нужно тебе что-то сказать… – Принц тоже был другим. Не таким, как раньше. Более человечным что ли… Не таким
инопланетным, а тревожным – не припомню, чтобы когда-либо видела Кинга тревожным.
– Что? – я шептала. Может он хочет сообщить что-то тайное, тогда лучше бы нас не услышали посторонние.
– Я видел, как Слейви хотел тебе помочь сбежать.
У меня похолодело внутри.
– Не бойся, я не выдам. Я тоже буду помогать. Ты же догадалась, что я здесь не хозяин? И не могу открыто тебя увести. Мы оба в плену. Нас заказали, и теперь очень скоро будет беда. Я хочу тебя спасти.
Мне припомнилось, как он уже «спас», когда предложил выкуп.
– Так ты что, не заплатил выкуп что ли? Что там произошло, кто меня в больницу-то отвёз? – я снова вспоминала давно, казалось бы, забытое. Эти вопросы давным-давно уже не прокручивались в голове. И это, вроде бы, уже не интересовало, я обрела покой.
И тут появился Кинг и – активировал всё обратно?
Во всяком случае, было очень похоже, что я просыпалась, и память возвращалась совместно с тревогами и опасением.
Я опять не знала: со мной Стивен или против.
– Кто я ему и кто он мне?
Боже мой! Я, кажется, летела в пропасть! Подхватит меня Стивен или нет?
Все ощущения вдруг обострились до предела.
Я даже почувствовала запах осенней прелой листвы снаружи! Через стены, окна, двери! У меня появился нюх, как у собаки! Или совы? Я его видела в темноте будто днём! Он волновался! Впервые я видела взволнованного Стивена!
Гос-с-с-поди! У меня голова закружилась, я едва не упала в обморок! А хотела – в его объятия! Хотела в объятия! Невообразимо! Этого просто не может быть!
Очумевшая в плену, недавно ползавшая на карачках наперегонки со свиньёй и сующая собственный рот в слякотную жижу, вымазанная в дерьме и многократно обрызганная поганой спермой гадкого урода… Плакавшая ночами, размазывая сопли, которые нечем вытереть, о собственную майку или матрас… Готовая прыгать на задних лапках, чтобы мне позволили урвать зубами кусочек обгрызенной курицы, – я хотела его объятий?
И это не сон?
Объятий короля – Кинга! Грязная униженная обезьянка?
И меня прорвало…
Я зарыдала, как ребёнок. Но – не вслух, – нет… Содрогалось – конвульсивно и почти предсмертно – проснувшееся моё нутро! А из глаз ручьём полилось горячее горе… Умирая от невообразимых эмоций, рыдало моё глупое тупое сердце! Никому не нужное – оно всё ещё жило… и плакало от счастья. А вдруг он снова меня полюбит!
Бабское сердце, это настоящая половая тряпка!
Тряпка, об которую можно вытирать самые позорно-грязные башмаки! Или сапожищи!
Стивен был в идеально чистых кожаных ботинках. Правда, не в парадных, а обычных, пригодных для прогулок. Может даже в тех самых, в каких был, когда мы познакомились в Париже. Когда я впервые признала попадание…
Сколько веков прошло с тех пор… Сколько веков?
И вот я снова его любила. Снова обожала Принца…
Он обнимал… плечи, спину… и плотнее прижимал к себе. Кружилась голова, за гранью сознания я качалась на волнах некоего неизвестного чувства, внутри собственного кокона меня грело солнце и пробуждало к жизни.
Мои щёки прижимались к его груди, приласкиваясь – поочерёдно, то одна, то другая, хотелось целовать его грудь, лизать, как собачка лижет руку хозяина… Но не осмелилась. Не могла себе позволить. Вдруг он побрезгует… Побрезгует павшей, обесчещенной и униженной, утерявшей себя… Я боялась проявить желание и только плавилась воском от его близости.
Но он не брезговал, он целовал. Лицо, мокрые от слёз глаза, руки, пальцы, ладошки.. Целовал шею, потом грудь, потом живот… ласкал и целовал, снова ласкал и целовал…
А потом я уже не различала – всё тело сделалось одной пещеристой зоной оголённых нервов. Я стала – тело внимающее ласку – так, как влагалище внимает мужское начало. Будто бы моя вагина расположилось наружно, поверх кожи – то есть физические ощущения не внутри, хотя и там тоже, но и снаружи, и – касание любой точки тела – наслаждало так, будто сотворило из меня сплошную женскую штучку… которую исследует мужской орган… прикасаясь легонечко, на что она трепещет от восторга и безграничного неслыханного наслаждения.
Что это было – я просто не поняла!
Это было какое-то чумовое соитие.
Позаботиться ещё и о его удовольствии мне даже на память не пришло. Меня не было. На месте его ласк оказалась Лю Лю-вагина, и я просто утонула в ощущениях, словно никогда и не жила.
А когда вернулась на землю, не знаю, через сколько времени, то Стивен сидел на кровати рядом. Не лежал, хотя он точно ложился, я могла в этом поклясться – по крайне мере на меня, но, вероятно, пока я была в забытьи – успел подняться, натянуть брюки и сесть рядом. С лежащей пластом Lyusiей, мало-помалу возвращавшейся из неслыханного триппа.
Вероятно, я впала в ещё одно изменённое состояние сознания, вернее состояние чувствования…
Но постепенно самочувствие восстановилось, чтобы соображать, и Стивен вернулся к прерванному разговору.
– Lyusiya, – снова проговорил космический пришелец, – мы со Слейви подготовим всё к твоему побегу. Ты же хочешь отсюда убежать? У тебя сын, ты должна бежать. Даже если не ради меня, я не уверен, сможем ли мы выбраться вместе… Во всяком случае, я тебя разыщу, когда выберусь. Ты только возвращайся домой, обязательно свяжись с сыном, ты ему нужна… Твоя повесть нужна твоему сыну.
Боже мой! – Стивен вспомнил про моего сына, мы почти никогда не говорили о детях, с чего он вдруг озаботился. Мой сын уже взрослый, мамочка ему больше не нужна.
Я никогда не была хорошей матерью. Скорее уж подружка, чем мать. Он знал тысячи моих секретов, моих слабостей или тревог – возможно, не знал силы, а слабости – даже и больше, чем их осталось с возрастом. Сын воспринимал меня такою, какой я была когда-то, когда мы путешествовали вместе.
Симпатяжка-беленькая коза – скакала по романтическим встречам, шо тот кузнечик по зелёной травке.
Выросший без отцовской любви – мальчик всегда хотел, чтобы хотя бы мать нашла своего Мужчину. Чтобы кузнечик остановился под каком-нибудь кустиком, в благостном теньке – отдыхать, вкушая наконец-то покойное мирное счастье.
Но я хотела любить, а не отдыхать. Или хотя бы какого-то материального комфорта жизни, чтобы не нуждаться в пахоте за ради крыши над головой, а отдаваться творчеству, которое заменило бы
