Кровати в гнезде разврата имелись в каждом помещении, так что я в ожидании завершения Алкиных трудов прикорнула поблизости, на просторном, как палуба авианосца, ложе. Часа через полтора подружка разбудила меня, чтобы сообщить, что ей удалось методом мелкой информационной фильтрации отсеять почти всех случайных однофамильцев.
– Достаточно крупных кубанских бизнесменов по имени Андрей Попов у нас осталось всего два: лесозаготовитель и генеральный директор компании «Дриада», – доложила усталая, но довольная Алка. – Я даже не исключаю, что это один и тот же Попов. Дриада – это, если я не ошибаюсь, какая-то древесная живность?
– Лесная дева из «Мифов Древней Греции», – подтвердила я, подумав, что надо бы уточнить у мамули, можно ли древесную нимфу считать живностью. Или она уже ближе к нежити?
– Во-от, лесная дева! – обрадовалась Трошкина. – Смотри, там лесозаготовки, тут – компания с названием по древесной части! Явно просматривается тот же самый профиль!
– А фас? В чем разница между двумя Поповыми?
– Разница главным образом во времени и еще в месте приложения делового таланта, – объяснила подружка. – Лесозаготовитель Попов реализует себя в Апшеронском районе, а Попов-директор – в столице края. Причем упоминания о провинциальном Попове появились в местных СМИ раньше, а второй относительно недавно проклюнулся. Да и размах у них, насколько я поняла, разный – второй Попов заметно круче будет, он иной раз и на федеральном уровне звучит.
– Значит, второй Попов и есть наш, – я зевнула. – Он точно крутышка, раз водит знакомство с самим королем южнороссийского леса!
– Король леса? Это еще кто такой? – заинтересовалась Трошкина, которая обожает волшебные сказки и до сих пор хранит на полочке куклу Барби, любовно наряженную принцессой.
Я не смогла ей ответить, и любознательная Алка снова нырнула в Интернет, откуда вылезла спустя полчаса, – я успела снова прикорнуть.
– Король южнороссийского леса – это неофициальное звание Балабона Виктора Васильевича, – сообщила она.
Очень хотелось мне послать ее вместе с Виктором Васильевичем Балабоном куда подальше в лес, но мой внутренний голос успел удивиться:
– Его фамилия не Павелецкий? – И я проснулась.
– А почему, собственно, он должен быть Павелецким? – с претензией спросила Алка. – Хотя Павелецкий мне нравится гораздо больше, чем Балабон, звучит намного приятнее.
И она замечталась, явно оценивая степень приятности сочетания двух вышеупомянутых фамилий с одним, безусловно, красивым именем Алла.
– Действительно, почему? – согласилась я, тоже погружаясь в задумчивость.
С чего я решила, что «король русского леса» приходился покойной Дашеньке законным супругом?
– Законными супругами как раз так просто не разбрасываются, не меняют их на незнакомых красавчиков по курсу «один к одному», – пробормотала я.
– Вот, кстати! – Трошкина отвлеклась от фантазий. – Насчет супруг, которые меняются! Знаешь, почему я все-таки сомневаюсь, один у нас Попов или два разных? У этих мужиков жены совсем непохожие, просто небо и земля! У апшеронского Попова такая приличная дама, не знаю, как зовут, в заметках о ней говорится вскользь и как-то безлично. Она отличается любовью к искусству и тягой к благотворительности. А у екатеринодарского Попова просто гулящая баба какая-то!
– Алка, о мертвых плохо не говорят, – укоризненно сказала я. – И вообще, это у тебя личное...
– Думаешь, я к ней несправедлива? – мигом окрысилась Трошкина. – Хочешь сказать, я взъелась на Машеньку из-за ее интрижки с твоим драгоценным братцем? Да как бы не так! Таких интрижек у этой мадам было воз и маленькая тележка!
– Откуда знаешь? – удивилась я.
– Да местный Интернет гудит в связи с ее смертью, это же в светских кругах самая жареная новость! На форуме покойнице все косточки перемыли, все ей припомнили: и череду любовников – не меньше десяти за полгода, и бесконечные скандальные выходки. Ты не знаешь, так я тебе скажу: разлюбезная супруга Андрея Попова была развратницей, психопаткой, алкоголичкой и наркоманкой! Вот с кем валандался твой беспутный братишка!
– Заливаешь! – ахнула я.
– Если я преувеличиваю, то самую малость. – Прокричавшись, Трошкина заговорила спокойнее: – Факт есть факт: Зямина милая Машенька вела очень бурную жизнь и умерла от передозировки наркотика.
– Это плохо, – пробормотала я, имея в виду не столько характер смерти Машеньки, сколько образ жизни Зямы.
