхсущества, что по природе своей не могло изречь неверных суждений, напрочь отказавшись осторожничать, черный ящер прервал высказывание юноши крепкими объятиями, от которых тот чуть не потерял сознание.
— Все хорошо, Эдвард, ты ни в чем не виноват, — ласково улыбнулся он. — Главное, что ты не поранился.
— То что я сказал тогда, на крыше… — Эдвард отправил руки ему за спину. — Про то что не буду с тобой дружить… Я… я это не всерьез.
— Я знаю, Эдвард, я знаю.
Целитель стоял в трех метрах от них, и лазурное пламя в его глазах при местном освещении отливало кислотно-зеленым. Казалось, он мог расплавить любого, кто осмелится скрестить с ним взгляды.
— Не думай, что я воскрешу тебя снова, чёрный ящер, — промолвил он.
— Заткнись Целитель, не портик момент.
— Но она… То есть он, — подбочилась Кэйти, — дело говорит. Перестань быть таким…
— Тшш…
— Не тшыкай на меня!
— Замолчи!
— Но.
— Молчать!
— Да ты…
— Тишина!
Мисс Кингман по-акульи цокнула зубами, и середина её бровей провалилась в ямку. Но одно недовольство выстреливало другим, и теперь что-то не понравилось Кевину. Птицы, как правило, недолюбливают рептилий, поскольку те крадут яйца. Видимо, посчитав, любезность некой формой вторжения, альбатрос перешёл в атаку. Расправив крылья, чтобы выглядеть впечатляюще, он клюнул Ацеля в волосы.
— Ауч! Глупая птица! И ты туда же! — отбивался пришелец.
Кевин угомонился, лишь когда отогнал того на безопасное для «гнезда» расстояние.
— Прости, прости, — неловко хихикнул Эдвард. — Я вас не познакомил. Это Кевин. Он не абы как хорошо ладит с людьми, но где-то в глубине души он милаха, прямо как ты.
— Это птица!
— Да, Ацель, и его зовут Кевин.
— Ты дал имя птице?!..
— Да, что в этом такого?
Ацель ревниво хмыкнул и замотал хвостом. Этот жест говорил о его враждебном настрое.
— Что, ящерка, — засмеялась в кулак мисс Кингман, — у Эдварда новый питомец?
— На что это ты намекаешь? — искоса поглядел на неё тот.
— Ничего, ничего, птицы живут в клетках, так что твой террариум он не займёт!
— Я уже говорил, почему ненавижу людей?
— Мм, а птиц ты тоже ненавидишь? — Ехидность обращалось в вызов.
— Да, мисс Кингман, но знаете, кто мне противнее вдвойне?
— О, не заставляйте меря краснеть! — махнула рукой девушка, выставляя на показ откровенный сарказм.
Пришелец пытался подстроить под её манеру речи, но обуздать гнев было не так то просто.
— Вас!
— Ха, да что вы, Ацель! Как приятно знать, что наши чувства взаимны. Но скажите на милость, вы хоть что-то любите в этом мире? Людей вы не любите, животных не любите, что же тогда вам по душе, а? Ввязали в свои опасные приключения ребёнка и играете с ним в семью? Именно играете, Ацель, потому что все на что вы способны — играть свои глупые сценки, притворяться героем, хотя внутри вы — гнилое яблоко! Да, вот кто вы! Дурно пахнущее яблоко, изъеденное червями! Разве я не права, — выдержала паузу Кэйти, упиваясь беспомощным молчанием ящера, — папаша?
Ацель без заминок вычерпнул из своих эмоций поступок, и тот, увы, не был благородным покаянием. Он шлепнул девушку по щеке, да так сильно, что та едва устояла на ногах.
— Премерзкий же вы пришелец… Лучше бы я дала вам утонуть!
Кэйти прижала ладонь к лицу, в котором будто не осталось ни кровинки, медленно развернулась и побежала прочь. Глаза её выжигали слезы.
В зале разлилась тишь. Ацель смотрел на свою руку и все ещё чувствовал на коже отдачу от удара. Ему не нужно было озираться, он и без того знал, что все ненавистно пялятся на него.
— Давайте уже побыстрее со всем этим покончим.
— Нет, — заверещала Блу, — мы не уйдём без Кэйти.
— Ещё как уйдём! — скривился пришелец — милая водная девочка его нисколько не умиляла.
— Нет! — повторила она. — Кэйти наш друг, мы не бросим её!
— Она мне не друг, — припирался тот.
— Именно, Ацель. — Целитель подошёл к Блу и словно бы взял её под крыло — его рука обвила шею девочки и сразу же намокла. — Продолжай в том же духе и от тебя отвернётся единственный человек, которому ты не безразличен.
Блу помчалась вдогонку за подругой, а чёрный ящер сжал кулаки.
