В дальнейшем султан и патриарх разработали совместно новый свод законов для греческого миллета. По словам Франдзиса, который, видимо, узнал о нем, еще будучи в неволе, Мехмед дал Геннадию письменный документ, обещавший ему личную неприкосновенность, освобождение от уплаты налогов, полную гарантию сохранения престола, полную свободу передвижения и право передачи этих привилегий своим преемникам на вечные времена; такие же привилегии были даны митрополитам и другим церковным сановникам, входящим в Священный синод. У нас нет оснований сомневаться в достоверности этой информации; впрочем, гарантия сохранения престола, разумеется, не отменяла права Священного синода сместить патриарха, объявив его избрание неканоничным, как это не раз имело место в Византии. Патриаршие хронисты следующего столетия утверждали, что в другом документе султан обещал Геннадию, что церковь будет законно взыскивать сборы за бракосочетания и похороны, что православные могут отмечать Пасху как праздник в течение трех дней и в эти дни им разрешается свобода передвижения и что отныне ни одна церковь не будет превращена в мечеть. Право церкви управлять христианской общиной, видимо, подразумевалось само собой, если судить по бератам, которые были выпущены турецкими властями в более поздние времена и утверждали избрание епископов с перечислением их обязанностей. Церковным судам было дано право слушать все дела православных, имеющие отношение к религии, включая брак и развод, завещание и опеку над малолетними. Всеми другими гражданскими делами православных занимались учрежденные патриархом светские суды. Только уголовные дела и дела, касающиеся также и мусульман, передавались в турецкие суды. Сама церковь не собирала налогов государству с греческих общин: это было обязанностью главы местной администрации. Однако от церкви могли потребовать применить угрозу отлучения или наложения каких-либо других религиозных санкций на христиан, которые не платили налогов или каким-либо иным образом не подчинялись законам государства. Духовенство освобождалось от уплаты налогов, но могло делать от своего имени вклады, которые номинально считались добровольными. Из христиан только ее представителям разрешалось носить бороды; кроме того, христиане должны были ходить в особой одежде и не имели права носить оружие. Порядок набора мальчиков для янычарских полков был сохранен[265].
В целом это были условия, которые мусульмане обычно предписывали завоеванным христианским общинам. Однако константинопольские греки получили одну особую уступку. Взывающие к жалости посланцы, поспешившие к султану с ключами от своих кварталов, когда он еще не вошел в завоеванный город, были вознаграждены за свою инициативу. Официально, по-видимому, только великий собор св. Софии был по приказу Султана-Завоевателя превращен в мечеть. Во всех других местах города, за исключением кварталов, попавших под особое покровительство — Петриона и Фанара, а также Студиона и Псамафии, христиане фактически лишились своих церквей, которые почти все были начисто разграблены и осквернены, а окружающие их кварталы опустошены. Было бы бесполезно пытаться восстанавливать и заново освящать их, даже если бы на это имелось разрешение. Но христианам было оставлено и так достаточно много храмов, значительно больше, чем могли ожидать многие оптимисты. Турецкие законоведы позднейших времен никак не могли понять, каким образом во взятом штурмом и разоренном городе мог сохраниться хоть какой-то храм.
Подобная ситуация устраивала Султана-Завоевателя, поскольку он решил отвести эти кварталы для проживания в Константинополе своих греческих подданных, которым требовались здания, где они могли бы молиться. Со временем, однако, его установления были забыты. Одна за другой старые церкви отбирались у христиан и превращались в мечети, пока к началу XVIII в. в их руках не осталось только три старых византийских храма: церковь, известная под именем св. Марии Монгольской, сохраненная специальным фирманом Султана-Завоевателя, выданным его любимому архитектору, греку Христодулосу, и две часовни, настолько крошечные, что их, должно быть, просто не заметили, — св. Димитрия Канаву и св. Георгия Кипарисского; все же остальные были вновь построенными зданиями очень скромного вида, чтобы не оскорблять взора победителей-мусульман[266].