Эх, догуляется он однажды до таких проблем, в сравнении с которыми третья ступень супермаркета покажется ясельной группой детского садика! Может, пора уже помочь братишке жениться и остепениться?
Я поделилась этой свежей мыслью с подружкой. Она горячо ее одобрила и даже выразила желание оказать мне всемерную поддержку вплоть до полного самопожертвования. Я поняла, что Трошкина созрела для матримониального подвига, и восхитилась ее героизмом – сама-то я никак не заставлю себя ответить согласием на настойчивое предложение Дениса Кулебякина.
Впрочем, в Алкином случае все было сложнее. Зяма хотя и тянулся к Трошкиной, как побитый бурей корабль в тихую гавань, но о браке упорно не заговаривал и всякий раз, залатав пробоины и починив такелаж, вновь устремлялся по морям, по волнам на поиски приключений.
– Ты не представляешь, как я от этого устала! – роняя слезы на клавиатуру, пожаловалась подружка. – Я бы и рада поставить точку, но этот негодяй, твой брат, не дает! Всякий раз, когда мы расстаемся, я клянусь забыть его навсегда, а потом он снова приходит, просит прощения и клянется вечно любить меня одну...
– И ты ему веришь? – Я вздохнула и изменила кровному родству ради женской дружбы:
– Гони ты его, Алка!
– В последний раз чуть было не погнала, – с сожалением сказала Трошкина. – Сказала – не открою, и хоть ты тресни! Так он, зараза, что сделал? Свою побитую морду к дверному глазку прислонил, чтобы я синяки-то разглядела, и давай шептать слабым голосом умирающего бойца: «Воды, сестрица, воды... Брось меня, брось, не донесешь... А в плен фашистам я не сдамся!»
Я представила себе эту сцену и не удержалась, хмыкнула.
– Дура я, конечно! – злясь и на меня, и на себя, сказала Алка. – Сдалась, как в плен фашистам! А ведь полгода продержалась, ты представляешь? Полгода! Не месяц, не два – целых полгода!
И вот это простое слово – полгода – вдруг царапнуло мне мозг и застряло в нем занозой!
– Полгода, говоришь? – с нажимом повторила я.
– Ну, может, чуть меньше, пять месяцев с небольшим, – уточнила Трошкина, смущенная моей настойчивостью. – А что?
– А то, что стоматологи «Мегадента» лечили Машеньку как раз полгода, – все более живо ответствовала я. – И тот парикмахерский конфликт, из-за которого Сигуркину поперли из высоких кругов, случился с полгода назад! И романы гулящей Марии Федоровны досужие сплетники упоминают в пересчете на полгода! Как, по-твоему, делать полугодовой отчет о личной жизни – это нормально?
Алка крякнула. Я сообразила, что свой собственный полугодовой отчет подружка представила мне минуту назад, и махнула рукой:
– Да не о тебе речь! Вот ты говорила, екатеринодарский Попов на публике появился позже, чем апшеронский. А когда именно?
Трошкина озадаченно моргнула, повернулась к компьютеру и забормотала:
– Так, в сентябре апшеронский Попов на выставке деревообработчиков выступал, в октябре он же толкал речь на местном телевидении, в ноябре никаких Поповых в СМИ вообще не видно, хоть шаром покати, в декабре тоже пусто, и только в январе в связи с открытием нового грузового терминала в Туапсинском морском порту упоминается Попов-второй.
– Как упоминается?
– Как руководитель молодой, но перспективной компании «Дри... „Точно! Андрей Попов со своей «Дриадой“ объявился в нашем городе примерно полгода назад! – Трошкина наконец уловила ход моих мыслей и на радостях даже расщедрилась на комплимент. – Кузнецова, не понимаю, почему ты хватала тройки по алгебре? У тебя же аналитический ум!
– У тебя тоже, да еще какой, – я вернула доброе слово с довеском. – Но все ли ты понимаешь? Смотри, Попов-первый с полгода назад свернул средний бизнес в провинции и укрупнил его уже в столице края. То есть предприниматель перебрался в Екатеринодар, и тут вдруг его тихая, благонравная жена, о которой до сих пор мало кто слышал, превратилась в разудалую тетку с порочными наклонностями, которые формируются не за пару дней.
– Ночей! – скрипнув зубами, поправила злопамятная Алка.
– Думаешь, чистую, как монашка, мадам Попову, не имеющую иммунитета к греховным страстям, стремительно развратил большой город? – Я продолжала вдохновенно витийствовать. – Возможно, конечно, и такое, но...
– Но также возможно, что Мария Федоровна Попова еще полгода назад была в буквальном смысле другим человеком! – закончила за меня подружка.
