— Бомба! — воскликнули они в один голос.
— Того не легче, — сказала Катерина. — А знаете, может быть, он прав. Они могли привязать Элиа к бомбе, которая должна была взорваться в определенное время.
— И что с ней стало?
— Какая бомба?
— Главное, ранен он или нет? Никто не говорит ничего определенного. — Шумная дискуссия, продолжавшаяся полночи, грозила возобновиться в моей комнате.
— Послушайте, — сказал я, — уходите, все до единого. Идите и митингуйте, если вам так хочется. Я не студент. Я служащий.
— Шпион, — предположил Джино. — Вы здесь меньше недели, а посмотрите, сколько всего произошло!
Смех, с которым были встречены его слова, звучал не слишком дружно. В нем слышался призвук сомнения. Катерина нетерпеливо повернулась и стала выталкивать своих приятелей из комнаты.
— Оставьте его в покое, — сказала она. — Что проку? Ему все равно. — Затем, давая мне последний шанс, сказала через плечо: — Цель нашей демонстрации перед домом профессора Элиа в том, чтобы заставить его показаться нам. Если мы убедимся, что с ним все в порядке, то вернемся на занятия.
Несколько минут спустя я услышал, что они выходят из дома. Раздался знакомый треск мотороллеров, кажется, они принадлежали Джино и Джерардо. Стоя у окна, я наблюдал, как они исчезают в конце улицы, затем перевел взгляд на второй этаж дома номер 5. Ставни были распахнуты, окно открыто. Карла Распа начала свой день.
Когда я спустился выпить кофе, синьор Сильвани заканчивал завтрак и сразу спросил, известно ли мне про события вчерашнего вечера. Я сказал ему, что был недалеко от пьяцца дель Дука Карло и видел толпу.
— Мы знаем лишь то, о чем рассказывала наша молодежь, — сказал он, — но мне это не нравится. Розыгрыши у нас случались и раньше, такое бывает в любом университете, но то, что творится сейчас, слишком жестоко. Это правда, что профессора Элиа измазали дегтем и обваляли в пуху?
— Не знаю, — сказал я. — Не видел.
— Узнаю обо всем в префектуре, — сказал он. — Если вчера вечером случилось что-нибудь серьезное, на ближайшие несколько дней в Руффано стянут дополнительные отряды полиции. В день фестиваля хлопот и так не оберешься, а тут еще эти демонстрации.
Я огляделся, ища глазами утреннюю газету, но ничего не увидел. Возможно, она на кухне или ее еще не принесли. Я допил кофе и пошел на пьяцца делла Вита купить газету. В воздухе царила напряженная атмосфера. Площадь была запружена ранними покупателями и неизменными группами безработных, которые, не по своей воле, но по необходимости придаваясь праздности, приходят в центр города, чтобы стоять и глазеть по сторонам. Повсюду были студенты. Они разговаривали, спорили, целый поток их направлялся в сторону пьяцца дель Дука Карло. Слухи перелетали с холма на холм и, концентрируясь на небольшом замкнутом пространстве пьяцца делла Вита, висели над ней, как пар над кипящим котлом.
Коммунисты собирались взорвать университет…
Фашисты собирались захватить муниципалитет…
Гости, собравшиеся на званый обед в отеле «Панорама», отравлены… Частные резиденции деканов факультетов взломаны и обокрадены. Римский маньяк, который убил в столице одну из жительниц Руффано, несчастную Марту Зампини, сейчас разгуливает по самому Руффано и совершил покушение на профессора Элиа…
Я купил газету. В ней не было ничего про вчерашнее событие и буквально несколько слов посвящалось убийству. Вор по-прежнему содержится в Риме под стражей, полиция повсеместно проводит дознание. Повсеместно… Значит ли это, что и в Руффано тоже?
Часть толпы со стороны виа деи Мартири пришла в движение. Люди расступались по сторонам, пропуская священника и псаломщика, за которыми четверо мужчин несли скрытый покровом гроб. Шествие замыкали провожающие: мужчина с сильно косящими глазами и тяжело опирающаяся на его руку женщина под густой вуалью. Они пересекли площадь и вошли в церковь Сан Чиприано. Толпа сомкнулась за ними. Словно во сне, я тоже вошел в церковь и остановился среди горожан, которые пришли сюда из чистого любопытства. Я дождался первых слов: «Requem eaternam dona eis Domine et lux perpetua luceat eis». Затем повернулся и вышел.
Проталкиваясь в дверь, я увидел человека, стоявшего рядом со столом, за которым продают свечи. Он наблюдал за толпой, и его взгляд упал на меня. Мне показалось, что я узнал его, и по его взгляду я понял, что он меня тоже. Это был один из полицейских, который в Риме записывал показания английских туристок. Сегодня он был в гражданском костюме.