Начало этому процессу положил сам патриарх Геннадий. Церковь св. Апостолов, отведенная ему Мехмедом, была в плачевном состоянии, и, для того чтобы привести ее в порядок, требовалось слишком много денег, даже если бы христианам вообще разрешили заново отделать такое большое здание. Район, в котором находился собор, был теперь населен турками, и им такое соседство было не по нутру. Однажды, вероятно летом 1454 г., на церковном дворе нашли труп турка. И хотя он без сомнений, был туда подброшен, это дало туркам повод открыто проявить свою враждебность. Геннадий благоразумно попросил разрешения перенести свою резиденцию. Собрав все хранившиеся в церкви сокровища и святыни, он перенес их в собор женского монастыря Паммакаристы в квартале Фанар. Монахинь переселили оттуда в здания, примыкающие к расположенной поблизости церкви св. Иоанна в Трулле, а Геннадий со своими приближенными перебрался в помещения монастыря. Паммакариста оставалась патриаршей церковью более ста лет. Султан-Завоеватель время от времени навещал здесь своего друга Геннадия, которого очень уважал.
Обычно султан не входил в саму церковь, опасаясь, как бы его чересчур ревнивые почитатели впоследствии не сочли это предлогом для того, чтобы отнять ее; они с Геннадием, как правило, беседовали в боковой часовне, чьи изумительные мозаики теперь возвращены миру. Они обсуждали проблемы политики и религии; по просьбе султана Геннадий написал для него короткий, составленный в мирном духе трактат, разъяснявший и защищавший положения, отличающими христианскую доктрину от ислама. Однако тактичность, проявленная султаном, не послужила добрым примером: в 1586 г. его потомок Мурад III отнял церковь у христиан и превратил ее в мечеть[267].
Между тем султан Мехмед стал подумывать о восстановлении Константинополя, запустение которого первоначально отталкивало его. Архитекторы султана продолжали работу над проектом большого дворца в Адрианополе, на острове в течении реки Марицы, задуманного как его главная резиденция. Однако вскоре он переменил свое решение. Ведь он был теперь наследником императоров и должен жить в их столице. В центральной, возвышенной части города, недалеко от того места, где сейчас расположен Университет, он соорудил для себя небольшой дворец и занялся планами строительства большого дворца на месте древнего Акрополя. Во всех его владениях турок поощряли переселяться в завоеванный город. Правительство оказывало им материальную помощь в строительстве домов и лавок. Грекам, оставшимся в городе, а также выкупленным пленникам, была гарантирована безопасность; они, видимо, тоже получали от государства какую-то помощь. Ряд аристократических византийских семей, которые в предшествовавшие катастрофе годы предпочли переселиться в провинцию, позволили уговорить себя вернуться, после того как им намекнули, что они будут пользоваться привилегиями, соответствующими их званию.
Однако для многих из них единственной «привилегией» оказалась тюрьма и даже смерть, с тем чтобы они не стали благодаря своей знатности лидерами каких-либо враждебных сил. Когда последние очаги греческой свободы были погашены, большинство их обитателей были насильно переселены в Константинополь. Пять тысяч семей переселили сюда из Трапезунда и соседних с ним городов. Среди переселенцев были не только представители аристократии, но также лавочники и ремесленники, в том числе каменщики, принявшие участие в строительстве новых домов, рынков, дворцов и укреплений. Затем, по мере того как в город возвращалось спокойствие, а с ним и благосостояние, все большее число греков приезжало сюда уже по своей собственной воле, чтобы воспользоваться возможностями, которые этот великолепный возрожденный город снова открывал для купцов и ремесленников. Вслед за греками поспешили особенно поощряемые султаном армяне, соперники греков в их стремлении доминировать в коммерческой и финансовой жизни города, а вместе с ними и множество полных не меньших вожделений и амбиций евреев. Турки тоже продолжали наводнять город, чтобы насладиться прелестями столицы, которую они завоевали[268].
Задолго до своей смерти в 1481 г. султан Мехмед мог с гордостью взирать на новый Константинополь — город, в котором каждый день появлялись новые здания, шумели базары, оживленно работали мастерские. С момента завоевания население Константинополя увеличилось в четыре раза, а в течение следующего столетия оно превысило полмиллиона[269]. Уничтожив древнюю гибнувшую столицу византийских императоров и на ее месте создав новую блестящую столицу, он хотел, чтобы его подданные любой веры и национальности жили в ней вместе в мире и благополучии.
