Величественно выпятив грудь, Феариус ладно переставлял лапы, и на каждый его ход вперед юноша отвечал двумя ходами назад. Цепи звонко волочились за ним, пока на то хватало длины. Зверь неудовлетворенно присел и по-кошачьи свернул хвост.
— Так и какими судьбами ты здесь, мальчик? Спасителем ли решил мне стать или моим очередным мучителем?
Эдвард сжал кулаки и вышел на свет.
— Не переживай, я не такой, как Ева, я вызволю тебя, Феариус, но взамен…
— … Я должен буду исполнить твое желание? — усмехнулся тот, задние лапы его выпрямились, и лошадиный цокот эхом достиг ушей юноши. — А говоришь — не такой, как все! — Зверь судорожно дернул стальные оковы, и вдруг облик его начал меняться: он то увеличивался в размерах, то уменьшался, превращался в кролика, оленя, слона… но живые цепи подстраивались под любую физиологию и не пускали его.
— Прекрати! — строго сказал Эдвард. — Если будешь так себя вести, Ида снова парализует тебя!
Феариус взвыл и водрузил подбородок на лапы, с самым что ни наесть пессимистичным видом запричитав:
— О, горе мне, мальчик! Десятки миллионов лет в цепях! Ах, горе мое вечно, как и моя жизнь! Не понять тебе моей беды, не понять тебе моего одиночества.
У Эдварда защемило сердце, и он произнес тем мирным тоном, каким принято толкать утешительную речь:
— Мне правда жаль, что Ева сделала это с тобой. Я понимаю твое одиночество. Сколько я себя помню — всегда был один… Я не знал своего отца, мать меня не любила, и ни братьев, ни сестер или каких-либо родственников у нас не было, только приходящие и уходящие люди, хотя и людьми то я их называю с натяжкой… Я пытался завести друзей, но все они лишь пользовались мной, я отдавал им все, а они… ничего, кроме насмешек и издевательств. И в кои-то веки в моей жизни появился кто-кто, кому на меня не плевать, и вот он я… посреди океана, в башне, которой нет на картах, один… Наверное, ты хочешь вернуться домой, к друзьям… И я сдержу слово, если ты сдержишь свое…
— У меня нет друзей, — прискорбно вздохнул тот. — Никто меня не ждет…
— Я мог бы быть твоим другом, — расплылся юноша в наискромнейшей из улыбок, — если, конечно, ты не против.
— Хорошо, мальчик, — просиял Феариус. — Я исполню твое желание! — Зверь заливисто рассмеялся, и смех этот показался Эдварду каким-то двусмысленным.
Не ожидал он, что все произойдет так стремительно. Не пришлось даже заключать контракт кровью — ничем нефиксированное «да», и рабская «упряжка» оклеймила его. На шее Эдварда проступила рисованная цепь с заостренными звеньями, а вместе с ней, точно непрекращающаяся пытка раскаленным железом, подкралась агония.
От болевого шока юноша скорчился на полу.
— Ты обманул меня! — выпалил он, не разжимая челюстей.
— Обманул? Отнюдь нет! Уговор есть уговор. Я исполню твое желание, ты даруешь мне освобождение. Но, видишь ли, — деловито возлюбовался собственными когтями Феариус, — как только я поведаю тебе о законах баланса, ты передумаешь.
— Законах баланса? — Эдвард мучительно приоткрыл глаз, все мышцы его были напряжены, он не мог даже нормально дышать.
Гуляя взад-вперед, узник пояснил:
— Исполнение желаний рождает анахронизмы, я вторгаюсь в суть вещей, нарушаю естество природы. И здесь вступают в силы законы баланса. Ты загадываешь себе счастье, я покорно переписываю твою судьбу, а Вселенная наводит «равновесие»: чтобы избежать разрушительных последствий, она уравновешивает твое желание. Иначе говоря, за твое желание расплачивается кто-то другой. И пока ты будешь порхать в облаках от счастья, кто-то непричастный исполнится величайшей печалью, и то сколь важна была твоя несчастливая судьба для Вселенной определяет размеренность этой печали. Будет ли это печаль как следствие скоропостижной смерти близкого человека или как побочный эффект затяжной войны? Сможешь ли ты понести такую ответственность? — Зверь остановился и с прищуром вгляделся в покрасневшее человеческое лицо. — Стой, не отвечай. Я и так знаю. И по сей причине я предпочитаю иметь дело с эгоистами, а не с мягкотелыми болванами, как ты. Но теперь то, мальчик, ты освободишь меня.… — Феариус понизил голос до холодного шепота, обвил хвостом юношу и стал расти, расти…пока затылком не уперся в потолок. — Потому что иначе… не пощадит тебя проклятие существ телесных, будет боль твоя вечна, как и моя жизнь. Должно быть, ты посчитал меня подлецом, но я не таков. Прикажи, прикажи системе отпустить меня, и свое желание ты, как полагается, получишь. В любое время. Просто позови меня, когда будешь готов, и я перепишу твою судьбу. Скорее же, мальчик, пока боль не свела тебя с ума, дай мне уйти!