Я сбежал по ступеням паперти и бросился на пьяцца делла Вита. Затем метнулся на виа дель Театро и поднялся по высокому склону под стенами герцогского дворца. Повинуясь инстинкту, я всю дорогу бежал. Тот же инстинкт побудил меня выбрать кружной путь. Если полицейский узнал во мне групповода, который в Риме вызвался дать показания по поводу убитой женщины, он непременно вспомнит, что этот самый групповод направлялся с группой туристов в Неаполь, и задастся вопросом, что делает он в Руффано? Телефонный звонок в «Саншайн Турз», короткий разговор с римской или генуэзской конторой, и он узнает, что Армино Фаббио попросил освободить его от поездки в Неаполь и сейчас направляется на север с герром Туртманом и его женой.
Не приходилось сомневаться, что этим информация не ограничится: ему сообщат, что групповод бросил герра Туртмана в Руффано и с тех пор о нем ничего не слышали.
Я огляделся. Возможно, полицейский за мной не последовал. Или мне удалось от него оторваться. Прохожие, покупатели, студенты шли по пьяцца Маджоре по своим законопослушным делам. Я вошел в собор через боковую дверь, прошел мимо алтаря и, выйдя с противоположной стороны, оказался прямо напротив герцогского дворца. Через минуту я уже пересек двор и подходил к библиотеке. Только теперь, остановившись перевести дух, я осознал, что действовал под влиянием глупого страха. Это мог быть вовсе не тот полицейский. А если и тот, то совсем не обязательно, что он меня узнал. Мое поведение было классическим примером поведения виновного. Пока я стоял, вытирая платком пот со лба, двери библиотеки распахнулись и в них показался Тони с еще одним помощником. Они несли ящик с книгами.
— Привет! Кто за вами гнался?
Вопрос был в самую точку. Задетый любопытством Тони, я сунул платок в карман.
— Никто, — сказал я. — Просто меня задержали в городе.
— Что там творится? Они объявили забастовку? Устроили демонстрацию? — спросили они в один голос.
Я был так занят мыслями о предполагаемом полицейском, что не сразу понял.
— Забастовку? Кто? — сказал я.
Тони в отчаянии возвел глаза к небу.
— Вы что, с луны свалились? — осведомился он. — Или вам неизвестно, что вчерашние события на пьяцца дель Дука Карло взбудоражили весь Руффано?
— Говорят, коммунисты захватили профессора Элиа, — сказал спутник Тони, — и хотели разбить ему голову. Фосси распорядился перевезти отсюда все, что можно, в новое здание на случай, если они попытаются поджечь дворец.
Они медленно понесли ящик через двор. Я вошел в библиотеку и застал там невообразимый беспорядок. На полу стояли высокие стопки книг, а Джузеппе Фосси и синьорина Катти без всякого разбора сваливали книги еще в один ящик. При виде меня он поднял покрытое испариной лицо и разразился упреками. Затем отослал секретаршу со стопкой книг в другой конец библиотеки и шепнул мне на ухо:
— Слышали, что они сотворили с профессором Элиа?
— Нет, — ответил я.
— Оскопили! — прошипел он. — Я узнал об этом из первых рук, от одного из приглашенных на вчерашний обед. Говорят, врачи всю ночь старались спасти ему жизнь. Могут быть и другие жертвы.
— Синьор Фосси, — начал я, — уверен, что ничего подобного…
Мотнув головой в сторону секретарши, он призвал меня к молчанию.
— Они ни перед чем не остановятся, ни перед чем, — сказал он. — Никто из занимающих более или менее высокое положение не может чувствовать себя в безопасности.
Я пробормотал что-то о защите со стороны полиции.
— Полиция? — почти взвизгнул он. — Бесполезно! Они обеспечат безопасность руководства. А костяку университета, людям, которые тянут всю работу придется самим о себе позаботиться.
Все мои попытки успокоить его пропали даром. Серый от утомления после бессонной ночи, синьор Фосси сел на один из пустых ящиков и стал смотреть, как я укладываю книги в другой. Интересно, кто из нас больший трус — он, совершенно расклеившийся из-за ложных слухов, или я из-за встречи в Сан Чиприано.
Мы работали без перерыва. Тони принес нам из университетского кафе бутерброды и кофе. Новости, которые он сообщил, немного успокаивали. Студенты Э.К. отменили забастовку и присутствовали на утренних занятиях. Профессор Элиа допустил в свой дом депутацию и принял ее в халате. Он заверил посетителей, что все в порядке. Он не получил никаких телесных повреждений. От дальнейших комментариев он воздержался, но умолял студентов ради него посещать лекции. Они и думать не должны о мести другим факультетам университета.