— Эдвард, отдайте приказ, и я лишу Феариуса способности двигаться, — напомнила ИИ, взлетев на ту же высоту, что и ее новый администратор.
— Не слушай компьютер! Слушай меня! Ты вернешь мне мою немощность, но не вернешь себе покой, — предупредил зверь.
— Я бы и без шантажа отпустил тебя! — воскликнул Эдвард из последних сил, и брызнули слезы, заструились по вискам в волосы, оттого что висел он вниз головой.
— Вранье! — обозлено прорычал Феариус, исполинские клыки цвета сажи щелкнули в непосредственной близости от того.
— Эдвард, отдайте приказ, — повторила Ида.
Лапа зверя стала подобна лопате, он ударил со всей мочи по белому шару, впечатал его в стену. ИИ на секунду побледнела, ее свет замигал, а браслет цепи, что не успел подстроиться под измененную конечность, распался надвое.
— Ида… — прохрипел Эдвард.
Тогда Феариус надавил на его слабость:
— Ты же не хочешь, чтобы я уничтожил твою круглую подружку, мальчик?
— Не… не трогай ее!
— Тогда прикажи ей меня отпустить!
И он приказал, мысленно раскаиваясь перед Евой. Какой же он глупец! Как он посмел обозвать Еву эгоисткой?
— Прости, Ида… — извинился Эдвард, когда зверь выбросил его. Он не отличил боли столкновения с землей от боли, что доставляло ему проклятье Феариуса, и лишь когда клеймо исчезло, на его боку и плече заныли синяки.
Феариус обернулся ягуаром и запрыгал по ступенькам винтовой лестницы наверх, к выходу из колодца. Но путь к золотому свету загородил белый шар.
— Скажи ей, чтобы она ушла с дороги! — закричал он, и «татуировка» на шее юноши вновь раскалилась до красна.
— Ида, отойди!
— Как прикажите, — помедлила та, но смиренно отступила в сторону.
Феариус превратился в кошку и вошел в лифт. Кевин проводил его глазами, но ничего не предпринял, самолюбиво начищая перья. А зверь с любопытством отметил прелесть размашистых крыльев и альбатросом вознесся в штормовое небо.
Вслепую, прихрамывая, Эдвард нащупал перила лестницы и стал подниматься. Ида безмолвно парила в метре от выхода. Не отрицая провинности, юноша также не обмолвился ни словом, понуро выковыляв из темноты. Золотая аркада тешила его взор, но не сердце.
Грохот задвигающейся плиты заставил его обернуться.
— Ида! — молебно воззвал он, но колодец уже закрылся. — Ида! — Юноша вскинул руки и начал стучать по многотонной плите, отчаянно роняя слезы. — Не бросай меня! Я виноват, знаю, но не бросай меня! Я дурак, дурак, дурак… Прости меня! Прости, что оскорбил Еву… Прости, Ида…
Миллионы лет Ида Ивнис сторожила узника. В чем же теперь цель ее служения? А ведь только это она и умела — служить. Ева, о, Ева… ИИ зависла над ослабшими цепями, что тянулись прямо из стен к низкому пьедесталу в центре, сделала круг, остановилась возле стены, и в белом свете ее ожили картины прошлого.
Треугольное лицо отдалилось от фокуса, и юная Ева улыбнулась в зубы. Волосы, туго собранные в хвост, прищепленные по всей длине блестящими бижутериями и полевыми цветами, извились, как змея, когда она резво вскочила на ноги.
— Ну вот и все! — хихикнула девушка. — Проверь системы, все работает?
— Проверка… Все системы в норме, — слышала Ида собственную речь.
— Визуальные локаторы не барахлят? Нет повреждений в оптоволокне? Как меня видно?
— Все системы исправны.
